Изумрудная скрижаль

Глава 4 Лео

1

Рождение ребёнка в Идеальном пространстве было целым событием. Женщины не хотели рожать детей. И если в третьем слое Земли, Энрофе, логическим продолжением семейных отношений считалось рождение малыша, то в четвёртом измерении семей не существовало вовсе. Да и как могла существовать нормальная семья, когда небожители видели чувства друг друга как на ладони?

Любовные восторги по мере узнавания второй половины часто сменялись раздражением. Это сразу становилось достоянием окружающих, и в первую очередь супруга или супруги. Появившуюся неприязнь скрыть было невозможно. И земная поговорка «Стерпится – слюбится» здесь не работала. Женщины четвёртого измерения не нуждались в словах – они читали мысли своих избранников. А так как в их мыслях мало было любви, то семьи распадались, и рождаемость детей катастрофически сокращалась.

Уменьшение рождаемости могло привести к исчезновению цивилизации небожителей. Угроза гибели цивилизации, возникшая два века назад, повлекла за собой изменение законов. Но ни запрет на разводы, принятый Советом Старейшин, ни требование к обязательному рождению ребёнка каждой парой не принесли ожидаемых результатов.

Тогда-то и возникла идея клонирования, снявшая напряжение сообщества. Но неожиданно появилась новая проблема. Каждый последующий клон оказывался генетически слабее предыдущего. Особенно пострадал ген интеллекта. Цивилизация была на грани деградации.

У землян же всё было наоборот. Рождаемость возрастала несмотря на войны и экологические катастрофы. Люди быстро развивались, даже с частично работающим мозгом. И время от времени в Энрофе рождались гении. Они-то и выводили общество на новый виток развития.

А тут ещё кураторы из четвёртого измерения начали потихоньку влюбляться в земных женщин. В третьем слое появились дети, владеющие сверхчувственным восприятием и знаниями Идеального пространства. Сначала таких детей уничтожали, затем решили блокировать их мозг. Но бывали случаи, когда ребёнка забирали в четвёртое измерение на воспитание. …Так произошло и с Леонардо.

2

В начальных классах Лео учили владеть своим телом и поддерживать здоровье. Болеть в четвёртом измерении считалось верхом неприличия. Уроки по перевоплощению проходили интересно и весело. Он сам выбирал форму будущего тела и заполнял этот образец. Рост, вес, размер стопы – всё поддавалось изменению.

По закону небожителей в момент рождения ребёнка считывался вибрационный код, который потом в обязательном порядке заносился в информационную ячейку. Доступ к ячейке имелся не только у родителей, но и у Старейшин. И если вдруг, что случалось крайне редко, ребёнок заболевал, то, получив чип с врождённой вибрацией, достаточно было лишь вставить его в усилитель. Устроившись перед этим сверхсовременным изобретением, небожители в течение минуты могли отрегулировать искажения в организме, вызванные болезнью. Но до этого никогда не доходило. Даже самые маленькие дети умели управлять энергетическими потоками тела, снимать блоки и зажимы в мышцах, восстанавливать матрицу повреждённых органов.

Впрочем, для поддержания здоровья в четвёртом измерении существовало много традиционных приспособлений. Светомузыкальный душ и музыкальная пирамида имелись в каждом доме.

Леонардо знал, что его мать умерла при родах. Младенец пробыл в роддоме ещё два месяца и однажды ночью исчез. У главного врача были неприятности, но дело замяли. Умершая женщина значилась матерью-одиночкой, а дальние родственники от ребёнка отказались. Так неожиданно Лео попал в мир своего отца, который получил разрешение Совета на возвращение незаконнорождённого сына.

В школе Леонардо с лёгкостью усваивал премудрости параллельного мира. И только в одном земная природа брала своё: чувства его были столь яркими и искренними, в отличие от невозмутимых друзей-клонов, что ему не всегда удавалось скрыть их от окружающих. Он был слишком земным в этом рациональном холодном мире.

