Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Счастливо смеясь, Ли Юнь вновь догнал его, держась на расстоянии вытянутой руки.

— Я просто шучу, чтобы рассмешить Сяо Цяня.

Услышав его слова, Янь Чжэнмин не стал даже спорить.

— О, ты хочешь рассмешить его, издеваясь надо мной? Это действительно мило с твоей стороны, Ли Юнь.

— Глава клана — великодушный человек, конечно, он не будет держать на меня зла. — Ли Юнь изобразил неискреннюю лесть. Затем он сделал паузу и заговорил куда более серьезным тоном. — Ты заметил, что Сяо Цянь изменился? Мне кажется, после возвращения... похоже, я не чувствую присутствия его ауры.

Янь Чжэнмин остановился.

— В прошлом он частенько доставлял неприятности и ни с кем не мог поладить. Но у него всегда была своя собственная энергия. А теперь, стоит лишь на мгновение отвести от него взгляд, и сразу кажется, будто его и вовсе не существует. Даже цветы на стене выглядят более живыми, чем он, — продолжал Ли Юнь.

Янь Чжэнмин хмыкнул, а затем кратко пересказал юноше то, что поведал ему Чэн Цянь.

Чем больше Ли Юнь слушал, тем более серьезным становилось выражение его лица.

— Что? — осведомился Янь Чжэнмин.

— Создание физического тела из чужеродного предмета... Я никогда не слышал о чем-то подобном, — пробормотал Ли Юнь. — Кто такой этот Тан Чжэнь?

— Я слышал о нем от Сяо Цяня…

— И ты просто так поверил ему? Разве ты не знаешь своего собственного брата? Если бы кто-то заслужил его благодарность и преданность, он пересек бы океаны и прошел бы через огонь ради этого человека. Он никогда не задумывался о таких вещах слишком сильно, а если и задумывался, то не обязательно обращал на них внимание, — махнул рукой Ли Юнь.

— Ты самый умный человек в Поднебесной, — саркастически сказал Янь Чжэнмин.

Ли Юнь закатил глаза.

— Поглощающая души лампа — поистине зловещая штука. Даже такой человек, как учитель, потерял рассудок и испортил свой собственный портрет. Старший Тан был заперт в лампе на протяжении ста лет? Как ты думаешь, на что он способен? В любом случае, я просто трус. Неважно, хотел он добра или нет, если думать об этом таким образом, становится довольно страшно... Давай вернемся к Сяо Цяню. Он определенно скрыл от тебя правду. Камень сосредоточения души — это небесный артефакт. Люди не могут использовать его, как им заблагорассудится. Совершив такой дерзкий поступок, он, должно быть, испытал Большое Небесное Бедствие. Может быть, даже не одно... Ах, старший брат, куда ты идешь? У тебя что, хвост загорелся?

— Я убью его!

Чэн Цянь в одиночестве сидел на стене внутреннего двора Янь Чжэнмина. Бросив взгляд на дикую траву, тянувшуюся к нему по гладкому камню, он вдруг вспомнил технику «Весна на засохшем дереве»4.

4 枯木逢春 (kūmù féngchūn) для засохшего дерева настала весна (обр. в знач.: вернуться к жизни). Впервые упоминание этой техники встречается в 40-й главе.

Стебли, проросшие сквозь трещины, слегка шевельнулись. На мгновение замерев, они тут же ожили, словно проснувшись от долгого сна. Следуя воле Чэн Цяня, из травы появились длинные цветочные лозы, с маленькими белыми цветами. Один за другим, цветы начали распускаться. Это было действительно очаровательно.

В сердце Чэн Цяня внезапно возникло странное чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Он подумал: «Они оживают».

Янь Чжэнмин, первоначально заявивший о своем намерении забить Чэн Цяня до смерти, увидел эту сцену, как только вошел во двор. Гнев в его груди мгновенно утих. Услышав о его приближении, Чэн Цянь поднял голову и улыбнулся.

— Мне убраться прочь?

Янь Чжэнмин молча посмотрел на маленькие белые цветы, опутавшие всю стену. Он не мог излить свой гнев, но и не хотел так легко отпускать Чэн Цяня, поэтому он наспех придумал что-то, чтобы задеть его.

