Карманник

15/Бес

Беспальчий Евгений Соломонович лёг спать ближе к рассвету. Виной тому была вовсе не бессонница. Надо было срочно приводить в порядок свои дела на точке. Когда все его батраки разбежались, на него напала лёгкая апатия и ощущение безразличия. Однако он отдавал себе отчёт, что всё это ложные ощущения, навеянные перенапряжением последних суток.

Ему вдруг вспомнилось, как он пробивался в этой жизни. Это был тяжёлый путь, полный боли и лишений. Родился он от большой любви между бомбилой по кличке Рысь и буфетчицей Зоей из кафе «Придорожное». Рысь часто мотался по городам и весям. Был всегда в курсе, где, что можно достать и почём. В кафе «Придорожное» он всегда заезжал при деньгах. Его сороковой, люксовый «Москвич», окрашенный редким в те времена цветом — «серый металлик», был хорошо всем здесь знаком. Поначалу он просто обедал, а затем обратил внимание на красивую буфетчицу. Молодой фарцовщик знал толк не только в спекуляции, и уже через короткое время они с Зоей решили пожениться. Но пока решали, стало ясно: Зоя беременна. Рысь быстро оценил перспективы с ребёнком на руках. Их просто не было. И тогда им было принято решение сыграть ва-банк. Собрав все деньги, он решил вложиться по-крупному в какое-то дело. Но всё кончилось плохо. Рысь сел в тюрьму с конфискацией. И осталась Зоя на своих метрах в общаге, беременная, одна-одинёшенька. Когда родился Евгений, задали вопрос об отце, Зоя отшутилась: «Царь Соломон нашалил». Так и вписали отчество — Соломонович. В пять лет Евгений получил травму спины. Полез в комод с бельём, выдвинул все ящики сразу, и комод упал на него. Евгений получил травму позвоночника в поясничном отделе. Отказали ноги. Передвигаться можно было только на инвалидной коляске.

Врачи сказали, что до шестнадцати лет операцию делать нет смысла. Нужно крепить позвонок, и, пока растёт скелет, этого делать нельзя. Мать была в отчаянии. Ни денег, ни мужа, ни толкового жилья. Всё чаще она искала утешения в вине. В конце концов это привело к тому, что её лишили родительских прав, а Евгения забрали в дом-интернат для инвалидов. Жизнь обрушилась на него с новой стороны. Тут не было вкусного и невкусного, тут не было ничего нового, тут всё было одинаково плохо. Если бы это был столичный детдом, может, что-то было бы иначе, но это был забытый богом интернат, расположившийся в старом, довоенном госпитале в утлой деревушке. Ремонта в нём, похоже, не было с самой войны. Но не общая серость и уныние угнетали тут. В интернате были звериные законы. Если ты не дашь еды из пайка либо чего-то ещё, то никто из ходячих ребят не пойдёт вторым номером к колясочнику. А второй номер порой жизненно необходим. Так скоро все личные вещи Евгения стали чьими-то другими. А сам он понимал всю безысходность ситуации и думал, что делать дальше. Однажды он решил, что больше никому ничего не даст. Что теперь будут давать ему. Видимо, жилка его отца проросла и в нём. Он стал выезжать на задний двор, там была свалка всякого барахла. Там он нашёл большой кусок толстого телефонного кабеля с кучей разноцветных проволочек внутри. Он стал плести разные безделушки: ручки, подстаканники, забавные подвесные фигурки. Вскоре он был первым, кого звали на массаж, водные процедуры, кого отпускали на прогулку в парк с сиделкой. Теперь уже ходячие просились к нему вторым номером, а он выбирал. Потому что вместе с Евгением можно было проскочить куда-то первым, в лучшие условия. Кабель понемногу истощался, а хорошие отношения с персоналом, наоборот, крепли. Вскоре пришло время назначать операцию. Как раз в стране начались командировки по обмену опытом, и каждый руководитель придумывал свои причины, почему ему это нужно. Евгения выбрали фигурантом дела. Заведующий решил с ним прокатиться по европейским клиникам, получить бесценный опыт работы с колясочниками и поделиться своим недюжинным опытом. Заодно была запланирована операция по восстановлению травмированного отдела позвоночника на деньги спонсоров. Так Евгений обрёл возможность ходить. Сначала с костылями и постылой коляской, затем всё больше сам. Е[равда избавиться от скованности в пояснице он так и не смог. Титановый хомут ограничивал гибкость. Потом: социальная адаптация, комбинат трудовой деятельности молодых инвалидов. Он, возможно, так и собирал бы картонные коробки за мизерные деньги, но случилась неожиданность. Его нашли. Как-то к проходной подкатила «Волга». Авто было шикарное, по тем временам редко у кого были возможности позволить себе такую машину. Евгений засмотрелся. Машина казалась совершенством. Вдруг двери раскрылись и из салона выбралась женщина. Это была его мать. Водительская дверь отворилась, и вышел ещё какой-то мужчина. Мужчину Евгений не знал, это точно, но что-то смутно знакомое в нём было. От переживаний заныла спина. Захотелось сесть в кресло-каталку или повиснуть на костылях, но он уже с полгода ничем этим старался не пользоваться.