Может быть, поэтому сейчас ему так хорошо в Энрофе? Здесь не нужно было маскировать свои душевные переживания. Оставаясь внешне спокойным, он мог излучать в пространство ярость или любовь, гнев или обиду – здесь этого никто даже не заметит.

Лео любил Энроф. После школы, пройдя специализацию, он был направлен сюда в качестве ликвидатора. Работа ликвидатора была опасной. Совет Старейшин контролировал развитие человеческой цивилизации во всех её проявлениях.

3

Веронику он приметил ещё на перроне. Девушка была красива, но чем-то встревожена. Пространство вокруг неё вибрировало страхом. На запах страха тут же слетелись лярвы – мерзкие фиолетовые твари второго измерения. Одна из них уже выпустила присоски, чтобы прикрепиться к затылку девушки, и, в предвкушении лёгкой наживы, выпустила из скверного желудка остатки воздуха. Мощным броском энергии Лео отшвырнул её в конец вагона. Лярва тупо уставилась на неожиданное препятствие в образе Леонардо и, выпустив зловонный сгусток, исчезла.

Девушка ничего не заметила. Она смотрела невидящими глазами в окно на пробегающие мимо деревья, пасущиеся стада, речушки с огромными металлическими столбами мостовых перекрытий, засеянные поля и думала о далёком и страшном.

Прикрыв за собой дверь купе, Леонардо устроился на верхней полке. Вагон был дрянной, пусть и с бантиками на занавесках, потёртыми ковриками и «альтернативным бельём». Альтернативные простыни отличались от обычных, белых, лиловыми цветочками. К ним в придачу полагались две салфетки: одна на унитаз и одна для обуви. Серые дерматиновые сиденья, разболтанные двери, плохо закрытые окна – всё напоминало об убожестве, в котором увязла когда-то крепкая, а теперь расползающаяся по швам держава.

В купе каждый занимался своим делом. Плотный мужчина сидел у стола за ноутбуком. Над ним, отгородившись от внешнего мира наушниками, вслушивался в иноземную речь худощавый сосед. Молоденькая студентка листала журнал «Магик», обложка которого соблазняла животрепещущими темами. «Интервью с того света», «Сакральная сила рун» и «Мистика бытия» полностью поглотили внимание девушки. Заглянувшая проводница угодливо предложила орешки и пиво по шесть гривен, но, встретив равнодушные взгляды, зашуршала с ними дальше.

Леонардо достал косп и задумался. Работа ликвидатора в последние годы изменилась. Небожители уже не сражались с людьми, хотя по-прежнему контролировали их развитие, невидимая борьба велась со вторым слоем земного Шаданакара. Сущности этого слоя начали предъявлять свои права на людей. Вернее, на их чувства, которые превратились в любимое лакомство мерзких тварей. Человечество всё глубже и глубже погружалось в свои страсти, и лярвы размножались со страшной скоростью. Это беспокоило руководство Совета, а ликвидаторам прибавляло работы.

Лео вздохнул и стал настраивать сканирующее устройство на вибрации соседей. На экране появилось изображение Вероники. Рядом двое мужчин, изощряясь друг перед другом в словесном поединке, пытались произвести впечатление на девушку.

Леонардо тронул мерцающую панель, и маленький экран коспа замелькал строками перфокарты.

Сейрам Умеров, 50 лет, женат, добропорядочный отец семейства, общительный, любит поговорить. Возвращается со свадьбы сына. Дальше шёл послужной список Сейрама: работа автослесарем, водителем и, наконец, завгаром в Ташкенте, переезд в Крым в начале девяностых, участие в митингах и демонстрациях в канун годовщины депортации татар, рождение внучки, свадьба младшего сына.

Бегло ознакомившись с файлом и не найдя ничего интересного, Лео открыл следующий.

Григорий Лизогуб, 40 лет, разведён, имеет ребёнка от первой жены. В политических событиях не участвовал, в криминальных разборках не замечен.

