Следы на песке

Глава седьмая

Херонсмид в конце мая сиял серебром и золотом, отблесками болотистой низины и близкого моря, Поппи весь день работала в саду. Она подвязывала кусты малины, когда услышала, как кто-то открывает калитку.

Поппи подняла голову и увидела дочь.

— Фейт, — выдохнула она. Ей хотелось заплакать, но она сморгнула слезы, чтобы Фейт не заметила, и протянула руки навстречу дочери. — Фейт, какая радость. Почему же ты мне не сообщила, что приедешь?

— Я до вчерашнего дня сама не знала, отпустят меня или нет, так что не успела написать.

— Ты надолго?

— На неделю.

Поппи слегка отстранила дочь и оглядела ее с ног до головы. Она подумала, что в свои двадцать лет Фейт еще не вполне избавилась от подростковой неуклюжести и угловатости, но вид у нее не по возрасту изможденный, а под глазами темные круги.

— Родная, как же ты исхудала!

— Я здорова, ма. Просто очень устала.

Они пошли в дом. Наливая в чайник воду, Поппи услышала вопрос Фейт:

— А где отец?

Она в недоумении уставилась на дочь.

— В Лондоне. Я думала, он живет у тебя.

— Я его не видела уже очень давно. Наверное, он у Бруно Гейджа.

Поппи поставила на стол чашки и блюдца.

— Тебе без него одиноко? — озабоченно спросила Фейт.

Впечатление было такое, что Поппи за это время разучилась улыбаться. Уголки ее губ дернулись в искусственной улыбке, которая скорее напоминала гримасу. Впрочем, она ответила честно:

— Без него здесь гораздо спокойнее. Ральф считает Херонсмид скучной дырой, но я его полюбила. Здесь замечательная почва. Прежде, где бы мы ни странствовали, у меня в садах были только камни да пыль. А тут я бросаю семена и чуть ли не на следующий день вижу всходы. — Поппи поглядела в окно, туда, где лежали поля и на соленых болотах покачивался камыш. — Плохо только, что до моря не добраться, — добавила она. — Из-за колючей проволоки. Мне иногда снится, Фейт, что я бегу босиком по песчаному пляжу.

Конечно, Поппи не сказала Фейт всего. Есть вещи, которые с дочерьми не обсуждают. Не могла же она, например, признаться, что подозревает, что Ральф завел любовницу.

Приехав в Херонсмид год назад, Поппи здесь быстро освоилась. Все, что Ральфу было ненавистно, ей нравилось. Однообразие и уединенность были для нее как лекарство. Она осознала, что у нее пропала всякая тяга к странствиям и исчезла страсть к приключениям. Похоже, последнее ужасное путешествие из Франции в Англию окончательно лишило Поппи остатков юношеской неугомонности. Она полюбила просторное небо Норфолка, бурлящие топи болот, неизменность пейзажа. Она полюбила маленький домик, облицованный твердым камнем, и сад, обнесенный высокой стеной, которая защищала растения от северного ветра: он напоминал ей сад в Ла-Руйи. Переезд в Англию Ральф воспринимал как поражение; для Поппи это было возвращение домой.

Деревенские жители, замкнутые и недалекие, поначалу глядели на Мальгрейвов с подозрением. Поппи догадывалась, о чем шепчутся люди за тюлевыми занавесками, которые отдергивались, когда они с Ральфом проходили мимо. Одежда Ральфа, подозрительно чужеземная; его привычка распевать во все горло в ванной при открытом окне, причем не на английском языке (в основном на французском и итальянском, но для жителей деревни все иностранные языки были одинаково отвратительны); непринужденность, с которой он ругался, и тоже на нескольких языках, — все это отнюдь не способствовало радушному приему. В сентябре сорокового, когда все жили в страхе перед вторжением вражеских войск, к Мальгрейвам заявился полисмен. Его привели, как сразу сообразила Поппи, злобные сплетни; она рассеяла опасения офицера с помощью чая и того чисто английского обаяния, которым еще умела, если в том возникала необходимость, пользоваться. Полицейский ушел, и с тех пор Мальгрейвам больше не докучали.

