Штосс: Повесть с продолжением

III

Во вторник, во второй день после переезда в № 27, с Лугиным ничего особенного не случилось: он до вечера продома, хотя ему нужно было куда-то ехать. Непостижимая лень овладела всеми чувствами его. Голова болела, звенело в ушах.

Когда смерклось, он не велел подавать свечей и сел у окна, которое выходило во двор.

Во дворе было темно; у бедных соседей тускло светились окна. Он долго сидел; вдруг во дворе заиграла шарманка; она играла какой-то старинный немецкий вальс.

Небывалое беспокойство овладело Лугиным. Он бросился на постель и заплакал: ему представилось все его прошедшее.

А около полуночи того же дня внезапно изменилось само существование Лугина, оно стало совершенно странным и совершенно необычайным.

Около полуночи он начал рисовать при свече голову старика, и когда кончил, его поразило сходство этой головы с кем-то знакомым. Он поднял глаза на портрет, висевший против – сходство было разительное; он невольно вздрогнул и обернулся: ему показалось, что дверь, ведущая в пустую гостиную, заскрипела; глаза его не могли оторваться от двери. – «Кто там?» – вскрикнул он.

За дверьми послышался шорох, как будто шлепали туфли; известка посыпалась с печи на пол. «Кто это?» – повторил он слабым голосом.

В эту минуту обе половинки двери тихо, беззвучно стали отворяться; холодное дыхание повеяло в комнату; дверь отворилась сама; в той комнате было темно, как в погребе.

Когда дверь отворилась настежь, в ней показалась фигура в полосатом халате и туфлях: то был седой, сгорбленный старичок; он медленно подвигался, приседая; лицо его, бледное и длинное, было недвижно, губы сжаты; серые, мутные глаза, обведенные красной каймой, смотрели прямо, без цели. И вот он сел у стола, против Лугина, вынул из-за пазухи две колоды карт, положил одну против Лугина, другую перед собой и улыбнулся.

Мысли Лугина смешались, но все же он подумал: «Если это привидение, я ему не поддамся».

– Не угодно ли? Я вам промечу штосс? – сказал старичок.

Лугин взял перед ним лежавшую колоду карт и ответил насмешливым тоном:

– А на что же мы будем играть? Я вас предваряю, что душу свою на карты не поставлю! (Он думал этим озадачить привидение).

– У меня в банке вот это! – отвечал старик и протянул руку.

– Это? – сказал Лугин, испугавшись. Он кинул глаза налево. – Что это?

Возле него колыхалось что-то белое, неясное и прозрачное.

– Мечите! – сказал Лугин, оправившись. – Идет, темная.

Так началась их странная ночная игра.

Старичок поклонился, стасовал карты, срезал и стал метать. Лугин поставил семерку бубен, и она с оника была убита; старичок протянул руку и взял золотой.

– Еще талью, – сказал с досадою Лугин.

Старик покачал головой.

– Что же это значит?

– В середу, – сказал старичок.

– А, в середу? – вскрикнул в бешенстве Лугин. – Так нет же, не хочу в середу. Завтра или никогда, слышишь ли?

Глаза странного гостя пронзительно засверкали, и он опять беспокойно зашевелился.

– Хорошо, – наконец, сказал он, встал, поклонился и вышел, приседая.