Следы на песке

Глава четвертая

Лондон был опустевшим, серым и пыльным. Днем под ярким солнцем поблескивала черепица, и аэростаты воздушного заграждения, проплывая в жарком мареве, отливали то золотом, то серебром, а то становились сапфировыми, под цвет летнего неба. А по ночам в кромешной тьме мерцали одни только звезды. Выглядывая из окна своей комнаты, Фейт не могла отделаться от ощущения, что улицы и здания исчезли навсегда.

Руфус Фоксуэлл предложил им с Джейком пожить в доме, который он снимал на Махония-роуд в Айлингтоне. Дом стоял в длинном ряду зданий в георгианском стиле, которые теперь изрядно обветшали. Также Руфус рекомендовал Джейку паб, где нужен был бармен, и свел Фейт со своей знакомой, искавшей платную компаньонку. Руфус разрешил их самые насущные проблемы: где жить и как прокормиться. Остались только ночные кошмары. Фейт преследовали видения их первой ночи в Англии. Проведя целые сутки в море, Мальгрейвы причалили к берегу близ крохотной рыбачьей деревушки на южном побережье, и Ральф настоял, чтобы они немедленно двинулись дальше, в Лондон. Но ближайшая железнодорожная станция находилась в нескольких милях пути, и, прошагав в сгущающейся темноте пару часов, они поняли, что заблудились. Поппи разрыдалась от усталости. Она просто сидела на своем чемодане и горько плакала в носовой платок. В ту ночь они спали в поле, посреди колосящихся хлебов, словно потерпевшие кораблекрушение у чужих берегов. Фейт тоже тихо плакала, глядя на звезды: по Франции, по тому, что все они потеряли.

А утром они обнаружили, что автобусная остановка всего в каких-то ста шагах от места их ночлега. Автобус довез их до железнодорожной станции в Вудли. Фейт на свои сбережения купила всем билеты до Лондона. Грязные и изможденные, Мальгрейвы явились на порог дома Айрис, сестры Поппи, имея на всех одиннадцать шиллингов и шесть пенсов. Та приняла их, но держалась отчужденно: ведь все эти двадцать лет они с Поппи не встречались и не обменивались письмами. Айрис предложила Ральфу, Поппи и Николь разместиться в ее летнем домике в Норфолке. Фейт и Джейк остались в Лондоне, с Руфусом.

Они сразу же вошли в постоянно и легко меняющийся круг его друзей, среди которых было немало военных, которые появлялись на один вечер, много курили, пили и танцевали, а наутро уходили. Город быстро пустел, все вокзалы были запружены военными и эвакуируемыми. Дух ожидания, напряженного нетерпения, слухи о нападении, сирена воздушной тревоги, пока что ложной, — все это владело мыслями Фейт. Она надеялась, что в Англии будет себя чувствовать в безопасности, но ошиблась. Здесь она испытывала смятение, неприкаянность и потерянность. Хотя Мальгрейвы всегда путешествовали, в их странствиях была последовательность. Их вели Ральфовы причуды, Ральфовы мечты. Предсказуемый лишь в своей непредсказуемости, он, тем не менее, был неподвижным центром их вечно вращающейся вселенной. Теперь же, когда его вынудили приехать в страну, к которой он питал отвращение, он как-то сник. Семья Мальгрейвов раскололась надвое. Убегая из Франции, они не только потеряли кров и деньги, но и были вынуждены резко изменить привычный образ жизни.

В первое время дни Фейт проходили в поисках рукоделия, которое хозяйка постоянно убирала в разные места, или в прогулках с ее собакой, а вечера полностью занимали импровизированные походы в пабы и шумные, слезливые проводы друзей Руфуса на фронт. Но потом она вдруг рывком преодолела оцепенение, сковавшее ее в Лондоне, просмотрела справочник в публичной библиотеке и отыскала фамилию Гая. «Доктор Г. Невилл, Мальт-стрит, 7». Фейт списала номер телефона. Сердце ее бешено забилось. Она не видела Гая уже три года. А что если, позвонив, она заметит в его голосе досаду, неудовольствие или напускное радушие? Или еще хуже — назвав себя, услышит, как он молчит, судорожно вспоминая, кто же она такая?

