Хроники Мартина Хьюитта

– Да, – ответил я. – Наверное, я смогу додумать остальное, хотя бы в общих чертах. Но один-два момента остаются неясными.

– Все идеально просто. Послушай! Чаллитт, сидя в тюрьме, настроен забрать драгоценности после освобождения. Для того, чтобы сделать это, не вызывая подозрений, необходимо снять ту самую комнату, где они спрятаны. Но он знает, что не сможет сделать это самостоятельно: хозяйка, конечно, узнает его и не пожелает впускать в дом бывшего заключенного. С этим ничего не поделать – придется подыскать сообщника и поделиться с ним добычей. Так что он заводит дружбу с еще одним заключенным, который должен освободиться примерно в то же время, что и он, и должен подойти для его затеи. Когда они выходят на свободу, он договаривается со своим сообщником (известным взломщиком, но обладающим хорошими манерами), и тот идет в дом миссис Лэмб осмотреть комнаты. Нужная комната оказывается не занята, и он, конечно, снимает ее. А Чаллитт (тот самый «больной кузен») приходит ночью – закутанный и неузнанный. То, что панели оказались разрисованы, ничуть не насторожило их – они предположили, что краска нанесена на старые панели. Чаллитт проверил свои тайники, но бриллиантов в них не было – не было даже замазки. Наши жулики подумали: а может быть, во время ремонта панели поменяли местами? Как мы увидели, они их просто разломали, приходя во все большее отчаяние. Наконец, они поняли, что зашли слишком далеко, и улизнули, оставив миссис Лэмб оплакивать следы их бесплодных поисков.

Они поняли, что Кингскоут опередил их, так как из разговора с хозяйкой Гиллард (он же Джонс) узнал о том, как художник разрисовывал панели. Так что следующей ночью они направились в Финчли. Пробравшись в сад Кингскоута, они увидели, как тот проводил Кэмпбелла. Пока художник отсутствовал, Чаллитт прошел в дом через французское окно, а Гиллард остался наблюдать снаружи. Кингскоут вернулся, и Чаллитт обвинил его в краже драгоценностей. Художник ответил презрением – Чаллитт бессилен что-то сделать, ведь и сам он является вором; кроме того, не было никаких улик, так как бриллианты были проданы давным-давно. Чаллитт предложил разделить добычу, но Кингскоут рассмеялся и велел ему убираться прочь; возможно, ввиду малого роста Чаллитта, он пригрозил, что сам вышвырнет непрошенного гостя. Стоявший у открытого окна Гиллард все услышал, шагнул внутрь и ударил художника по голове. Дальнейшее понятно. Преступники закрыли окна и ставни, чтобы их не смогли застать врасплох; вытащили все ящики в поисках драгоценностей; затем перешли в спальню и продолжали искать там. После безуспешных поисков и, возможно, потревоженный жадным садовником, появившимся через несколько часов после их начала, Гиллард подчинился воровскому инстинкту и не желая уходить с пустыми руками, опустошил карманы Кингскоута, забрав у покойника часы, цепочку и все остальное. Убийцы вышли через парадную дверь и заперли ее за собой. Voilà tout.[4]

Меня поразила находчивость Мартина Хьюитта – всего за несколько часов расследования он смог собрать воедино все части такого запутанного и таинственного дела. Но меня интересовало, как и где он нашел эти материалы.

– Хьюитт, нет сомнений, ты чуть ли не инстинктивно применяешь то, что называешь здравым смыслом. Но откуда берутся твои выводы? Ты сообщил мне, к каким заключениям пришел, осмотрев коттедж «Плющ», но не то, как ты эти заключения сделал.

– В гостиной осталось не так-то много улик, не правда ли? Но вот в спальне два запертых ящика выглядели небрежно обысканными – вероятно, их открыли ключами из кармана убитого. На полу я заметил согнутый гвоздь; вот он. Как видишь, он дважды согнут под прямым углом – у шляпки и у острия. А вот и отпечаток плоскогубцев, которыми его сгибали. Это типичное приспособление грабителей – в опытных руках оно может послужить отмычкой для простых замков. Таким образом я узнал, что здесь поработал профессиональный взломщик. Вероятно, сначала он пытался открыть ящики гвоздем, но затем отбросил его и стал подбирать ключи из связки убитого. Но некоторые аспекты указывали: этот взломщик пришел не ради обычного грабежа. Столовое серебро не привлекло его, а ведь грабители первым делом забирают его. На каминной полке остались дорогие часы, да и многие другие вещи остались на своих местах, хотя обычно их крадут. Примечательно, что ни окна, ни двери не были разбиты или выломаны. Было ясно, что воры прошли через французское окно гостиной – это был единственный путь. Таким образом, они (или один из них) вошел, зная, что мистер Кингскоут не спит, и желая его увидеть. Обычные воры дождались бы момента, когда он пойдёт спать, а затем вошли бы через закрытое французское окно: те тонкие деревянные ставни не остановили бы взломщика, взломать их – дело пяти минут. Поскольку грабителям (или одному из них) не терпелось увидеть художника, становится вероятным, что они были знакомы. Обыск, который устроили взломщики, говорит, что они пришли за неким предметом. Судя по тому, что они забрали деньги и часы убитого и не взяли никаких крупных вещей, у них с собой не было мешка – это подтверждает, что пришли они не для грабежа (у каждого грабителя есть мешок для складывания добычи). Также становится ясно, что искомый предмет был небольшого размера. Правда, они могли бы украсть часы, столовое серебро и прочие предметы, завернув их в скатерть или что-то подобное, но прилично одетый человек с таким свертком бросался бы в глаза. Таким образом можно заключить, что убийцы были хорошо одеты. Я все понятно объяснил?

