Пьесы. Статьи

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Декорация второго действия. Раннее утро следующего дня. И о а н н а дремлет, сидя на диване, подвернув ноги, укрытая пледом. На террасе появляется П у л т о р а ч к а в большом платке, под которым спрятана какая-то довольно большая вещь. Она, крадучись, входит, осматривается; увидев Иоанну, на цыпочках подходит к столику перед диваном и ставит на нее вещь, обернутую тряпкой. Некоторое время с любопытством смотрит на Иоанну.

И о а н н а (просыпается, увидев Пулторачку). Кто здесь?

Пулторачка бежит к выходу.

Подите сюда! Кто вы такая?

П у л т о р а ч к а (возвращаясь). Пулторачка, паненка. Жена Войтека Пулторака… (Показывает.) Горшок вам принесла, паненка…

И о а н н а. Горшок? (Разворачивает красивую майоликовую вазу.) А-а-а! Откуда она взялась?

П у л т о р а ч к а. Да уж взялась, взялась, паненка… черт попутал… Люди нахватали того да сего, как только фронт откатился и власти никакой не было… А нынче, когда по деревне слух прошел, что паненка в усадьбе, мы с Войтеком порешили вернуть… «Поди, говорит, жена, отнеси паненке». Вот я и принесла. (Складывает тряпку, прячет под платок.)

И о а н н а (расстроена). Говорите, слух прошел?

П у л т о р а ч к а. Еще какой, все болтают. Так уж вы, паненка, не гневайтесь, что горшочек немного подержали. А хорош был горшочек, хорош… Капусту я в нем солила.

И о а н н а. Да мне он зачем?

П у л т о р а ч к а. Это уж ваша забота. Мы с Войтеком порешили вернуть… потому все теперь может быть. Раз уж вы, паненка, ночуете во дворце, то ого-го!

И о а н н а. Но я сию минуту ухожу отсюда! Что вы надумали?

П у л т о р а ч к а. А что нам думать? Вам лучше знать… (Понизив голос.) Хотите, расскажу, что и где припрятали люди…

И о а н н а (раздраженно). Нет, не хочу. Пусть себе солят свою капусту и огурцы!

П у л т о р а ч к а. Как же это? Мы вернули, пускай и другие тоже…

И о а н н а (насмешливо). Хорошо, хорошо. Я буду помнить, что вы вернули.

П у л т о р а ч к а. Вот-вот! Не забудьте, паненка, что Пултораки вернули. (Пододвигается ближе, доверительно.) А земли-то мы не брали, боже упаси! После той, как ее… реформы… Не дали нам, сказали, своей, мол, у вас хватает…

И о а н н а (нетерпеливо). Идите же, уходите!

П у л т о р а ч к а. Ухожу, ухожу, горшок вернула, можно и уйти. В ножки кланяюсь, паненка, желаю здравствовать… (Смотрит на вазу, вздыхает.) А горшочек хорош был, хорош… (Уходит через террасу.)

Иоанна встает, переставляет вазу на камин, отойдя любуется ею. Спустя минуту раздается стук в правую дверь.

Входит С у л ь м а.

С у л ь м а. Восьмой час пошел…

И о а н н а. Неужели? (Вынимает из сумочки губную помаду, пудру, пудрится.) Вот так-то, пан Сульма… И эта ночь прошла… Вы даже представить себе не можете, что здесь случилось этой ночью.

С у л ь м а. Что такое?

И о а н н а. Не беспокойтесь. События в области духовной.

С у л ь м а (серьезно). Духам я уже перестал верить.

И о а н н а. А все-таки, поверьте мне, я здесь беседовала с духами. С духами моих предков, вот как… И даже вон с этим страшным кастеляном, который при дневном свете похож на разбойника. (Подходит ближе.) Я с ними говорила и о вас тоже… о том, что вы мне рассказали… (Как бы сбрасывая с себя остатки сна.) Ну, мне пора. Не хотелось бы встретиться с вашими, например, с панной Хэлей… Взгляните, пожалуйста, с террасы, нет ли ее где-нибудь поблизости.

С у л ь м а. Нет, я только что видел, она шла в инсектарий. Работа у нас начинается в семь часов. Не знаю почему, но панна Хэля была очень веселая, даже насвистывала.

И о а н н а. Интересно… А вам это не померещилось, пан Сульма?

С у л ь м а. Нет. Хорошо видел и слышал.