— Белые цветы на серой стене, не слишком ли траурно? Поторопись и измени их цвет.

Чэн Цянь рассмеялся.

— Вот сам с ними и договорись.

После этого он спрыгнул со стены и исчез.

Янь Чжэнмин застыл на месте, вспомнив слова Ли Юня о том, что у Сяо Цяня нет «ауры». Но вдруг он засомневался и не мог не заподозрить, что Ли Юнь снова дал волю своему воображению. Затем он подошел к стене, и сорвал пару цветущих веточек, намереваясь поставить их в вазу в своей комнате.

Смеркалось. Янь Чжэнмин никак не мог успокоиться и отправился в бамбуковую рощу.

Чэн Цянь медитировал, поэтому Янь Чжэнмин не стал его отвлекать и принялся просто осматривать комнату.

Кровать явно была нетронута. Кисть для письма все еще лежала на чернильнице. Даже количество чая в небольшом чайнике ничуть не уменьшилось. На столе стояла только чашка с холодной водой.

Янь Чжэнмин нахмурился. Он молча посмотрел на Чэн Цяня и подумал: «Что же это за ледяное озеро в долине Минмин?»

После пятидесяти лет пребывания в месте, где каждая капля воды мгновенно превращалась в лед, ждать, что он немедленно оживет... казалось действительно непосильной задачей.

Янь Чжэнмин думал об этом, но у него бы язык не повернулся осудить юношу.

От прохладного ветерка из бамбуковой рощи, он чувствовал сознание печати все более и более отчетливо. Накануне Янь Чжэнмин добился некоторого прогресса, поэтому он молча погрузился в медитацию и послал свой изначальный дух внутрь.

Он все еще стоял перед стеной, отделявшей его от замка «неба», позволяя сознанию печати вести его глубже. Когда их мысли соединились, все те разрозненные сцены вновь вспыхнули перед его глазами.

Но на этот раз Янь Чжэнмин чувствовал себя не просто наблюдателем. Все радости и печали вдруг показались ему реальными. Он погрузился в них, постепенно теряя ощущение себя.

Среди бесчисленных картин он снова заметил владыку острова Гу. В этом не было ничего удивительного. В отличие от Чэн Цяня, он никогда не видел настоящего облика учителя и деда-наставника, поэтому из предыдущего поколения, тесно связанного с горой Фуяо, он знал только Гу Яньсюэ.

Владыка острова Гу казался гораздо более энергичным, чем, когда Янь Чжэнмин впервые встретил его. Напротив мастера Гу он увидел мужчину средних лет с белыми висками и запавшими глазами. Между ними лежал большой, похожий на водную гладь, камень.

Это был тот самый камень с горы Фуяо. Тот самый, что находился во дворе Чэн Цяня.

Гу Яньсюэ что-то быстро говорил. Положив тонкую руку на гладкую поверхность, он с тревогой посмотрел на человека, сидевшего напротив него, и покачал головой. Странный человек лишь молча слушал его, но ничего не говорил.

У Янь Чжэнмина внезапно возникло чувство, что этот мужчина средних лет был глубоко связан с ним самим. Но он не мог проникнуть в сознание печати еще глубже. В следующее мгновение все вокруг закружилось. Когда Янь Чжэнмин пришел в себя, он обнаружил, что владыка острова Гу стоит прямо перед ним.

Янь Чжэнмин сразу же понял, что оказался в странном положении. Будто бы он попал в чужое тело. Он вздрогнул и уже собирался было покинуть его, но в следующее мгновение великая печаль внезапно обрушилась на него, как острый клинок, и без предупреждения пригвоздила к месту.

Поначалу Янь Чжэнмин еще понимал, что это сильное чувство ему не принадлежит, и всеми силами пытался избавиться от него.

Но это отчаяние и невыразимо глубокое желание отмстить … Янь Чжэнмин испытал их все без исключения. Все эти чувства нашли отклик в его сердце, и через некоторое время он увлекся ими.

