Внучка жрицы Матери Воды

Немного о моём отце

Когда я вступила в возраст осмысления окружающей реальности, бабушка поведала мне вот что. Чёрный Владыка — жгучее божество планетарных недр Паралеи, он же возлюбленный Богини Матери Воды, наделяющей нас своей текучей и быстро изменчивой плотью, нестойкой к воздействию времени, — не желал моего появления на свет. Я же выскочила из своей матери как пробка, так что акушерка едва успела меня подхватить. При том, что матери моей пришлось расплатиться за столь скоротечные роды тем, что её зашивал как тряпичную куклу специальный и дорогой врачеватель, обладающий таким вот навыком. Последствием не очень и удачной операции стали приступы невралгии, что не часто, но терзали маму на протяжении её недолгой жизни. Видимо, был задет некий глубинный нерв. Таким образом, появившись на свет вторым ребёнком после своего старшего брата, я стала причиной, из-за которой мама и отказалась от дальнейших деторождений.

Бабушка Ласкира могла бы и молчать, но она поведала мне, что Чёрный Владыка приговорил меня ещё до того, как развернулись мои лёгкие, — я же выскочила без помех целёхонькой и невредимой, благодаря своей, не иначе врождённой целеустремлённости, вложенной в мою природу другим совсем миром, ибо я дитя гибрид, двухсоставная. Этот загадочный мир и отразился в глазах моей мамы, дав им небесный цвет. А мама передала его мне.

Бывшая жрица запрещённого властями культа Матери Воды, моя старшая мамушка Ласкира нашёптывала мне втайне от мамы свои странные и мистические поверья и легенды, найдя в моём лице зачарованную слушательницу. Мама же и отец запрещали ей забивать голову ребёнка всей этой галиматьёй. Не проявляя ко мне особой любви, как и подчёркнутой чёрствости, бабушка не щадила меня, рассказывая порой не самые приемлемые для детского восприятия вещи. Её жуткие таблицы, испещрённые таинственными знаками и пугающими картинками, предсказывали, — ребёнку не суждено было открыть свои удивительные небесные глаза… понятно, что маме она откровений своих магических таблиц не озвучила. Получалось, не были её таблицы всевидящими, и не зря их презирала мама. Бабушка могла бы и озаботиться тем, что некоторые стороны жизни, открытые прежде времени взросления, способны нанести эмоциональную травму психике девочки. Но такова уж моя бабушка — старшая мамушка, ничуть не злая, но слишком уж прямолинейная. Свою неудержимую болтливость она и передала мне в наследство. В нашем довольно взвешенном по части разговоров семействе мы с Ласкирой являлись на редкость говорливыми. И она постоянно общалась со мной, раз уж другие домочадцы её повествования всерьёз не воспринимали. А дедушка Ниадор при своей жизни и вовсе запрещал ей касаться подобных тем.

— Твои Боги злые, — сделала я своё умозаключение однажды.

Ласкира не согласилась, — Нет. Не Боги злые, а я виновата в том, что навлекла на всех нас их месть. Но Мать Вода проявила свою благосклонность к тебе. Предвидя твою будущую красоту и тонкое устроение, Она заступилась… Но не воображай, что это знак твоего будущего счастья. Она хотела тебя заполучить для служения себе самой, да я… не посмела отвезти тебя в поселение поклонников Матери Воды. Ибо я хочу, чтобы ты познала обычное женское счастье, а не повторила мою судьбу…

— Тон-Ат не верит во всесилие Богов планеты, а он умный, — ответила я. — Твои таблицы врут, а твой ум наполнен предрассудками и тьмой. Вот что он говорит.

— Он так говорит лишь потому, что служит неведомым для меня Богам. Он чужак, а уж откуда он, для меня непостижимо. Используя свою нездешнюю магию, он внушил моему сыну любовь к твоей матери ради своих уже целей. Я не желала ему такой жены. Ибо мои таблицы предсказывали, что она не будет той, кто наполнит его дом длительным счастьем.

