И ничего подобного здесь не растет

* * *

Ди порыскала в двух местах: обиталища активистов и преступников. Поискала, где они пересекаются. Активистов по экологии, осталось не так уж много, да и злость их не такая сейчас, как до кризиса. Причина проста — они победили.

И это понятно, как понятно и то, каким должен быть их следующий шаг: полулегальная активность.

Это выглядит так: вы проводите свою жизнь, в рвении объявить генетическую инженерию вне закона. И вот пожалуйста, она [инженерия] запрещена, и все… духовно, вы ничем не заняты. Но все еще по своей прошлой активной инерции, вы нащупываете другие аспекты правонарушений, но увы — это уже не совсем то же самое. То есть вы организуете группы для борьбы с предполагаемыми нарушениями контроля за генной инженерией на том основании, что власти: ленивы, коррумпированы, глупы, обременены бюрократией. Из перечисленного выбираете что-то одно. Далее, у вас появляется возможность занимать свое время на поиск нелегальных генетических лабораторий и ферм, и соответственно их последующее уничтожение. Вы снова в игре. Разумеется, вы же теперь народные мстители, и, следовательно, обязаны бороться как с полицейскими, так и с нарушителями. Так ведь для определенного типа людей — это только делает ту самую игру более увлекательной.

Начала Ди с Новых Зеленых Миротворцев. На первой встрече она пообщалась с женщиной, достаточно злой, чтобы стать хорошим кандидатом для «подрывных проектов». Звали ее Пола Кэродайн, с Ди она вела себя настороженно, однако Ди было не привыкать контактировать с недоверчивыми информаторами.

— С чего это вас так интересует диверсионная деятельность? — спросила Пола. Выглядела она: невзрачной, крепко сбитой и очень энергичной.

— Моя сестра сидит в тюрьме за преступление, связанное с генетикой растений, которого она не совершала. Ее подставили.

— Вот как? Как ее имя?

— Пери Ставрос. А меня зовут Диметрия Ставрос. Раньше я работала в полиции Нью-Йорка. Осуждение Пери многое изменило для меня. ФБР не справляется со своими обязанностями должным образом, даже несмотря на то, что у них есть сейчас Закон. Иначе Пери не находилась бы сейчас в тюрьме, а загрязнители атмосферы, не разгуливали бы сейчас на воле.

— Ну у нас сейчас пока нет никакой активности, — произнесла Пола, и скорее всего — это была ложь.

Ди привыкла к тому, что ей лгали. Копам врали все: подозреваемые, свидетели, жертвы. Это и являлось настоящей и повседневной уличной жизнью. Пола больше ничего не сказала, что было весьма хорошим знаком. Вероятно, она проверит Ди и Пери, и выяснит — правда это или нет. И это только начало. Да, привлечение информаторов — процесс медленный.

На Манхэттене уже присутствовала сеть таких людей, по крайней мере те персоны, которых еще не убили, не посадили в тюрьму, или они не умерли от «условий окружающей среды».

Ди вышла на пенсию всего год назад. Однако неделя такого «общения» и подкупа не принесла ничего, кроме обычных пустых разговоров.

Но затем появился Гум. Никто толком и не знал, сколько ему лет, даже сам Гум не знал. На его лысой голове и не прикрытых одеждой руках — злокачественные опухоли. То ли болезнь, то ли солнечный свет, то ли невезение. Он не прибегал к медицинской помощи, лицевым маскам и вставным зубам. Гум обитал везде и нигде. Он прекрасно помнил жизнь до кризиса, до исчезновения деловой активности на Манхэттене, а может и помнил все, что было до начала века. Старый, вонючий и умирающий, но еще живущий — это дало ему статус, своего рода мистической величины: почти как у бога.