Побег от прошлого

Глава 13.

- Влад, я... Ну, в общем, я понимаю, что у меня нет шансов, да? Не говори только. Я только хотел сказать... Знаешь... Спасибо. Я ни разу в жизни так не чувствовал. Не знал, что бывает. - Алик опустил глаза, одними уголками губ вымученно улыбнувшись. - Ты не думай, я не... Я никогда не думал о тебе грязно.

Вконец расстроившись и смутившись, Алик сник, сумрачно глядя в пол.

Измученный сомнениями раньше, теперь он более всего мечтал об одном: переиграть, вернуть все на час назад. Чтобы ничего этого не было. Чтобы не болело так мучительно в груди...

Боль нехотя отступала. Влад с трудом сдерживал себя оттого, что бы не засмеяться и окончательно не перепугать Алика. Комизм ситуации просто поражал.

Ольга бы оценила и порадовалась. Дано: он, все-таки впервые в жизни влюблен. В кого? В перепуганного парня, сидящего напротив него, в пижаме, босиком, и умоляющего его простить, за что? За то, что тот тоже, оказывается неравнодушен к такому придурку, как Влад. И именно в этот момент, можно сказать жизнеопределяющий и поворотный, вместо того, что бы собраться и взять ситуацию в свои, вроде как, сильные руки, он сидит и смиренно ждет пока подействует выданная ему Аликом дурацкая таблетка. И толком сказать ничего не может, тогда как тот уже успел нагородить и нафантазировать себе такого, что по выражению его измученного, испачканного каминной сажей лица было видно, что еще чуть-чуть и он вправду пойдет или топиться, или кидаться под поезд. Вот так прямо в пижаме и без тапочек.

- Ох, Алик не говори там много и часто. Я не успеваю слушать. Да не смотри ты на меня с таким ужасом! Сейчас, уже отпустило почти. Вот видишь, Ольга тебя предупредила, вот они, все прелести жизни с контуженым психом. Привыкай.

- К чему?

- К тому, что таблетки лежат в том ящике и я ору по ночам. Если хочешь, конечно, такой жизни, - нет, конечно, нужно было говорить совсем не это, Алик не понимал его, но опыта произносить красивые страстные влюбленные речи у него не было.

Да и Алик не принцесса, заточенная в башне, не этого ждет…

- Малыш, я не умею совсем правильно и красиво говорить о таких вещах. Я ведь тоже в жизни ТАК никогда не чувствовал. Мне так хорошо рядом с тобой, летать хочется… Не уходи от меня, я… я исправлюсь, не буду тебя пугать больше, к врачу схожу… Он мне опять таблетку какую-нибудь выпишет и приступы пройдут. Я хочу быть с тобой, Алик. Слышишь?

Влад осторожно притянул все еще дрожащего молодого человека к себе, обнял, просто змеем обвился, и прошептал на ушко:

- И знаешь, я думал о тебе… как ты говоришь «грязно», и сейчас думаю, потому что, когда я к тебе прикасаюсь, у меня вообще все другие мысли отшибает.

- Дурак! - смущенно фыркнул Алик, наконец, осторожно обнимая его и зарываясь лицом в изгиб шеи, как по тонкому льду ступая. Неужели... Неужели это правда? И он тоже может быть счастлив? Вот так, безоговорочно, до чертиков... - Я хочу... Очень хочу такой жизни. Я никогда еще не был таким счастливым, с самого того дня, как тебя увидел, в кафе, помнишь?

Глаза Влада теперь были очень близко, можно было рассмотреть узор радужки, менявшей цвет, сине-голубой, красивый, острыми лучиками вокруг зрачка. Бедром Алик чувствовал подтверждение того, как "грязны" были мысли Влада о нем, и это было, наверное, наилучшим подтверждением правдивости его слов. Мягко улыбнувшись, Алик тихо прошептал:

- Ты только учти... я в этом деле полный неуч, - и коснулся губами пульсирующей венки на шее, интуитивно, ориентируясь лишь на подсказки тела, осторожно провел по ней языком, зацеловал. Дыхание спазмом перехватило в груди, он часто мелкими глотками хватал воздух губами, а его все не было, и сердце стучало как сумасшедшее. "Что я делаю?! Неужели... Господи, неужели это правда?" Прикрыв глаза, он продолжил изучать рельеф шеи Влада, остро торчащих ключиц, по другой стороне шеи вверх, к губам, которых он коснулся своими несмело, не вполне уверенный в том, что знает, как именно выглядит поцелуй и что ему делать.