Встреча была сумбурной. Мать плакала. Евгений тоже. Мужчина оказался его отцом. Он уже вышел, откинулся — так он сказал. Оказывается, за все эти годы о Евгении никто не забыл. Отец умудрился спасти довольно приличную сумму денег. Вот только сделал это необычным способом. Он их не зарыл, не положил на счёт, не отдал на хранение. Он их отдал в общак. За такой поступок ему на зоне сделали достойную жизнь. Деньги были немалые. Он бы всё равно их потерял, органы нашли бы везде, но не тут. Увидев в его отце хваткого парня, авторитеты решили подключить его к своим делам. Когда Рысь отмотал срок, они дали ему дело и помощь. Теперь Рысь был «человек». Он разыскал Зою. Она ещё не безнадёжно спилась. Однако переход на лёгкие наркотики с лёгкой руки Рыся полностью отвернул её от пьянства. Можно сказать, пошёл ей на пользу. Теперь они были вместе. И решили найти своего сына. Решили, нашли. Они очень удивились тому, что его прооперировали в Европе. Однако, услышав историю о том, как он сделал себе протекцию, развеселились. «Весь в тебя, прохиндей», — сказала мать, забивая косяк. Рысь гордился сыном. Он подключил его к делу. Скупка краденого барахла давала хороший доход. В стране как раз воцарился пятнистый, и всё покатилось к чертям. Теперь деньги не делал только ленивый или тупой. Но была разница в том, кто, когда начал это делать. Они были первыми, и это было решающим фактором. Теперь Рысь уже не был напонтованным лошком. Деньги вкладывались только в доллары. На чёрном рынке цена была большая. Но, когда всё рухнуло и доллар влился в экономику естественным образом, Рысь ни разу не пожалел о том, что выбрал объектом вложения именно баксы. Когда месячная зарплата рабочего стала всего четвертак — двадцать пять баксов, для Беса и его родичей наступил рай на земле. Но расслабляться было нельзя, криминал понял, что может влиять, и началась резня на лестнице к власти. Рысь ушёл под влияние «московских» и прочно обосновался в Белоруссии. Тут можно было не бояться, что тебе устроят передел. «Московских» никто не трогал. Но Рысь не думал, что всё так и будет — гладко. Времена большого передела стали угасать. Нужно было готовить лёжку где-нибудь в тёплой стране. И всё было бы великолепно, если бы не героин, который мама и папа так любили. Обдолбавшись вдребезги, они врезались на своём новом «БМВ» в опору моста и умерли счастливыми и в один день. Даже в одну минуту. Бес вновь остался один. Правда у него было достаточно денег и дело, приносящее доход, но не стало ни одного родного человека. Остался только толстый, чёрный щенок, подаренный отцом. Он назвал его Жуком. На родительские похороны собрался весь криминальный люд. Статусы не заставляли усомниться в чине усопшего. Печатки, цепи, кожа, наводнение из «мерсов» и «бэх», отдельной бодигардной группой стояли «широкие» джипы. Быть бы Бесу в полном авторитете, но на ту пору наступил большой беспредел, и «московские» утратили влияние. Прорвался буржуйский рынок внутрь страны и обвалил бизнес повсюду. Краденое стало не очень нужно. Только раритеты и коллекционные вещи, а такое Бесу обламывалось редко. Цены стали расти. Рынок Беса не прельщал. Торгаши ему не нравились. В криминальной среде всё было по понятиям, и там было проще приспособиться. Можно было воспользоваться депозитом отца, который он завещал, и осуществить его мечту — свалить в тёплую туристическую нирвану прожигать жизнь. Но он знал: едва попробует воспользоваться деньгами, его завалят. Пришлось затушеваться. Уйти в мелкий, шушерный бизнес. Нужно было выждать времена поспокойнее. И он исправно платил в общак, держал точку для бродяг-маравихеров. Чтобы подвязать на дело карманника, нужно было его заарканить. Благо, среди ментов остались те, что в лихие времена поднялись не без помощи его папы, они подсобили с персоналом. Впаривали фуфло, ловили с поличным и к Бесу на отработку. А кто гордый слишком — на нарах грелся, формально отстояв свою свободу от Бесовского бизнеса.

