Серебряная герцогиня

* * *

Ярдарду казалось, что он умер. Каждое утро он вставал и делал какие-то дела, вникал в нужные документы, выслушивал нужных людей. Разум работал как часы, но сам Яр отсутствовал. Впервые за всю свою жизнь ему приходилось напрягать всю силу воли, чтобы проснуться: во сне Лэйда была жива. Во сне она смеялась, злилась, танцевала и висела на грот-парусе гички, заставляя маленький кораблик развернуться по ветру. А здесь её больше не было. И непонятно было: зачем тогда вот это всё, если Лэйды тут нет?

— Ваша милость! — камердинер тряс герцога за плечо, и Яр снова и снова открывал глаза, заставляя себя встать, одеться, умыться.

Всю свою жизнь старший сын королевы жил под управлением чувства долга. Сначала долга сына, затем наследника, потом долг хранителя Медвежьего щита. Он не мыслил жизни иначе. Когда сестрёнка рыдала на его плече, жалуясь, что не хочет отправляться на север, в Медовое царство и выходить замуж неизвестно за кого, Яру сложно было понять её.

— Но это же твой долг, — изумлялся тогда ещё наследник престола, и ему казалось, что этот аргумент — самый важный, неоспоримый.

А Лэйда… Она никому и ничего не была должна.

— Кому должна — я всем прощаю, — смеялась голубыми глазами.

— Но если не долг, то что тебя заставляет хранить Морской щит? Водить корабли? Заниматься ремонтом фортов, судить и управлять? — допытывался принц.

Голубые глаза туманились задумчивостью лишь миг, а затем пиратка снова смеялась:

— Я делаю это, потому что это мне нравится. Дерусь, потому что я дерусь. Хожу в море, потому что хочу. Держу щит потому что, юдард возьми, люблю это делать!

Он раз за разом предлагал ей выйти замуж, и раз за разом Лэйда отказывалась:

— Яр, ты с ума сошёл? Ты можешь представить меня королевой Элэйсдэйра? Я ведь не брошу ни море, ни корабли. Я даже пить вино и танцевать по тавернам ради этой вашей короны не брошу.

И Яр понимал, что любимая права. Сделать её королевой всё равно что поймать яркую птицу и заточить её в клетку. А потому, когда младший брат лишился правой руки, что не могло бы не вызвать у него осложнений в Медвежьем щите, наследник отрёкся от престола в пользу Ульвара.

Безумные пять лет счастья… Вопреки долгу, вопреки мнению отца, под неодобрительным взглядом матери… Яр всегда в глубине души чувствовал, что поступает незаконно, а, значит, рано или поздно забытый долг его покарает. Нет, он так не думал, Медведь не был суеверным, но…

— А что ты сделала бы, Лэй, если бы тебе делать не хотелось ничего? — угрюмо спросил Яр шёпотом и спустился вниз.

Он жил в её особняке, в том дворце, который с любовью и нежностью построил для своей любимой женщины. Сейчас Медведь жил лишь из одного чувства долга. Перед щитом, перед королём, перед родителями.

— Ваша светлость, — к герцогу подбежал мальчишка-паж, — Его величество просит вас приехать к нему. Что-то случилось.

Яр кивнул. Ему было безразлично, что именно произошло, куда ехать и что делать. В конце концов, всё это, по большому счёту, не имело больше никакого смысла.

Брата он застал в Жёлтом кабинете. Ульвар не любил долго находиться на одном месте. Всего во дворце было пять или шесть разных кабинетов. Но король мог принимать и в библиотеке, в одной из семи гостиных, в зимней оранжерее, в карточной комнате или среди королевской коллекции статуй и картин. Впрочем, это тоже было неважно.

— Яр, — Ульвар быстро и пристально глянул на старшего брата. — Войска Тинатина столкнулись с шёлковыми в Незабудковом ущелье. Война началась.

— Чего они хотят?

— Князь Эвэйк прислал официальное требование выдать сбежавшую княгиню, в качестве компенсации отдать Шёлковый щит и… Как думаешь, что ещё ему нужно?

Яр пожал плечами.

— Ну, брат, давай, просыпайся. Элэйсдэйру не нужен спящий король.

— В каком смысле?