Было так чудесно ощущать, что Алик сам прижимается к нему, осторожно ласкает шею, как бы пробуя, и привыкая к новым ощущениям, а потом неуверенно тянется к губам… Этого вынести уже невозможно. Влад с трудом сдерживал себя, хотя прекрасно понимал, что только в любовных романах герой лихо прижимает к постели понравившуюся ему девицу в порыве страсти, и та отдается ему со сладострастными стонами. В реальности все несколько по-другому. Алик совсем не девица, Влад тоже на героя-любовника сейчас особо не тянет, да и вообще, в данной конкретной ситуации некоторого опыта недоставало им обоим. Поэтому торопиться не следовало, но вот отказать себе в том, что бы еще сильнее прижать Алика к себе и наконец-то как следует поцеловать, Влад не мог. Не завоевывать, не подчинять, а нежностью, лаской вести за собой, пить его губы, оглаживать руками хрупкое, с готовностью отзывающееся на прикосновения тело.

Шептать:

- Мой, мой… никому не отдам, не отпущу…

Чувствовать как Алик стонет в ответ и выгибается в его руках. Торопиться не следует, но крышу просто рвет от нежности и желания, нужно остановиться…Но Влад снова и снова целует своё сокровище, пока тот буквально не начинает задыхаться с непривычки и нахлынувших разом эмоций и дрожать то ли от волнения, то ли, все-таки от холода. Это отрезвляет.

- Что ты, совсем замерз? – и с чего это голос стал таким хриплым, - пойдем спать? Хватит с нас стрессов и эмоций на сегодня.

Алик и правда дрожал как осиновый листочек, но не от холода. Камин хорошо разгорелся, по полу не дуло и ему было очень хорошо и тепло в коконе из пледа, в тесном кольце рук самого дорогого его человека. Трясло его по другой причине: он страшно волновался и переживал, хорошо ли с ним Владу, так ли он реагирует, приятны ли ему его неумелые ласки? Мышонком глянув на него снизу вверх из плюшевой норы, Алик осторожно запустил руки под майку Влада, погладил по спине, тонкими пальцами изучая ложбинку позвоночника, изгибы мышц, каждый напряженный мускул, каждую выпуклость и впадинку, словно слепой, наощупь.

- Я не замерз, - так же хрипло прошептал он, не сводя глаз с мужчины, - И я вряд ли смогу заснуть после такого... Или ты хочешь, чтобы я все наутро посчитал сном?

Впрочем, - лицо молодого человека стало насмешливым, он коротко облизал губы и резко убрал руки, одернул на Владе одежду и стал предельно серьезно выбираться из пледа, - Раз ты говоришь, что с тебя хватит - я пошел спать, как пай-мальчик.

- Ну, в любом случае, на кровати будет несколько удобней, - усмехнулся Влад, - Идем?

- Идем, - сипло прошептал Алик, а затем мир опрокинулся, и стало не до слов, совершенно.

Словно решившись, Алик порывисто сел на постели, торопливо содрал с себя остатки одежды и, подобрав под себя ноги, взял сидящего рядом Влада за руку, без слов приложил его ладонь к своей груди, накрыл своей, неотрывно глядя в глаза. В такт бешеному биению сердца часто забилась на тонкой шее жилка. Он смотрел в глаза Влада и молчал, но в его собственных глазах, полных влагой, блестящих отблесками от камина, можно было читать как в книге все его нехитрые мысли.

Нежность, волнение, доверие, страх, желание, любовь... Улыбнувшись сквозь слезы, Алик потянулся обнять любимого, всхлипнул и засмеялся, падая на спину, утянув мужчину за собой.

- Сними это! - устав сражаться с пуговицами его рубашки, потребовал Алик, поудобнее взбивая подушки. И, стоило лишь Владу устроиться рядом, как обоих накрыло одеяло, а совсем рядом с ним, змейкой обвившись вокруг тела руками, и ногами, очутился Алик, буквально влившись в его объятия, так естественно и удобно, словно его кроили по одной с ним мерке.

- Как же хорошо, - блаженно вздохнув, он зарылся лицом в жесткие волоски на груди мужчины, рукой неторопливо лаская и гладя его спину. - Я этого так ждал... А ты? Тебе нравится? - Алик все еще побаивался, что все что происходит сейчас - кончится скоро, кончится плохо, и тогда... Он не знал, что будет делать тогда. Но и как жить с этим огромным чувством внутри - не знал тоже.