Бабушка перешла на шёпот. Как будто Тон-Ат незримо витает поблизости и может подслушать, — Уверена, что этот тёмный колдун и подстроил то обрушение в подземном гроте, когда и погиб наш мальчик, твой брат по отцу от его первой жены.

Тут бабушка прижимала к глазам платье, которое шила для своей заказчицы, и то ли плакала, то ли изображала, что плачет. Потом она высморкалась в это платье, поскольку не питала особого уважения к своим клиенткам из-за их простого происхождения, говоря, что слёзы жены аристократа делают это платье бесценным. Я уже не теребила её, зная, что она и сама всё расскажет. Нелюбовь к Тон-Ату была такова, что она никогда не щадила его на словах.

— Лицо первой жены моего сына было подобно розовому лепестку, и сама она оказалась таким же нестойким цветком, не пережила постигшего её горя, — Бабушка и маму мою вначале недолюбливала, а полюбила как дочь уже потом, когда они обе оказались в беде. — До сих пор неясно, откуда к ней попал нож зловещих наёмных убийц с окраин континента, в котором имелся особый канал с быстродействующим ядом. И я не исключаю, что это был зловещий дар Тон-Ата в минуты её отчаяния. К тому времени он уже втёрся в доверие к Ниадору, был вхож и в наш дом, как якобы любитель старинных книг. Их он и доставлял ему в его библиотеку, где и вёл с ним беседы на темы, мне неизвестные. К тому же он обладал умением обезболивать любые тяжёлые болезни, если и не всегда умел от них избавить. А может, и не хотел того. Ниадор так и не исцелился, хотя умер легко и во сне. Тон-Ат же точно хотел, чтобы сын Ниадора, твой отец, стал свободен от своих семейных уз. У него имелся свой замысел и, видимо, свои таблицы, которым он и следовал…

— Нет у него никаких таблиц! — опровергала я бабушку. — Не сочиняй. Разве папа не сумел бы полюбить маму и без всякой злокозненной, как ты говоришь, магии? — я рассердилась на бабушку до того, что ущипнула её за руку. Она хотела нашлёпать мне, но вошла моя мама.

— Ласкира, не смей её трогать, она дочь аристократа! В отличие от тебя, простолюдинки от рождения, пусть и избранной некогда жрицей Матери Воды. Но Мать твоя водяная отвержена не просто по злому своеволию властей, а потому что её культ изжил себя, а народ в своём большинстве с лёгкостью отвернулся от прежних Богов. Будь истинные уже Боги на её стороне, такого бы не произошло.

Мама всегда знала, как усмирить бабушку, не нанося ей личных оскорблений. Бабушка ответила, — Так можно и договориться до того, что всякий человек, кого убивают нечестивцы, отвержен истинными Богами, уж не знаю, каких именно Богов ты имеешь в виду. Раз убит, то и поделом, даже если был добрым человеком. Будь последовательной, Ксенэя. По такой логике выходит, что и Виснэй убит за дело.

— Не порождай гротескных и неверных аналогий, Ласкира. Знаю, что ты не любишь мою девочку. Но не смей её обижать. Ради памяти своего сына, хотя бы.

Бабушка утихла сразу же, а эта наша ссора произошла уже после того, как папы не стало, и наша жизнь радикально поменялась в очень тяжёлую сторону.

Мой отец Виснэй Роэл владел при своей жизни уникальной рощей, полностью состоящей из деревьев, украшенных сиреневой листвой, оттенки которой при колыхании на ветру перетекали от светло-голубого до тёмно-фиолетового. Таких деревьев нигде больше в округе не произрастало, а пересаженные в другую почву, они погибали. Ни их семена, ни их саженцы не приживались больше нигде, как ни старались их приобрести себе другие люди, чтобы украсить такой вот растительной диковиной свои сады или рощи. Загадка их не поддавалась решению. Или микробиота земли являлась исключительной, или минеральный состав какой-то особый, или так проявляла себя древняя тайна самого места, где прежде находился храм Матери Воды у голубого источника. Короче, мистика не решалась методами рациональной науки, что бывает не так уж и редко.