– Да, понятнее и быть не может – у сложных головоломок всегда простые разгадки.

– Я больше не мог найти никаких дополнительных улик в доме. У меня в голове крутилась мысль о странном совпадении – накануне убийства панели на квартире в Челси были разбиты в щепки. Так что я решил взглянуть на них. От тебя я узнал имя жильца, занимавшего ту комнату до Кингскоута, и я сразу же вспомнил (хоть и не сказал об этом), что на этого молодого человека напали с хлороформом, украв бриллианты его работодателя. Я запоминаю подобные происшествия и храню заметки о них. Ты сам рассказал мне о заключении Чаллитта; таким образом, дело стало принимать многообещающую форму.

Ты отправился в Челси, чтобы предотвратить любые попытки нарушить место преступления. А я тем временем навел справки о Чаллитте. Как оказалось, он освободился из тюрьмы всего за несколько дней до всех событий. Также я выяснил имя еще одного человека, вышедшего из тюрьмы за несколько дней до него. Я хорошо знал этого человека, Гилларда, и понимал, что он как никто подходит для совершения такого преступления, как то, что произошло в Финчли. По пути в Челси я заглянул к себе в контору: дать инструкции клерку и заглянуть в блокнот для вырезок. Там я нашел газетную статью о деле с хлороформом, а также фотографию Гилларда – я собираю подобные сведения. О моих действиях в Челси ты знаешь и так. Я увидел, что одна из панелей была из старой древесины, а остальные – из новой. Заметив «дупло» в старой панели, я задал один-два вопроса. Дело было окончено.

Мы вернулись к ужину. Мне пришёл в голову вопрос:

– Конечно, сейчас все зависит от полиции?

– Определенно. Думаю, что скорее всего Чаллитта и Гилларда арестуют. Гиллард хорошо известен полиции. Вот незадача для оставшегося в живых Кингскоута: он позвал меня расследовать смерть брата, а я выяснил, что тот присвоил бриллианты. Но ничего не поделаешь. Fiat justitia[5], конечно.

– Как же к этому отнесется полиция? Ты ведь обошел ее, а?

– О, с полицией все в порядке. У них ведь не было той информации, которая была у меня – про панели они не знали. Если бы миссис Лэмб обратилась в Скотленд-Ярд, а не к постовому полисмену, то ко мне, вероятно, и не пришлось бы обращаться.

Скромность, в силу которой Мартин Хьюитт называл свои дедуктивные способности «обычным здравым смыслом», побуждала его сохранять уважение к полиции, пусть иные и не соглашались с ним.

Мы сидели и беседовали за десертом, когда произошло одно из тех курьезных совпадений, которые периодически возникают в нашей жизни, но мы зачастую забываем о них, если только они не оказываются чем-то примечательны. В зал вошел молодой человек. Он занял угловой столик у окна в конце зала. Он просидел там какое-то время, прежде чем я я обратил на него внимание. Наконец, он обернулся в мою сторону. Его худое лицо побледнело, и наши взгляды встретились. Это был Чаллитт – человек, о котором мы как раз говорили!

Я в волнении вскочил с места.

– Это он! – крикнул я. – Чаллитт!

Хьюитт встал и попытался удержать меня. Чаллитт, к своему ужасу, заметил, что мы находились между ним и дверью. Он развернулся, запрыгнул на подоконник открытого окна и выпрыгнул наружу. Внизу раздался страшный звон битого стекла, и все бросились к окну.

Хьюитт оттащил меня к двери, и мы спустились.

– Жаль, что ты выдал себя, – сказал он по пути. – Если бы ты молчал, мы смогли бы легко вызвать полицию. Но теперь уже ничего не поделаешь.

Внизу Чаллитт лежал на куче обломков. Его окружила толпа сбежавшихся официантов. Он пробил толстое окно в крыше холла и теперь лежал на спине. Его унесли на носилках, он был без сознания и через неделю умер от травм позвоночника. Но до этого он успел прийти в сознание и сделать подробное признание – оно с удивительной точностью, вплоть до мельчайших подробностей, подтверждало выводы Мартина Хьюитта. Сразу же после преступления они с Гиллардом расстались, рассудив, что будет безопаснее больше не показываться вместе. Чаллитт утверждал, что после той ночи в Финчли он пережил такие муки от страха и раскаяния, что пару раз подумывал о том, чтобы сдаться. Но когда я внезапно узнал его, он сразу понял, что игра окончена, и воспользовался единственным (и безнадежным) шансом скрыться. Чаллитт до самого конца утверждал, что сам он не совершал убийства, у него и в мыслях не было такого варианта развития событий. Все это дело рук Гилларда, который прислушивался за окном и, поняв, куда клонится разговор, внезапно ударил кистенем Кингскоута по затылку.

Итак, Харви Чаллитт окончил свою жизнь в возрасте двадцати шести лет.

Гилларда так и не арестовали. Нет никаких сомнений – он покинул страну и, вероятно, поселился за границей под другим именем (хотя оно также вполне могло попасть в сводки местной полиции – по иным причинам). Возможно, его даже повесили, и если это так, то не имеет значения, в чем его обвинял местный суд – казнь в любом случае была справедливой.

Дело о слитках с Никобара