То, что было дальше, Алик запомнил смутно, словно сквозь кисею газового платка. Влад ответил что-то в духе "Да, конечно да!", и называл его такими смешными и нежными словечками, что в груди защемило уже вконец немилосердно, и он расплакался, поскольку не мог больше терпеть этого томления, тянущей боли в межрёберье, томительной и сладкой, вязкой, комом стоящей в горле - не вздохнуть. Этого чувства было слишком много, чтобы его выносить одному, слишком непривычно и остро, страшно, трепетно и больно. Влад перепугался не на шутку и тормошил его, а Алик слова не мог сказать, слезы катились по вискам и путались в волосах, огромные, частые, жгучие.

Он глядел в глаза мужчины не отрываясь, гладил его по лицу и кусал припухшие губы, не в силах ничего объяснить, не в состоянии успокоиться, а потом... Черт его знает, сам он поцеловал Влада, или тот сообразил все таки, что от испуга и неприязни мальчишки не глядят такими полными счастья и светлой муки глазами, не так трепещет от страха сердце, не так горит жаром тело, когда плохо человеку.

Слезы были сладкими на вкус, а губы Алика, припухшие и мягкие - солоноватыми и такими... Изгиб в изгиб, пытливые, нежные, сильные. Не тонкие, не пухлые, а самое то, что надо - только и целовать, целовать, целовать, гладить хрупкие лопатки, цепочку позвонков в ложбинке спины, нежный пух волосков на пояснице. Только и нежить его губами, руками, словами ласковыми, приручая, заговаривая, упрашивая, убеждая. Как молитву читая шепотом - без смысла, без завязки, развязки и кульминации, словно кровь горлом - потоком хлынувшей бессмыслицей, у которой одна цель, одно назначение: убедить, удержать, заставить поверить. Выбить из глупой вихрастой головенки всю ту чушь, что скопилась там. А может, кто его знает, и себе кое-что порассказать о себе самом? Влад бормотал между поцелуями, а Алик слушал, подрагивающими руками смятенно гладил его плечи и шею, перебирал волосы. Прикрытые ресницы парня трепетали, но слезы высохли, и он больше не плакал, только стонал заполошно и сорвано, да так, что соседи бы покраснели и вышли покурить, будь они способны подслушать. Но то, что творилось этой ночью в квартире Влада, было таинством только для двоих.

Как описать, какие найти слова, когда речь идет о любви? Не придумано таких слов для острых как у подростка коленок Алика, нет меры, какой потребно мерить сияние в его глазах и отблески каминного пламени в почти черных от тени, глубоких глазах Влада. Сухим языком книг и медицинских справок не передать, как плавится боль в удовольствие, как дрожащий в горле крик сменяется ликующим стоном... Не пришпилить буквами и словами счастье, плещущее, ликующее, горячее и томное, одно на двоих. И сердца бьются не в такт, но в такт движутся тела, и кажется, что вот-вот душа выкатится резиновым мячиком из груди, но нет... Краткая агония сладкой муки, накрывшая сразу обоих, и полный неприкрытого удовольствия прерывистой стон-вздох, слетевший с губ Алика, затихает между потолочных стропил.

- Вот как это... надо же... - смущенно ткнувшись влажной как у новорожденного щенка мордашкой Владу в грудь, Алик свернулся рядом с ним в клубок, натянув одеяло на голое плечо. Лицо его еще пылало, сердце билось где-то в горле, а с губ не желала сходить безмятежно счастливая улыбка. "Как взрослый... Ну надо же..." - подумал еще Алик, прежде чем, сонно зевнув, провалился в глубокий сон от усталости. Чушь вроде "надо принять душ и продезинфицировать, если там... ну может..." ему как раз в голову не пришла. А Владу была простительна, вот только обвившееся вокруг него горячее тело возможности смыть "следы преступления" не давало. Алик так безмятежно улыбался во сне, так спокойно и ровно дышал, что глупые страхи поневоле оставили мужчину. Все было хорошо. Гораздо лучше, чем он мог себе представить. "И в десятки раз лучше того, что мог продемонстрировать Ольге", не без ехидства мелькнуло на периферии сознания, прежде чем сам Влад позволил себе уснуть, бережно прижимая безмятежно сопящего Алика к своей груди.