Ральф не особо стремился завязывать знакомства в деревне — наоборот, всячески этого избегал, — зато Поппи в последнее время старалась завести друзей. Она взяла себе за правило останавливаться и беседовать с прохожими и даже вступила в «Женский институт».[36] Один раз она сходила в церковь, но это вызвало такой град насмешек со стороны Ральфа, что на второе посещение она уже не отважилась. Теперь Поппи осознала, как несчастлива была в последние несколько лет, и поняла, что после того как умер ее младенец, ей надо было вернуться на родину. Поппи частенько думала, что была бы даже счастлива, если бы не война и если бы не Ральф.

От войны Поппи тошнило. Она никогда не слушала сводок и старалась не читать заголовки в газетах. Ей было невыносимо думать о том, что сейчас творится во Франции, Италии или Греции. Во всех этих странах у нее были друзья. Убегая из Франции в 1940 году, она узнала, что такое страх. Самым ярким и самым жутким воспоминанием этого бегства был ужас, охвативший ее при мысли, что они будут вынуждены бросить Джейка. И сейчас, когда она слышала далекий гул самолетов, несущих бомбы прибрежным городам Норфолка, этот ужас снова к ней возвращался. Когда немецкие самолеты проносились над домом, Ральф выбегал в сад и грозил им кулаком, но Поппи, дрожа от страха, забивалась в самый дальний угол. Она благодарила Бога, что Джейка не взяли в действующую армию, а Николь так удачно вышла замуж. Она беспокоилась за Фейт, живущую в Лондоне, но меньше, чем беспокоилась бы за Николь или Джейка при тех же обстоятельствах. Фейт всегда была здравомыслящей девочкой.

Когда Ральф в первый раз отправился в Лондон, Поппи вздохнула с облегчением. Она уже стала бояться дня, когда Ральф скажет ей, что пора собирать вещи и уезжать из Херонсмида. Конечно, Поппи скучала по Ральфу, и без него дом представлялся ей пугающе тихим, однако она надеялась, что он до некоторой степени возвратит себе душевное равновесие, что Лондон обеспечит ему именно то общество, в котором Ральф так нуждается, и он будет возвращаться к ней хотя бы на время умиротворенным. Но краткие визиты в столицу делали его только еще неугомоннее. Каждая следующая поездка была длиннее, чем предыдущая, а перерывы между ними, когда Ральф жил в Херон-смиде, становились все короче. Во время своих приездов домой он бывал раздражительным и у него постоянно менялось настроение. Казалось, он не знает, чем заполнить дни. Он всегда ненавидел бывать один, а тут вдруг завел привычку по вечерам подолгу гулять в одиночестве. И впервые, с тех пор как они с Поппи познакомились, он не строил грандиозных планов, как бы семье Мальгрейвов разбогатеть.

В марте Ральф предложил Поппи перебраться в Лондон. «Можно поселиться в доме у Фейт, — сказал он: — поскольку Джейк там больше не живет, свободных комнат полно». Поппи ответила отказом. Ей казалось, что это сумасшествие — взять и прямо сейчас переехать в Лондон, а кроме того, ей было хорошо в Херонсмиде. К ее изумлению, Ральф не стал настаивать. Он только пожал плечами, сказал: «Как хочешь», — и отправился на очередную прогулку. Тогда Поппи еще не понимала, какие последствия вызовет ее отказ уехать из Херонсмида.

Поппи списывала угрюмость и раздражительность Ральфа на то, что он вынужден жить в ненавистной ему стране. До тех пор пока месяц назад не нашла эту записку. В тот день внезапно полил сильный дождь. Поппи кинулась спасать сохнущее на веревке белье и схватила первое попавшееся под руку пальто. Это оказалось старое черное пальто Ральфа. Выбегая в сад, она непроизвольно сунула руки в карманы и нащупала смятый клочок бумаги. Поппи развернула его, ожидая увидеть… ну, например, рецепт. Или театральный билет. Но уж никак не любовную записку.