И о а н н а. Ах да, вы же ничего не знаете… Эта девушка пережила вчера тяжелый момент… А где ваш директор?

С у л ь м а. Тоже побежал в инсектарий, вслед за ней…

И о а н н а. И тоже насвистывал?

С у л ь м а. Ну что вы! Говорить он мастер, но чтобы свистеть? По дороге только несколько нарциссов сорвал с клумбы. Даже странно, такого за ним тоже никогда не водилось…

И о а н н а. Может, странно, а может, и нет… Скажите, пан Сульма, могли в деревне узнать, что я здесь?

С у л ь м а. Ни боже мой, откуда?

И о а н н а. А, может, все-таки?

С у л ь м а (немного обеспокоен). Я ни одного слова никому не обронил, директор тоже. Разве что… разве моя старуха?

И о а н н а (надевая жакет, подходит к Сульме). Может быть, хотите сказать мне еще что-нибудь на прощание?

С у л ь м а (подумав). Пожалуй, только то, что если доведется еще раз встретить вас, то уже не буду так по-дурацки удирать, как позавчера…

И о а н н а. Абсолютно правильно. Поверьте мне, я в самом деле уже не тот человек, которого вы встретили позавчера…

Молча смотрят в глаза друг другу. Внезапно правая дверь открывается, входит К л ы с ь, средних лет, инвалид — нет правой руки.

К л ы с ь. День добрый, Сульма. Люди говорят, здесь кто-то из старых владельцев появился… Может, то вы?

И о а н н а. Если из старых — так ведь сразу видно, что я.

К л ы с ь. Меня зовут Клысь. Хоть вы из старых, но я вижу, что молодая, значит, про Клыся, стало быть, не слыхали… Так я вам скажу несколько слов… (Левой рукой поднимает правый рукав.) Вот здесь ничего нет. Было, а теперь нет. За два года до войны мы, батраки, собрались бастовать. Мало что жалование было нищенское, так еще пан Вельгорский махлевал и его не выплачивал. Вот мы и не вышли на работу. Тогда Вельгорский вызвал штрейкбрехеров и полицаев. Мы, понятно, прогонять их, а полиция на нас с дубинками, мы — за камни, полиция — за винтовки. С того времени… вот, отняли правую.

С у л ь м а (сурово). Было, было так. Только, Клысь, зачем ты сейчас-то про это?

И о а н н а (смущенно). Вот именно, чем я могу теперь…

К л ы с ь. Не о том речь. Только как я услышал, что появился кто-то из старых хозяев, то подумал: пойду погляжу, кто и зачем пожаловал? Потому что, если что, паненка, так у меня еще левая осталась…

И о а н н а (нервно шарит в сумочке, вынимает две бумажки). У меня немного… но возьмите хотя бы эти двести… (Тише.) Моего отца нет уже в живых…

К л ы с ь (пристально смотрит на Иоанну). Так вы — дочка? Значит, правду люди говорили… Спрячьте-ка свои бумажки, ну… Я пришел только посмотреть, в глаза поглядеть… Напомнить, что есть такой Клысь… Так что спрячьте бумажки. (Кивнул головой, идет к двери, на пороге оборачивается.) Я пришел посмотреть, сказал свое, а теперь уж пойду… А все-таки зачем сюда вы пожаловали, по какому же делу?

И о а н н а (очень тихо). Зачем? Зачем? Почти за тем же, за чем и вы — увидеть, посмотреть…

К л ы с ь, кивая головой, уходит в правую дверь; почти одновременно из двери на террасу, осторожно ступая, появляются: Б р о ж е к, ему около сорока пяти лет, за ним Б р о ж к о в а, ей тридцать пять; она ведет за руку тринадцатилетнего Я с е к а; останавливаются на пороге, ждут.

(Заметив их.) Пан Сульма! Кто эти люди?

Б р о ж е к (низко поклонившись). Мы, паненка, Брожки… Франэк, Ягна и вот он мальчонка, значит, Ясек, сын вроде бы… (Глупо хихикнув.) Не узнаете? А ведь все знают!

И о а н н а. Ничего я не знаю, ничего.

С у л ь м а (подходит к Брожеку, вполголоса). Одурел, Брожек, что ли? Убирайтесь отсюда! Молодая хозяйка ничего не знала и незачем ей знать!