— В прямом. Эвэйк требует, чтобы я вернул тебе трон. Это единственное из требований, которое осуществимо. В конце концов, законный наследник — ты. Твоё отречение от престола после гибели Лэйды сомнительно, и всё можно переиграть.

Яр опустился в кресло и задумчиво взглянул на брата. Уль сел на широкий подоконник, поджал ногу, обнял её левой рукой и задумался. На губах его бродила тонкая усмешка.

— Ты серьёзно? — уточнил Яр. — Ты перехотел быть королём?

— А я хотел?

— А — нет?

Ульвар фыркнул:

— Ты прав. Хотел. Всегда хотел. Никогда не мог понять Эйдэрда, почему тот остался герцогом.

— Почему? — тихо и устало спросил Яр. Потёр виски и уточнил: — Для меня трон, корона, власть всегда были моим долгом. Но почему этого хотел ты?

Король задумался. Закусил верхнюю губу, чуть вывернул нижнюю — смешная детская привычка, так и оставшаяся с ним. Глянул искоса.

— Потому что мне нравится этим заниматься. Потому что бесит, когда другие делают не так, как я того хочу. Потому что этот мир безысходно туп, Яр, и без меня просто погибнет. Потому что наша мать — умнейшая из женщин Элэйсдэйра — стала тупить и не видит, что мир меняется. Мир стремительно меняется, Яр. А с ним меняются и правила игры. Потому что Барнабас изобрёл новый вид арбалета, стреляющего при помощи огнедыха и металлических шариков. Потому что магии больше нет. Потому что королевство нуждается в армии, которая будет постоянной, на регулярной основе, потому что… Одним словом, я не виноват, что родился самым умным.

И Ульвар весело рассмеялся.

— Нравится это делать? — тихо переспросил Яр.

— Да. Нравится. Нравится возиться с этими глупыми человечками, нравится играть в большую игру против коварного Иштвана, лживого Амбуса, трусоватого и подлого султана, жестокого Джарджада. А сейчас вот мальчик Эвэйк пытается к нам присоединиться. Это забавно.

— Забавно? — тупо повторил Медведь.

«Я дерусь, потому что я дерусь» — вспомнилось ему. Он закрыл глаза, превозмогая новую волну разрывающей боли.

— Яр, — Уль спрыгнул с подоконника, подошёл к нему, присел на корточки у кресла, положил левую руку на колено брата. — Мне больно видеть, как тебя расквасило. При всём моём соболезновании. Прости. Но ты должен найти новый смысл и цель жизни.

— Зачем?

— Потому что это жалко, Яр. Нельзя опускаться, нельзя вот так привязываться к человеку, чтобы с его смертью жизнь полностью теряла смысл. Нужно что-то большее, чем человек.

Ярдард задумчиво посмотрел на него. Выдохнул. Слова брата падали шелухой, не задевая сердца.

— А если бы умерла Джайри, ты бы…

— Я бы продолжил делать то, что делал, — жёстко отозвался Уль. — Да, Яр, я её люблю. Но если допустить, что она умерла, то это мало что изменит в моей жизни. Я продолжу играть и делать то, что делаю сейчас. Я, может, даже плакать буду, не знаю. Но не опущу руки и не сломаюсь.

— Ты меня позвал, чтобы…

— Я не полководец. Стратегию и тактику знаю, но я не человек войны, Яр. Поэтому я позвал тебя. И у тебя два варианта: я передам тебе корону, ведь коронации ещё не было, а потому мне достаточно будет отречься от престола. И таким образом можно попытаться урегулировать конфликт с Тинатином. Понятно, что ни щита, ни Джайри мы им не отдадим.

— А второй вариант?

— Ты принимаешь на себя командование войсками и мы вступаем в войну.

Яр прищурился.

— Я — Медведь. Шёлковый щит…

— И кто его должен защищать, Яр? Назови мне хоть одного из котят, кто сможет сделать это лучше тебя.

— Но Морской щит…

— У тебя есть месяца два-три, пока пиратьё пожирает друг друга. Уверен, этого времени тебе хватит, чтобы справиться с мальчиком-дракончиком.