Она помнила, как стояла в саду, и дождь размывал синие буквы. Через пару минут уже нельзя было прочесть ни слова. Но каждое из них она запомнила навсегда.

«Милый Ральф — ты еще по мне не соскучился? Л.»

Первой ее мыслью было — как все это банально. Любовная записка в кармане пальто. Как заурядно. И это Ральф, который гордился своей оригинальностью!.. Потом, когда душевная боль начала нарастать, она попыталась убедить себя в том, что ошибается. Что это записка от приятеля. Что в ней нет ничего компрометирующего. Но ей это не удалось. «Милый Ральф — ты еще по мне не соскучился? Л.». Сколько надменности, подумалось ей, в этих восьми словах, сколько самонадеянности. Теперь Поппи взглянула на поведение Ральфа по-новому и увидела: то, что она принимала за недовольство окружением, в котором ему приходится жить, на самом деле было нетерпением влюбленного. Ненавидя себя за то, что делает это, и Ральфа — за то, что он вынуждает ее это делать, Поппи как-то раз проследила за ним во время его вечерней прогулки. Он направился к телефонной будке на другом конце деревни. Он разговаривал больше часа. И Поппи догадалась, с кем он говорил, — с Л.

У Ральфа и в прошлом бывали романы, всегда с кем-нибудь из Квартиранток. В первый раз это случилось после рождения Николь, когда Поппи болела и у них совсем не было денег. Потом, в тридцать седьмом, когда они уехали из Испании, была Луиза. Поппи смогла припомнить еще пару случаев. Эти романы длились самое большее пару недель, пока Поппи не отправляла девицу паковать вещи, а Ральф не начинал умолять ее о прощении. Она прощала его, потому что понимала: эти женщины ничего не значат для Ральфа и они нужны ему, только чтобы поддерживать его самолюбие в трудные времена.

Но теперь все было иначе. На сей раз он влюбился. Это было ясно видно по его отрешенности, по тому, как он не находил себе места в разлуке с этой неизвестной Л. Постоянные перепады в его настроении, от эйфории до черного отчаяния, говорили о том же.

И на этот раз Поппи страдала. Посмотрев в зеркало, она убедилась, что выглядит на все свои сорок два года, и с горечью подумала, что еще несколько лет назад перешла границу среднего возраста. Ее золотистые волосы уже припорошены серебром, а годы жизни под южным солнцем не лучшим образом отразились на нежной коже англичанки. Когда тебе сорок два, в этом мало приятного. Она быстро устает, и у нее часто болит голова. Ее организм уже никогда полностью не оправится от последних преждевременных родов. Дети разъехались, и остается лишь тосковать по ним, вспоминая те теплые солнечные дни, когда они были еще совсем крошками. Поппи представила себе Л. — молодую, красивую, с упругим телом, еще не испорченным беременностями.

В самые тяжелые моменты Поппи спрашивала себя, что будет, если она умрет? Станет ли кто-то действительно тосковать по ней? Все, с кем она была дружна, теперь далеко, у детей — своя жизнь, Ральф влюбился в другую, а сестры… Она слишком долго была вдали от Англии, чтобы между ними сохранилась какая-то близость. Поппи подумывала о том, чтобы уличить Ральфа в неверности, но потом отказалась от этой мысли. Она уже не была уверена, что он, как раньше, попросит у нее прощения.

Джонни Деллер, канадский летчик, взял в аренду три весельные лодки. Николь не представляла себе, где он их откопал, но у Джонни был талант доставать даже то, что вообще невозможно было достать, например, шоколад или нейлоновые чулки. Утром они отправились кататься по Эйвону. Николь затеяла гонки и сама села в лодку к Тьери шкипером. Она сидела на коленках на носу лодки, держа под мышкой Минни, и, давясь смехом, выкрикивала «раз, два, раз, два», задавая темп гребцу. Заросшие осокой берега стремительно проносились мимо. Победил Джонни, и Николь увенчала его короной из кувшинок.