Храм был давно разрушен, и только выветренные белые и лиловые камни от фундамента указывали на исчезнувшую святыню. Моя бабушка уверяла, что под руинами где-то скрыт вход в загадочные тоннели бесконечной протяжённости, о которых уж точно знал Тон-Ат, не в последнюю очередь выбравший мужа для своей приёмной дочери — моей мамы и по этой причине тоже. Тон-Ату было, в общем-то, всё равно за кого отдать маму замуж, считала бабушка. Лишь бы пристроить с удобством для неё и для себя, а любовь он считал делом зряшным и неважным нисколько. То, что мама действительно полюбила отца, всего лишь милость Судьбы для юной девушки, вынужденной принять выбор сурового отчима.

Умозаключение бабушки унижало в моих глазах тот союз, который и породил на свет моего брата и меня. Ведь мама рассказывала мне в редкие вечера нашего родного общения, когда непогода шумела за стенами нашего бедного к тому времени жилища, а папы в живых уже не было, что любовь, волшебная и яркая свалилась на неё настолько внезапно, что сразу же лишила её разума и устойчивости, но одарила счастьем взаимности. Моя добрая бабушка обладала несколько приземлённой натурой и не имела склонности к приукрашиванию действительности. Зачем же, спрашивала я, ваша богатая семья взяла маму к себе в дом? Бабушка отвечала с той же грубой прямолинейностью, что папе-несчастному вдовцу, но здоровому и нестарому мужчине была необходима невинная и пригожая девушка для наполнения жизни вполне понятной приятностью, а также и ради появления детей. Раз уж он не был обделён силой здорового мужчины, не будучи стариком. А богатства и влияния их роду и так хватало. Не подсуетись Тон-Ат, подсуетился бы кто-нибудь ещё. Стать женой Виснэя Роэла мечтала даже Айра — дочь влиятельного друга дедушки Ниадора. Та самая Айра, что потом стала женой Ал-Физа и страдала от его жестокосердия всю жизнь. Пока хромоногий Реги-Сэнт, отец Айры, раздумывал, а не появится ли лучший выбор для его младшей дочери, папа успел увидеть мою маму и выбрать её для себя. Когда-то у Айры имелась и старшая сестра, но она сбежала с бродячим акробатом и скрылась в глубинах континента от гнева влиятельного отца. Возможно, что беглянка надеялась потом на его прощение, но прощения так и не последовало уже никогда.

Побег девушки-аристократки с нищим акробатом — история поразила моё полудетское воображение, и я долго выспрашивала у бабушки, как же он выглядел, если она решилась на такой поступок?

— Да как? Глазастым, если углядел, да рукастым, раз ухватил так, что уже не вырвалась. Любовь была горячей, да короткой. А дальнейшая жизнь в холодном тряском доме на колёсах, полная невзгод и побоев, уже не отменяема. А ты знай, как глупо девушке предаваться мечтаниям в горячечном бреду любовного недуга. Сам недуг проходит быстро, а осложнения остаются на всю жизнь!

— Разве сама ты не любила дедушку Ниадора?

— Моё чувство было взвешено и разумно, а вовсе не безумным влечением, всегда приводящим к будущим несчастьям. Я всегда обладала мыслящей головой, а не кукольной болванкой, украшенной лепестками губ и очаровательными глазёнками, что доверчиво таращатся на любого, кто первым хватает её или покупает за немалые деньги. Последнее не самое и худшее, если будущий хозяин ценит своё добро и бережёт то, что купил. А бесплатное или уворованное добро точно уж никто не ценит.

Я была возмущена бабушкиным житейским цинизмом, — Девушка не кукла! Человека нельзя покупать и продавать! За это Надмирный Свет накажет будущими несчастьями.