— Но мой щит…

— У тебя есть Эйнар, лорд Медвежьего когтя. Уверен, на него можно положиться. Яр, твой щит не под ударом. Кровавые всадники, с тех пор, как их магия иссякла, стали простыми кочевниками, к тому же их королевство распалось на множество воюющих друг с другом племён. Морской щит… Твоё побережье — скалы и фьорды, чайки не серьёзная угроза именно для Медвежьего щита. В Золотом Юдард устроил неплохую линию обороны, в Серебре — Жанри, мой наместник. Он неплох в своём деле. А Шёлке сейчас нет даже старика Нэйоса.

— Которого ты арестовал и…

— Которого я спрятал в тюрьме от излишне ретивых наследничков. Наведи, пожалуйста, порядок в Шёлке, Яр. И я верну Нэйоса, как только ему станет безопасно в собственных землях.

— Уль, Шёлковый щит — не мой щит. Меня ни лорды не станут слушаться, ни наследники…

— Плевать, Яр. Возьми войска. Просто возьми войска. Я готов тебе отдать Ференка с частью лучников. Они плохо обучены, к сожалению, но…

— Нет. Оставь своих лучников себе, — сморщился Яр презрительно. — Мне нужны рыцари, а не…

— Хорошо. Пожалуйста, Яр, реши эту проблему к осени.

— Почему к осени?

— Потому что осенью мы начнём возвращать трону Морской щит. И да, я дам тебе исключительные полномочия. Можешь казнить от моего имени любого лорда, кто посмеет не выполнить твой приказ. Кроме своего флага, ты возьмёшь королевский стяг и королевский герб. Действуй от моего имени. Я тебе даже печать королевскую дам. Будь моим наместником в Шёлке. Моей рукой, головой и глазами на востоке. Мне всё, что там происходит, не нравится, Яр. Но у меня нет времени вникать в дела щита.

Яр встал и вдруг усмехнулся:

— То есть, твоё предложение вернуть корону…

— В силе, — засмеялся Ульвар. — Хотя я, конечно, от всей души надеюсь, что ты этого не захочешь. Но…

— Я пошутил. Не в моих правилах забирать то, что я добровольно отдал.

— Когда ты выступишь?

— Завтра.

— Но войско?

— Я пошлю лорду Эйнару ворону. Войско сможет выступить лишь неделю-другую спустя. На первое время мне хватит дружины. Меня не будет на твоей свадьбе, брат. Поэтому поздравляю заранее. Будь с Ильдикой добрее. О ней говорят, как о скромной и кроткой девушке. Думаю, в Шуге ей может быть тяжело.

— Хорошо. Я проконтролирую, чтобы малютку-принцессу никто не сожрал из моих милых дам. Спасибо, брат.

На самом пороге Яр обернулся:

— Тебе спасибо. И ещё… Ты же в ближайшее время планируешь выпустить Альдо из темницы, верно?

— Да. Думаю, свадьба короля — как раз отличный предлог для амнистии.

— Присылай его ко мне.

— Отличная мысль, — рассеянно кивнул Уль, снова склонившись над бумагами.

Впервые за это время, Яр хоть отчасти почувствовал себя живым. Война — это прекрасно. На войне всё просто и понятно: вот это — враг, — а вот это — твои ребята. Врага надо сломать, победить, уничтожить. Ребят — сберечь. И понятно зачем жить. И понятно, для чего утром вставать.

В коридоре он увидел Эйдис. Сначала хотел пройти мимо, не здороваясь, но затем вдруг заметил, что под её прекрасными глазами пролегли тени, а лицо осунулось. Это уже не была та легкомысленная, искрящаяся жизнью и флиртом кокетка, побывавшая в Медвежьих горах месяц назад. Это была новая Эйдис, тревожная и печальная. Смотрящая неподвижным взглядом в пустоту и даже не заметившая герцога.

«Альдо в темнице», — вдруг подумал Яр, и ему стало стыдно.

«Я впервые в жизни полюбила» — вдруг вспомнился ему её дрожащий от стыда нежный голос. Виновата ли Эйдис, что чувства возобладали над разумом? В конце концов, разве он, Яр, не виноват больше неё? Если бы он поступил бы, как должен был поступить, и не вскрыл, не прочитал не предназначенное для его глаз письмо…