Несравненная обида на весь мир, грубо подавленные мечты, которые никогда не исполнятся, душераздирающая боль, будто на горле срезали чешую.

Именно в этот момент внутрь внезапно ворвалась ледяная аура, полностью охладив Янь Чжэнмина. Юноша резко проснулся. Перед глазами все плыло. Он снова был изгнан из печати главы клана. Его грудь все еще тяжело вздымалась, но до его ушей уже доносились слабые раскаты грома.

Чэн Цянь проснулся от приглушенного рокота. Янь Чжэнмин только что преодолел очередное испытание на пути своего самосовершенствования. Возможно, это было хорошо, но юноше показалось, будто необычайно быстрый скачок в развитии старшего брата произошел благодаря какой-то неизвестной сущности. Прежде чем его сознание окончательно стабилизировалось, это едва не привело к тому, что он чуть было не подвергся воздействию Малого Небесного Бедствия. Между его бровей вспыхнул красный огонек. Похоже, из-за слишком быстрого прогресса юноша попал под влияние какого-то демона.

Чэн Цянь не мог разбудить его. Он с силой ударил своей собственной Ци в центр его спины и, наконец, вытащил Янь Чжэнмина из медитации.

Видя, что он все еще находится в оцепенении, Чэн Цянь хотел было похлопать его по щеке. Однако, как только он поднял руку, Янь Чжэнмин рефлекторно обернулся.

Чэн Цяню ничего не оставалось, кроме как беспомощно помахать ладонью перед глазами Янь Чжэнмина:

— Старший брат, посмотри внимательно, я не из тех, кто избивает людей. Я не буду тебя бить. Ты уже проснулся?

У Янь Чжэнмина звенело в ушах. Он не слышал ни слова из того, что ему говорили. Его изначальный дух покинул печать, но сам он все еще пребывал в смятении, будучи не в состоянии понять, где находится и который сейчас час. Печаль, переполнявшая его сердце, все еще оставалась с ним.

Он резко схватил Чэн Цяня за руку, яростно сжал пальцы, и печально прорычал:

— Это мое! Никто из вас не посмеет отнять у меня то, что принадлежит мне!

Этот чужой взгляд поразил Чэн Цяня. Словно это были глаза голодного волка на пороге смерти.

Через мгновение, казалось, вновь раздался раскат грома. Чэн Цянь не осмеливался больше тянуть, он щелкнул ногтем по точке между бровей Янь Чжэнмина, отчего на лбу и волосах юноши образовался тонкий слой инея.

— Старший брат!

Янь Чжэнмин вздрогнул. Его взгляд внезапно смягчился, и хватка ослабла. Наконец, юноша поднял голову.

— Сяо Цянь, в чем дело?

Чэн Цянь не ответил. Только услышав, что раскаты грома стали отдаляться, он, наконец, смог расслабиться.

— Это я должен спрашивать, в чем дело. У тебя все шло прекрасно, зачем же ты заставил себя заниматься самосовершенствованием? Тебе почти удалось вызвать Малое Небесное Бедствие... Ты что, столкнулся с каким-то демоном? — нахмурился юноша.

Эти слова немедленно напомнили Янь Чжэнмину о его участившемся сердцебиении, которое становилось все труднее игнорировать. Почувствовав себя крайне неловко, он поспешно опустил глаза, избегая взгляда Чэн Цяня, и наспех придумал себе оправдание.

— Э-э-э... я видел картины… воспоминания в печати главы клана. Возможно, я слегка переволновался.

Выслушав его рассказ, Чэн Цянь с уверенностью произнес:

— Человек, которого ты видел, должно быть, Господин Бэймин, наш дедушка-наставник. Может ли он быть тем старым другом, о котором говорил владыка острова Гу?

Этот ответ не стал для Янь Чжэнмина неожиданностью. Пока он находился внутри печати, он думал, что тем человеком, вероятно, был либо их старший наставник, либо настоящий облик учителя. В данный момент он мог лишь рассеянно слушать. Его сердце переполняли эмоции из чужого прошлого.

Увидев, что старший брат выглядит не очень хорошо, Чэн Цянь замолчал.