Следы на песке

— И маму тоже.

— А Джейка нет.

— Джейк скоро приедет.

— Свин он все-таки, что так долго не едет. Чертов свин! Вот кто должен был бы поговорить с папой.

— Папа никогда Джейка не слушал, ты же знаешь. Тем не менее я ему написала. Со дня на день он будет дома. Он обещал.

Небо совсем потемнело. Над горизонтом вспыхнула первая яркая звездочка. Сестры переглянулись и хором прошептали:

— Женя.

К вечеру вторника Джейк добрался до Этампа, всего в сорока километрах к югу от Парижа. Дороги были забиты всевозможными средствами передвижения: автомобилями, грузовиками, телегами; Джейк видел даже древний вагон от конки. Все это напомнило ему его бегство из Испании. Бесконечную пробку, образованную в основном брошенными машинами, трудно было преодолеть даже на велосипеде. Злость и отчаяние беженцев были почти осязаемы, и Джейк терзался мыслью, что покинул Париж слишком поздно. «Если случится что-то плохое, Джейк, если… Ты ведь приедешь к нам, правда?» — неотступно звучал у него в голове голос Фейт, а перед глазами стояла картина: его родители и сестры в таком же лагере для интернированных лиц, как Аржеле.

Ночь он провел в придорожной канаве, как и тысячи других беженцев. Наутро, поднявшись пораньше, выбрал первую попавшуюся тропинку, ведущую от шоссе, и свернул на нее. Он ехал мимо стада волов, через пшеничное поле и несколько раз останавливался в тени огромных, поросших лишайником буков, чтобы свериться с картой.

Пробираться на велосипеде сквозь высокие травы и бесконечные овражки было крайне утомительно, но в конце концов Джейк попал на узкую и извилистую, но зато совершенно пустую дорогу. Он мчался по ней со всей скоростью, на которую был способен, пока длинные тени сумерек не начали заслонять путь. Тогда Джейк положил велосипед на траву, свернулся калачиком рядом и в считанные минуты заснул.

Он проснулся рано утром от того, что его лицо облизывала корова. Позавтракав консервированными персиками и допив остатки воды из фляги, Джейк снова двинулся в путь. Ближе к полудню, когда солнце начало припекать, он остановил телегу с сеном и попросил возницу в обмен на остатки бренди подбросить его до ближайшей деревни. Возница сплюнул и ничего не сказал, но бренди взял и позволил Джейку закинуть велосипед в телегу и забраться туда самому. Джейк растянулся на сене и моментально уснул, а проснулся с обгоревшим носом в деревне под Питивье. В данный момент все ее население состояло из солдат и брошенных псов. И те, и другие одинаково бесцельно слонялись по улицам. Во всех лавочках и забегаловках провизия давно кончилась, но Джейк заработал немного клубники, потрудившись на огороде у какой-то старушки. Он спросил, почему она не бежит от немцев. Она пожала плечами и ответила:

— Солнце сожгло весь урожай, а засуха погубила рассаду. Что мне теперь немцы?

Она наполнила водой флягу Джейка, пожелала ему удачи и ушла дальше пропалывать грядки.

За деревней Джейка снова захватил поток беженцев. Он медленно двигался в общей массе, когда вдруг услышал звук, от которого похолодел. На мгновение он снова очутился в Испании, на дороге из Барселоны, под пулеметами легиона «Кондор». Запрокинув голову, Джейк увидел с полдесятка серебристых черточек на фоне голубого, как незабудка, неба. Он прикрыл ладонью глаза от солнца, чтобы получше разглядеть самолеты, и сердце у него заколотилось, как кузнечный молот: он узнал немецкие. Джейк огляделся в поисках укрытия, заметил неподалеку подходящую канаву и швырнул туда велосипед. Он понимал, что без велосипеда у него нет никаких шансов добраться до Ла-Руйи вовремя. Потом, под аккомпанемент панических женских воплей, принялся бесцеремонно вытаскивать из машин детей и относить их туда же, в канаву, успев помочь немощному старику укрыться под деревом. Когда бомбы упали, Джейк почувствовал сотрясение почвы раньше, чем услышал разрывы. Он лежал в канаве, прикрывая руками голову, и внезапно, вытесняя страх, в нем поднялась волна ярости. Когда бомбежка закончилась и самолеты улетели, Джейк поднялся и огляделся. Однажды он уже видел это: исковерканное железо автомобилей, черные воронки на пшеничном поле, расколотые деревья и трупы, лежащие в неестественных позах. Беженцы, с побелевшими от ужаса и потрясения лицами, зашевелились, и исход возобновился. Джейка вновь обуял страх, что он не успеет вовремя попасть в Ла-Руйи. В эту минуту он презирал себя за то, что, как последний дурак, потратил столько времени зря из-за Анни, которая на самом деле вовсе его не любила. Он снова съехал с главной дороги и покатил, яростно нажимая на педали.