Да, были времена. А теперь нужно всё это кидать. Случилось какое-то западло. Нельзя было терять время. Пацаны где-то засветились, он это чувствовал. Сумочка, которую притаранил Шкет, была битком набита баксами. С одной стороны, всё шиково, кто бы ни радовался деньгам. Но Бес не был дураком и мог сложить два плюс два. Большие деньги связаны с большими делами. Большие дела связаны с большими людьми. А большие люди очень не любят, когда кто-то лезет к ним в карман. Пропавший Лысый подтверждал его мысли. Да уж, лучше бы эти деньги пришли к нему потихоньку из карманов добропорядочных граждан, чем вот так, гамузом. Теперь надо рвать когти. Точку он закроет. На сходняке оставит долю в общак и отвалит временно отдел. Если люд блатной не выдвинет предъяв, получится, что не им он дорогу перебежал. Чуть-чуть он не досидел до нужного срока. Переждать бы ещё чуток, и можно было бы сваливать из этой дыры. Море, солнце, девочки, праздная жизнь. Всё это откатилось на неизвестное время. До этого ещё много разных дел.

Вообще дела были, и их надо было решать быстро. В первую очередь были собраны все ценные бумаги и документы, которые могли понадобиться. Да и вообще, всё, что было связано с его пребыванием в этом доме, должно было уйти вместе с ним. Когда с бумагами было покончено, настал черёд ценностей материальных. Всё он не мог тащить с собой по известным причинам. Хранить в доме ничего не стоило, тут при случае всё прошмонают. Надо придумать что-нибудь, чтобы можно было быстро достать то, что спрятано. При этом, желательно, не в самом доме. Почему-то стало казаться, что, куда бы он ни спрятал своё добро, его везде отыщут ушлые бродяги.

В огороде глухо залаял Жук. Беспальчий напрягся. Замер, прислушиваясь, что там происходит. Толком ничего слышно не было. Жук рычал недолго, потом всё успокоилось. Бес некоторое время прислушивался, потом выглянул во двор. Всё было тихо. Списав всё на счёт пьянчуг, которые иной раз бродили вдоль забора, он успокоился. Внезапная мысль заставила его остановиться на пороге, довольная улыбка осенила лицо. Теперь он знал, куда можно спрятать хабар.