Собрание сочинений. Том 3. Жак. Мопра. Орас

LXXXV

От господина Бореля — капитану Жану

Серизи

Дорогой друг, вам придется тотчас же поехать в Тур к Жаку, заменить меня в качестве секунданта, так как нынче вечером он еще раз дерется на дуэли. Я не могу быть его секундантом и даже не в силах добраться до вас и лично передать вам свои обязанности: у меня столь основательный приступ подагры, что я не в состоянии проехать одну милю в экипаже. А Жак прислал за мной. Поезжайте сейчас же проселочными дорогами, принесите ему мои извинения и предложите свои услуги — в таких случаях они обязательны, отказывать нельзя. Постараюсь в двух словах изложить суть дела. Едва отдохнув после вчерашней дуэли, на которой он уложил Лорена (упокой, Господи, его душу!), Жак, как ни в чем не бывало, направляется в кофейню и там, держась с ледяной холодностью, которая, как вы знаете, всегда скрывает у него сильнейший гнев, курит трубку и попивает кофе в присутствии сотни молодых и старых усачей, рассматривающих его с вполне понятным любопытством. Молодые офицеры, разыгравшие известный вам фарс с участием любовника его жены, почли себя оскорбленными его присутствием и выражением его лица, — во всяком случае, они увидели в этом браваду; они нарочно стали громко говорить об обманутых мужьях, и за соседним столиком прозвучало слово, отнюдь не лестное для Жака. Он сохранял бесстрастное спокойствие; тогда они заговорили о его жене яснее, а в конце концов охарактеризовали ее так хорошо, что Жак поднялся и сказал: «Это ложь» — таким тоном, словно заявил: «Я к вашим услугам». Двое из этих господ, говорившие в последнюю очередь, встали и осведомились, кому он адресовал свое опровержение.

— Вам обоим, — ответил Жал. — Пусть тот, кто пожелает первым потребовать от меня удовлетворения, назовет свое имя.

— Я Филипп де Мюнк. Встретимся завтра, в какой вам угодно час, — сказал один из них.

— Нет, прошу вас перенести встречу на сегодняшний вечер. Ведь вас двое, и завтра мне надо еще успеть объясниться с вашим приятелем, прежде чем полиция помешает мне.

— Вы правы, — ответил господин де Мюнк. — Нынче вечером в шесть часов. На саблях.

— На саблях? Хорошо, — согласился Жак.

Как видите, это дело ни в коем случае нельзя уладить.

Два часа спустя я получил от него письмо с просьбой еще раз быть его секундантом; но как раз вчера, в росистый вечер, на дуэли Жака с Лореном я и почувствовал очередной приступ подагры, а может быть, на меня немного подействовало волнение, охватившее меня, когда упал этот бедняга Лорен. Смерть его не великая потеря, но он долгонько жил возле нас, дожил до седых волос, а мы уже не в том возрасте, когда смотришь на сраженного товарища спокойно, как на орех, свалившийся с ветки. Жак, право, удивительное существо! Вот вам ясное доказательство, что человек меняется только внешне. Дерево лишь обновляет кору, и Жак ныне такой же, каким мы его знали двадцать лет назад. Теперь уж не посмеют сказать: «Посмотрите, как обабились старые вояки. Жены обводят их вокруг пальца! Вон тот в молодости дрался на дуэли из-за карандашного наброска, а теперь молча позволяет позорить себя». Честное слово, я и сам это говорил, и положение Жака так меня беспокоило, что позавчера, за час до того, как я узнал о его приезде в Тур, я видел его во сне и, проснувшись, кричал, как говорит моя жена: «Жак! Жак! Что с тобой сталось?». Но отважный человек всегда возьмется за ум. Будем надеяться, что, покончив с этими дуэлями, он поедет и ухлопает любовника своей жены; дайте ему почувствовать, что он должен это сделать, что без этого все его теперешние сражения ни к чему не ведут. Поворачивайтесь побыстрее. Наш префект — славный малый и на дуэли смотрит сквозь пальцы, однако же три поединка за три дня — это больше, чем допускается уставом, и может случиться, что после второй дуэли Жак будет арестован. Поторапливайтесь. Пришлите мне с нарочным письмо нынче вечером, когда Жак покончит с господином де Мюнком… Я просто в бешенстве оттого, что не могу при этом присутствовать. Право, я предпочел бы потерять руку, чем видеть, что Жак спасовал.