Он ехал по извилистым проселочным дорогам, и до самого полудня ему не встретилось ни души. Но потом, съезжая с холма, он увидел стоящую посреди дороги легковую машину. Это была шикарная «альфа», одна из тех изящных спортивных малюток, которым место на автодроме в Ле-Ман, а не на проселочной дороге. Подъехав поближе, Джейк разглядел женщину, такую же дорогую и шикарную, как автомобиль. Она сидела на обочине в соломенной шляпке с широкими полями и курила сигарету с мундштуком. На вид ей было лет тридцать; она была в темных очках, элегантном костюме и шелковых чулках. Когда Джейк слез с велосипеда, она подняла голову.

— У меня лопнуло колесо, — сказала она таким тоном, словно он был механиком, которого она вызвала из гаража.

— Куда вы едете?

— В шато недалеко от Блуа.

Джейк быстро сообразил.

— Я поменяю вам колесо, а вы за это подбросите меня до Блуа.

Она пожала плечами.

— Хорошо.

Пока Джейк пыхтел и потел над колесом, она просто сидела. Гайки были очень тугие, и Джейку едва хватило сил их отвернуть. Когда все было готово, он вытер замасленные руки о траву, вылил на голову остатки воды из фляги и с трудом втиснул свой велосипед на узкое заднее сиденье.

— Порядок. Поехали.

Она вела машину быстро и умело. «Альфа» петляла по узкой дороге на такой скорости, что у Джейка захватывало дух. Миля за милей оставались позади, и к нему начала возвращаться надежда. Через некоторое время, смущенный молчанием хозяйки автомобиля, Джейк сказал:

— Раз уж мы путешествуем вместе, пожалуй, мне надо представиться. Джейк Мальгрейв.

— Графиня де Шевийяр. Но вы можете называть меня Элен. — Она протянула руку, затянутую в белую лайку. — В отделении для перчаток есть бутылка бренди, Джейк.

Они выпили прямо на ходу. После этого она повела машину еще быстрее и безрассуднее. Небо потемнело, от деревьев на дорогу легли длинные тени. Когда совсем стемнело, Джейк уже не мог рассмотреть карту и потерял всякое представление о том, где они едут. Казалось, они двое — последние живые люди на земле, несущиеся невесть куда под луной, огромной и бледной на фоне чернильного неба. Выпитое бренди только усугубило ощущение нереальности, ощущение того, что мир, который он знал, навсегда переменился. Внезапно он заметил, что веки Элен медленно опускаются, и быстро перехватил руль.

— Вы устали. Надо остановиться.

— Да, — прошептала она.

Джейк взглянул на часы. Было десять. Он предложил:

— Давайте я поведу. А вы говорите, куда ехать.

Они поменялись местами; через некоторое время она сказала:

— Здесь. Сворачивайте.

По узкой аллее они въехали в кованые ворота. Впереди Джейк разглядел силуэт большого замка. Сказочные башенки и шпили напомнили ему замок на гравюре Анни, и он вновь почувствовал приступ боли и гнева.

