Серебряная герцогиня

* * *

Под утро стало зябко и неуютно, и Дьярви прижимался к шее коня, пытаясь согреться его теплом. Он был горд и очень доволен собой. Король ему доверяет! Король лично даёт ему поручения! И ещё, государь сказал: «ты достигнешь небывалых высот и должностей»! Парню хотелось танцевать и петь, но город спал.

Подъехав к «Рыжей кошке», лучник спрыгнул с коня, взял его подузцы, и тогда вдруг из темноты появилась тёмная фигура. Она, словно ждала его, отделилась от стены и шагнула к лучнику.

Дьярви бросил повод и схватился за саблю.

— Не надо меня колотить саблей, господин, — произнесла тень хриплым, словно каркающим голосом. — Она острая, и мне будет больно.

Дьярви замер.

— Кто ты?

— А это от тебя зависит, господин. Хочу вот к тебе в слуги наняться. Возьмёшь?

— В слуги? Ночью?

— Так с вечера жду! Все штаны отсидел. Возьми. Тебе понравится.

— Я… мне не нужен слуга!

— Так ты ж просто не видел меня в деле! — возразил мужчина и подошёл совсем близко.

Он был довольно высокого роста, темноволос, темноглаз. Светлая кожа, узкое, немного вытянутое лицо. Борода и усы коротко подстрижены и больше похожи на щетину. Одежда из небелёной грубой шерсти. Тёплый плащ. Крестьянин? Охотник?

Дьярви нахмурился.

— Мне не нужен слуга, — повторил, стараясь подражать интонациям Ульвара, чтобы звучало властно и уверено. — Я сам со всем справляюсь.

Мужик хмыкнул, ухмыльнулся, блеснув белыми зубами.

— Так оно-то да, но вот рассуди сам: вот у тебя, положим, дыра на плаще-то, а на куртке — пятно. И вот ты едешь по королевскому заданию, весь эдакий герой. А она губки морщит, потому что — баба. А баба такие вещи сразу замечает.

Дьярви вздрогнул.

— Кто — она?

— А просто — она. Вы ж, господин хороший, наверняка в королевском дворце бываете, а там завсегда баб много.

Проситель стоял в какой-то очень уж уверенной позе, широко расставив ноги и склонив голову набок. Дьярви чувствовал, что безудержно краснеет.

— Ну и потом… Дворянин без слуги — это всё одно что не дворянин. Так, голытьба… А со слугой — совсем иное дело, значицца.

«Он прав», — подумал Дьярви.

— У меня денег нет, — возразил грубо.

— А я не за деньги, — наглец снова ухмыльнулся, — я за науку. Хочу потом тоже лучником пойтить.

— Ты ж не дворянин…

— Так я ж бастард. А папашка у меня — чистокровный дворянин. Как есть. А, значит, и я тоже. Потому что кто важнее: баба али мужик? Мужик. Значит по мужику и род.

Дьярви хмыкнул.

— Ну и как тебя зовут?

— Хиус.

— А отца?

— Так а мамка не говорила. Сказала только, что птица важная. Ну что, господин хороший, возьмёшь?

Дьярви задумался. Конечно, ещё одни руки не помешают, но…

— Мне только жрать надо давать, — заметил Хиус. — А так и тратиться не придётся… И ты ведь снял две комнаты… Оно-то выгодно, да только вторая пустует. Это уже убыток. А тут я. Со всех же сторон замечательно.

— Из какого ты щита, Хиус? И кто твой лорд?

— Так эт-та… Из Горного мы. Из деревеньки за Кривой горой. А лорда у нас отродясь не было. К нам когда за данью от герцога Ингемара приезжают, мы говорим, что герцогу Яру всё отдали, а когда от Его высочества, так мы завсегда уверяем, что ингемаровские. Пограничье — милое дело.

— Ну и зачем ты сюда приехал?

— Так а деток кормить надоть. Вот я тебе, господин хороший, год прослужу, всему научусь, а потом как стану лучником, так у них жалованье-то ого каковское! Так разом всех деток и накормлю.

Дьярви рассмеялся.

— За конём ходить умеешь? — сдаваясь, спросил он.

— А чё не уметь-то? Сызмальства ходим.

Лучник кивнул и устало передал повод новообретённому слуге. Как раз будет за конями присматривать, пока он, Дьярви, во все глаза приглядывает за герцогиней. Хиус тихонько засвистел, забрал коня и стремительным шагом направился в конюшню. Он не шёл, не бежал, а скорее летел.

«Ишь какой спорый!» — порадовался Дьярви, зевнул и отправился спать. У него оставалось не так много времени на это приятное дело.