Гай жил в квартале, где теснились друг к другу хилые домишки и особнячки побольше, из потемневшего от сажи красного кирпича, обсаженные кустами лавра и бирючины с посеревшими от пыли листьями. Дом Гая и был одним из таких особнячков, с извилистой дорожкой, ведущей к подъезду, маленькими башенками по углам крыши и расписными наличниками. У ворот Фейт замешкалась.

— Как ты думаешь?.. — она взглянула на Джейка. — Как ты думаешь, он нас вспомнит?

— Идем, дурища! — он ухватил ее за руку и потащил к дому.

Они позвонили, и пока за дверью приближались шаги, Фейт успела закрутить кружевной шарф в тугой узел. Дверь распахнулась, и она увидела на пороге Гая. Поначалу в глазах его она прочла изумление, а потом, к своему безмерному ликованию, — радость.

— Фейт! Вот это да! Глазам не верю!

И чувство неприкаянности покинуло ее, едва она услышала стук его сердца рядом со своим.

Он провел их в дом. Она замечала каждую деталь: красивый витраж входной двери, ухоженные цветы в бронзовых жардиньерках, портьеры в тон обоев.

Из соседней комнаты послышался женский голос:

— Ты нас не познакомишь, Гай?

Заглянув туда и увидев сидящую на диване молодую темноволосую женщину, Фейт уже открыла рот, чтобы сказать: «Гай, ты никогда не рассказывал нам, что у тебя есть сестра», но он опередил ее:

— Элеонора, познакомься, это мои близкие друзья — Фейт и Джейк Мальгрейвы. Фейт, Джейк, — это Элеонора, моя жена.

В голове у Фейт пронеслись болезненные воспоминания. «Я не собираюсь ни в кого влюбляться… У меня есть дела поважнее». Какой же наивной надо было быть, чтобы решить, что Гай останется верен такой пустяковой клятве. Наверное, он позабыл об этих своих словах еще до того, как ушел с берега, тогда как она, несчастная дурочка, хранила их в своем сердце.

Она пригляделась к нему и поняла, что он изменился. Его буйная шевелюра теперь была коротко острижена, аккуратный костюм сидел отлично. Когда Гай подошел к Джейку, чтобы пожать тому руку, Фейт обратила внимание, что он прихрамывает.

Сама же она, казалось, приросла к полу после его слов, забыв, что полагается в таких случаях делать. Только удивление и гнев, промелькнувшие на лице Джейка, вывели ее из ступора. Она жизнерадостно воскликнула:

— А мы и не знали, что ты женился, Гай. Поздравляю. И дом у вас просто великолепный.

Она сама не знала, радоваться ли своей неожиданно открывшейся способности лицемерить или презирать себя за это.

— Элеонора здесь все переделала, — сказал Гай. — Когда я вернулся из Франции, то с трудом узнал собственный дом.

— Присаживайтесь, мисс Мальгрейв, — предложила Элеонора. — И вы, мистер Мальгрейв. Не желаете ли чаю?

— С большим удовольствием.

Фейт взглянула на Джейка. «Никогда не подавай вида, что тебя это волнует». Он понял намек и обаятельно улыбнулся.

— Вы очень любезны, миссис Невилл. Мы не хотели бы вас обременять…

— Глупости! Мы очень рады, что вы заглянули к нам. У нас так редко бывают гости, правда, милый? Мы превращаемся в обычную супружескую пару! — Элеонора засмеялась.

— Ты недавно был во Франции, Гай? — спросил Джейк.

— Пару месяцев назад. Военным хирургом при Британском экспедиционном корпусе.

— Бедный Гай был ранен, — Элеонора погладила мужа по руке. — Мы за ним ухаживали, пока он не поправился.

— Ничего героического — сломал лодыжку, когда спрыгивал в канаву. Кости сместились, черт бы их побрал!

— Гай.

— Прости, дорогая. Это меня здорово подкосило.

Элеонора вышла из комнаты. Воцарилось молчание. Гай улыбнулся:

— А вы? Так здорово снова видеть вас обоих. Вот уж не подумал бы, что вы приедете в Лондон. Ральф всегда говорил, что он Англию терпеть не может.