Он остановил «альфу» во внутреннем дворике, напротив входа. Элен выбралась из машины и пошла к двери. На ступенях кучками валялась одежда и прочее добро — ложки, женские украшения, игрушки, — словно кто-то решил устроить распродажу старого хлама. Джейк тронул ручку, и дверь медленно приоткрылась. Он зажег спичку и заглянул в вестибюль. На ковре лежали изрезанные картины и обломки рам. Белые пятна на стенах указывали места, где они когда-то висели.

Джейк пробормотал:

— Мародеры.

Элен сдвинула брови.

— А вдруг они еще здесь?

— Вряд ли. — Как и она, Джейк говорил шепотом. — Тут, наверное, есть еда. Я жутко голоден.

Он сбегал к машине, принес фонарь и отправился на поиски кухни или кладовой. Повсюду были следы разгрома. Джейк увидел осколки бокалов венецианского стекла, абиссинский коврик, располосованный чьим-то ножом, и застыл неподвижно, почему-то вспомнив колонны беженцев и бомбежку. Стук высоких каблучков Элен казался неестественно громким в пустом, тихом здании. Джейк услышал, как она прошептала:

— Они даже ничего не взяли. Только всё поломали.

Кухня и кладовая были обчищены. Что-то непристойное было в голых полках и зияющем пустотой буфете. Но под мусорной корзиной Джейк обнаружил ящик с овощами, а в печке — каким-то чудом сохранившийся уголь. Он повернулся, чтобы спросить у Элен, умеет ли она готовить, но вовремя сообразил, что это дурацкий вопрос, и принялся чистить картошку и скоблить морковь сам. Графиня удалилась в залитый лунным светом сад. Когда овощи сварились, оказалось, что Элен накрыла длинный обеденный стол на две персоны, найдя серебряные приборы и фужеры муранского стекла,[22] которые мародеры почему-то не заметили, а в центр поставила небольшой букетик цветов.

Джейк нашел погреб, но дверь его оказалась заперта, а ключа в скважине не было. Джейк отыскал во флигеле топор; взламывая дверь, он подумал, что сейчас ведет себя ничем не лучше тех, кто разорил этот чудесный дом. Но ему было необходимо выпить.

Поев, они поднялись наверх. В спальнях стояла роскошная мебель, над кроватями висели пологи из шелка и бархата. Джейк стащил с себя сапоги и рухнул на кровать. Через некоторое время события этого дня стали превращаться в его меркнущем сознании в кошмары (ягоды клубники, которыми его угостила старушка, были маленькими пульсирующими сердцами; он переворачивал трупы беженцев вверх лицом, и с них лохмотьями сползала кожа). Его внезапно разбудил звук открываемой двери. Джейк сел на кровати, вглядываясь в темноту. Сердце у него колотилось. Потом он услышал голос Элен:

— Не могу заснуть. Все думаю, а вдруг они вернутся? Вы не будете против, если я лягу рядом с вами?

На ней была шелковая пижама. Она откинула уголок одеяла и скользнула в постель. Они оба мгновенно уснули, тесно прижавшись друг к другу, но на рассвете Джейк не смог удержаться от того, чтобы не коснуться губами ее атласного плеча. Они занялись любовью, и Джейка подогревало желание отомстить Анни за то, что она его бросила. После этого они встали, оделись и поехали дальше. В полдень, подъехав к Блуа, пожали друг другу руки и вежливо распрощались.

Однако везение Джейка на этом закончилось. Начался дождь, и под его тяжелыми каплями пыль на дороге превратилась в вязкую грязь. В довершение всего он проколол колесо и, казалось, целую вечность возился с ним под проливным дождем, пока наконец кое-как не залатал камеру. Проезжая через деревню, запруженную беженцами, Джейк заметил на доске перед деревенской гостиницей объявления:

«Мадам Лебран, соседний дом с церковью, ищет своих сыновей Эдуарда (4 года) и Поля (6 лет), потерявшихся здесь 11 июня»

и

«Мадам Табуа, до востребования на местную почту, ждет известий о своей дочери, Марион, восьми лет, потерявшейся 12 июня в десяти километрах от Тура».