Б р о ж е к (хихикая). Не знала? Так я ей сейчас… (Выталкивает Ясека на террасу, прикрывает дверь.) Ясеку не надо слушать. Мы привели его только показать, что он есть, жив… Эх, паненка, и сорванец он, сладу никакого с ним, а уж обжора! Не напасешься…

Б р о ж к о в а. Весь в отца, паненка!

Б р о ж е к. То-то и оно! В пана отца!

И о а н н а. По вас не видно, что вы обжора!

Б р о ж е к. А разве я про себя говорю! Здесь был пан Квапиньский, управляющий… Вот в кого Ясек обжора.

Б р о ж к о в а. В него, в него. Мужчина был пан управляющий — что твоя печка, большой да горячий…

Б р о ж е к. В те годы вы, паненка, еще в школу ходили. Сульма должен помнить, что тот управляющий выделывал с девчатами…

И о а н н а. Пан Сульма! Что им от меня надо? Скажите, пусть уходят!

Б р о ж е к (торопливо). А мы только напомнить. Вы, паненка, наверно, знаете, где теперь тот управляющий Квапиньский, может, видитесь с ним? Так уж замолвите словечко, скажите, что Ясек жив, растет и жрет не хуже большого… Да и одежонка бы какая пригодилась…

Б р о ж к о в а. То-то и оно! Ежели бы пан управляющий вспомнил те годочки, может, облегчил бы нам…

Б р о ж е к. Только затем мы и пришли. Пойдем, Ягна, не станем больше надоедать. Пусть только паненка запомнит. Вот тут бумажка с нашим адресом…

Кланяются, уходят.

И о а н н а. Пан Сульма, что все это значит? Сначала какая-то баба пришла, потом Клысь, теперь эти… Какие-то призраки, старые обиды, мерзости. Откуда они узнали, что я здесь?

С у л ь м а. Понять не могу… Не иначе как моя старуха сболтнула кому, и понеслось по хатам…

И о а н н а. Но у меня нет ни малейшего желания сгорать от стыда… даже не знаю за что. За прошлое, которого нет, за пакости того управляющего! Какое мне до всего этого дело?

С у л ь м а. Не сердитесь, паненка, но я вам вот что скажу… Вы-то помните только хорошее в этом доме, а люди — всякое, вот из-за вас все прошлое и полезло наверх!

И о а н н а. Надо скорее бежать. Подумать только: сюда я пробиралась словно вор в чужой дом, а бежать должна как даже не поймешь кто. Передайте мой привет директору. Скажите ему… Ох, опять идут!

На террасе М о р г о в я к, Я ж и н а и Г н а т, тихо о чем-то переговариваются.

С у л ь м а (быстро направляется к ним). Что вам надо?

М о р г о в я к. Мы не к вам, мы к паненке.

С у л ь м а. Какой паненке? Никого здесь нет.

Г н а т (хмурый, красивый мужик лет тридцати, в офицерских сапогах, быстро протискивается в дверь). Не валяй дурака, Сульма. Давай сюда, Морговяк! (Иоанне.) Мы к вам, паненка, делегация.

Все трое становятся в ряд, снимают шапки. Сульма, нервничая, наблюдает со стороны.

И о а н н а. Какая делегация? От кого?

М о р г о в я к (степенный, около шестидесяти лет). Делегация от народа, стало быть, порядочных хозяев… Пришли мы поприветствовать паненку в ее доме, спросить о здоровье…

Г н а т (решительно). Поговорить о том, о сем…

Я ж и н а (немного моложе Морговяка, униженно). Вот-вот… разведать, как там на белом свете будет?

И о а н н а. Откуда вы узнали, что я здесь?

М о р г о в я к. От людей, паненка, от людей! Баба его, Сульмина, разболтала еще вчера поздним вечером, и загудели по деревне — в усадьбе объявилась паненка Вельгорская… Гнат хотел было тут же ночью идти, да неловко вроде, к тому же, сказывали, паненка заночует… Так мы решили с утречка пораньше…

Я ж и н а. Директора и так нет, поехал, говорят, в Познань, а утром завсегда приличней…

И о а н н а (насмешливо). В Познань!

Г н а т. А я так скажу: ночью надобно было, ночью разговор сподручнее вести… (Остановил на Сульме тяжелый взгляд.) Не всем про это знать надо.

И о а н н а. Хорошо еще, что вы не всю деревню привели.

Г н а т (мрачно). Э-э-э, что там вся деревня… Мы от своих, правильных мужиков…