— Так и есть. — Фейт тут же перестала трястись. Она даже сумела сложить губы в улыбку. — Это мы с Николь его застращали.

— Не вы, а Женя, — поправил Джейк.

— Мы не оставили ему выбора.

— У нас самих не было выбора, — уточнил Джейк. — Мы рисковали оказаться в лагере.

Вернулась Элеонора с чайными приборами. Фейт взяла протянутую чашку, и только когда чай стал переливаться на блюдечко, заметила, что накидала туда уже с полдюжины кусков сахара.

— Ой, простите! Наверное, я оставила вас без сахара…

— У Элеоноры есть заначка.

— Да, я научилась делать запасы, — шутливо отозвалась Элеонора. — Вы что-то рассказывали, мисс Мальгрейв?

Фейт отошла к окну и вдохнула тяжелый, одуряющий аромат лилий.

— Джейк ехал на велосипеде, а я вела машину. А от Ла-Рошели мы плыли по морю. Вообще-то, все это было бы очень забавно, если бы не папина ненависть к Англии. Он теперь все время в таком отвратительном настроении, что нам с Джейком тяжело это видеть, и мы решили остаться в Лондоне.

— А где сейчас Ральф и Поппи?

— Они живут в Норфолке, в маленьком коттедже. Папе там все не нравится. В деревне его считают чудаком, потому что он все время ходит в черном пальто и шляпе — помнишь его старую шляпу, Гай? — даже когда тепло. — Фейт говорила слишком громко и слишком много, и сама это понимала, но никак не могла остановиться: — Николь — это наша младшая сестра, миссис Невилл, — тоже живет с ними, но собирается вскоре уехать и стать знаменитой певицей.

— А Ральф с Поппи останутся в Норфолке?

— Больше им податься некуда, все деньги — не скажу, правда, что их было много, — мы потеряли, когда бежали из Франции.

— Немцы конфисковали все вклады, принадлежащие англичанам, — пояснил Джейк.

— Так что мы нищие. Хотя, должна сказать, Мальгрейвам бедствовать не впервой.

— И что вы собираетесь делать?

Впервые после слов Гая: «Это Элеонора, моя жена» Фейт взглянула ему в лицо. «Это несправедливо, — подумала она, — ну почему теперь я ему больше не дорога, а он не стал мне ни более чужим, ни менее нужным?!»

— У меня есть работа, Гай. Я помогаю одной пожилой леди. Руфус нашел для меня это место.

— Руфус?

— Руфус Фоксуэлл. Он художник, но его призвали во флот. Он будет служить на транспортном корабле. Мы с ним познакомились в Париже. Миссис Чилдерли — его хорошая знакомая. Она очень старенькая, и ей нужен кто-то, с кем можно было бы поговорить и кто мог бы выгуливать ее собачек. Руфус решил, что я для этого подойду. А Джейк работает в пабе «Кузнечик», да, Джейк?

— Да, хотя меня тоже призывают.

— А какая служба вас больше привлекает, мистер Мальгрейв?

— Пожалуй, в сухопутных войсках. Видите ли, я воевал в Испании.

— Джейк у нас офицер, — сказала Фейт. У нее начинала болеть голова, и ей хотелось поскорее откланяться. — А ты, Гай?

— Я из-за своей чертовой лодыжки демобилизован. И, наверное, это к лучшему. Боюсь, скоро мои услуги потребуются здесь.

— Думаешь, немцы станут бомбить Лондон?

— Это неизбежно, согласитесь. — Он повернулся к Элеоноре, накрыл ладонью ее руку и нежно проговорил: — Но вы с Оливером поедете в деревню, там безопаснее.

— А кто такой Оливер? — Фейт ожидала, что Гай скажет: «Мой пес» или «мой тесть».

— Наш сын.

Она услышала, как Джейк, чтобы заполнить затянувшуюся паузу, начал дискуссию о войне в Атлантике, и до боли сжав пальцы в кулак, заставила себя спросить:

— И сколько же ему, миссис Невилл?

— Шесть месяцев. Он родился на Новый год. Мы с Гаем поженились на прошлый Новый год, так что Оливер стал для нас чудесным подарком к первой годовщине свадьбы.