Жизнь Гриши была наполнена приключениями и с трудом помещалась на двух страничках электронного файла. К файлу прилагались фотографии эротического содержания. Гриша часто влюблялся, но ни одна женщина не оставила в его душе тот неизгладимый след, который приятно вспоминать, когда всё уже прошло. Меняя женщин, как будто прочитывая ежемесячный мужской журнал, а затем выбрасывая его за ненужностью, он никогда не объяснял, почему уходит, и жил по давно отработанной схеме: встреча, знакомство, секс с разговорами до утра и бегство. Стадия «секс с разговорами до утра» была самой захватывающей и временами тянулась целых шесть месяцев. Но ни на день больше. Его жаждущая новизны натура требовала свежих впечатлений. Гриша не мог толком объяснить, какими были его женщины. И почему, интересные собеседницы в самом начале романа, они к концу любовной связи превращались в невыносимых зануд.

Многие были умны. Он вспоминал их с особой благодарностью. Были и совсем глупые. Эти пытались его приручить и начинали контролировать Гришу чуть ли ни с первых минут знакомства. Их он бросал быстро и безжалостно, ничего не объясняя, уходил, уезжал, улетал. В Москве он торговал рыбой, в Ялте – работал массажистом, в Красноярске – на лесозаготовках. И везде находил ту, которая стремилась быть брошенной.

Третий пассажир лежал, уткнувшись в газету, и не вёл никаких разговоров. Лео приблизил изображение. Надо же, профессор Званцев собственной персоной!

Пять лет назад Леонардо получил задание Совета Старейшин оберегать этого оригинального субъекта. Помнится, профессор тогда занимал пост в парламенте. В его жизни тоже была любовь. Как оказалось, одна на всю жизнь. Лео знал, что каждый год профессор берёт билет и едет в Питер, где с замиранием сердца ждёт встречи с любимой. Его друг Женька дипломатично уходит в соседнюю комнату, оставив Званцева и свою жену наедине, с остывающим чаем.

Они учились в одном институте, кормились на одну стипендию и спали с одними и теми же девчонками. А потом появилась Элка. Через год она стала Женькиной женой, а через десять друг как-то признался, что полюбил Элку только благодаря рассказам самого Владимира. И хотя Званцев дважды был женат и имел массу воздыхательниц, он раз в год брал билет и ехал в прошлое, к своему другу и его жене – единственной любви на всю жизнь. Страх быть отвергнутым засел в нём навсегда. Чтобы как-то заглушить его, он домогался привязанности недоступных для него женщин. Влюблённые студентки-аспирантки были ему неинтересны – он стремился к вершине. И эта вершина должна была быть умнее, талантливее, выше его. Это походило на соревнование. Вершина пугала и притягивала одновременно. И с настырностью старого скрипучего подъёмника он карабкался вверх. С возрастом его страсть переросла в стремление покорить единственную достойную, капризную и непредсказуемую, коварную, и от этого ещё более желанную даму – Политику. Став депутатом и получив пост в правительстве республики, Званцев давно уже обещал больше, чем способен был сделать. И не потому, что не мог. Как заправский вампир, он вбирал в себя энергию друзей. И, напитавшись силой любви, на гребне человеческих эмоций получал очередной пост. Но то, что взял в долг, рано или поздно придётся отдать. Разочарованные приятели, обманутые коллеги, так неосмотрительно доверившие ему часть своей силы, с обидой вспоминали обманщика. Собравшийся в лавину мощный выброс эмоций мог обрушиться, и Званцев, предчувствуя своё падение, ощущал страшную тоску, от которой хотелось завыть, заголосить, как деревенская баба на похоронах. Он ещё надеялся, перебегал из партии в партию, создавал политические блоки, срывал жидкие аплодисменты – последние восторги своих избирателей. Но горизонт его жизненного пути потемнел, и вся сила человеческой боли и обиды приготовилась поглотить его, разбить и растоптать.