Издержки дипломатии

***

Агифа, столица Кулаб-тана, ютится в узком ущелье среди скал, частью врастая в них и пронизывая ходами и залами. Когда я приехала сюда впервые, сложнее всего оказалось привыкнуть к здешним камням после родных просторов с распахнутыми горизонтами. Но шайтары любят горы, любят пещеры и камень во всех его проявлениях, и в обработке его достигли удивительных высот. Некоторым вещам у них и гномы учились, признанные мастера горного дела. Не сейчас, конечно, в период расцвета.

Жемчужина города — это бывший дворец Великой Матери, построенный три века назад. Он вырастает из камня так естественно и красиво, будто создан самой природой. Здесь нет так любимой людьми стройной симметрии, но тонкие башни и каскады, поддержанные рядами высоких колонн, изящны и величественны не меньше, чем дворцы старых элисийских государств или даже эльфийской родины — Старого Абалона.

К дворцу жмётся Верхний город, построенный местной знатью, и здесь тоже соревнование, у кого выйдет необычнее и красивее, каждый дом — произведение искусства. Наше посольство находится в одном из таких, и сколько лет я уже здесь живу — не перестаю им любоваться.

Противоположная гора, зажимающая город в ущелье, носит название «Стена Предков» и представляет собой грандиозный многоярусный некрополь, который гораздо старше дворца и вообще, насколько помню, является старейшей постройкой Агифы. Бесчисленные лестницы, наполненные загробной чернотой резные арки и проёмы, закрытые массивными каменными плитами. Зрелище безусловно величественное и — зловещее на взгляд тех, кто не понимает представления шайтаров о мире и не знает их религии.

Ещё одна точка конфликта местных с эльфами. Ушастые не берегут своих покойников, для них важна только яркая и наглядная жизнь растений и животных, а шайтары — чтут предков и хранят их тела. Раньше над мертвецами проводился сложный похоронный ритуал, после которого лет за сто-двести трупы каменели, но сейчас эту практику применяют редко — слишком сложно, дорого и затратно в смысле магии, да и специалистов осталось немного. Бесконечные войны накладывают отпечаток.

А между дворцом и некрополем расплескался остальной, Нижний город, куда чужакам соваться не рекомендуется: за их жизни там никто не будет отвечать.

Упадок в культуре, искусстве и могуществе шайтаров начался три века назад и окончился почти полным одичанием, когда пришли эльфы. С тех пор Кулаб-тан постоянно с кем-то воюет, чаще всего — сам с собой, и ни о каком движении вперёд, конечно, речи нет.

Но Агифа всё равно остаётся красивым городом, если уметь видеть красоту не чисто вымытую и идеальную, а под слоем грязи и в лохмотьях. Контраст нынешней нищеты и былого великолепия… Печально, но тоже по-своему красиво.

Улицы в Верхнем городе узкие, каменные, тесные, словно ущелья, часто прерываются лестницами, и двигаться по ним можно только пешком или порталами, а на портальное перемещение каждый раз нужно особое разрешение. Есть городская легенда, что раньше, во времена расцвета, существовала внутренняя стационарная портальная сеть, но даже если это было так, теперь от неё остались одни воспоминания. Впрочем, здесь не те расстояния, чтобы сильно от этого страдать: от нашего посольства, расположенного почти на краю Верхнего города, до дворца — полчаса, если совсем не спешить.

Даже несмотря на то, что Верхний город исторически — место жизни знати, и именно она здесь обитает поныне, ухоженных домов немного. Даже вполне обеспеченным по местным меркам шайтарам тяжело поддерживать внешний лоск, многие родовитые семьи едва сводят концы с концами, а новые богатеи, поднявшиеся при эльфах, как и хозяева, предпочитают загородные поместья старым домам.

Дворец после того, как в страну впервые явились эльфы, и к власти при их поддержке пришёл Совет Старейшин, долгое время пустовал. Остроухим не нравится это тёмное и мрачное здание, по большей части лишённое естественного освещения, как не нравится весь Верхний город, а советники, пусть и чуяли за собой власть, но занять дворец Великой Матери не посмели. Поэтому для них построили отдельное здание на краю Нижнего Города, у реки, а дворец превратили в музей.

Несколько лет назад, правда, правое крыло дворца опять отдали правительству под некоторые службы, включая Внешний Свод, что лично меня только радовало: добираться в Нижний город слишком неудобно.

Пока мы шагали по тесным улочкам, я рассказывала новой стажёрке об Агифе. Стоило бы обсудить дела, но не на ходу же! В посольстве заведомо никто не подслушает, а здесь...

Табиба глазела по сторонам с интересом, рассматривала прохожих, а я наблюдала за ней и украдкой переводила дух. Ни выщербленные камни под ногами, ни живучие горные деревца, пробивающиеся кое-где в явно не предназначенных для этого местах, ни шайтары не вызывали у девушки недовольства, только искреннее любопытство. Может, дипломата из неё не выйдет, но зато хорошая орчанка уже получилась.

Посмотреть здесь было на что, на наш степной взгляд — сплошная экзотика. И непривычно близкий горизонт, и неровные каменные стены зданий, похожие на едва облагороженные скалистые обломки, и узкие улицы, и малое количество зелени на них, и, наконец, местная одежда — узкие штаны, заправленные в низкие тканевые сапоги на шнуровке, и приталенные не то платья, не то рубахи поверх. Местные называют эту хламиду «сцар» и она может быть тысячи разных форм, от самой простой с разрезами по бокам, прямым подолом, длинными рукавами и рядом пуговиц под горло, до затейливых конструкций со множеством клиньев, вырезов и вставок. Первые, понятно, повседневные и для простых шайтаров, всякие изощрения — для знати и торжественных случаев.

Первых сейчас на улицах было куда больше, чем последних. Они забредали из Нижнего города, и хотя нищих и совсем подозрительных типов сюда не пускали, но и те, кто таковыми не считался, не тянули на благопристойную публику. Непонятно, зачем они приходили. Может быть, в поисках работы, с которой в городе с каждой неделей становилось всё хуже, но ничего хорошего их здесь не ждало. Беспорядков пока не было, и хотя на всех четырёх внутренних воротах имелась стража, их пока не закрывали. Но шайтары сбивались в группы, обсуждая газетные статьи, тревожные и противоречивые слухи.

Слухов ходила масса. О том, что командиры повстанцев желают взять власть в свои руки. О том, что в Совете Старейшин назрел раскол, и его члены заняты дележом власти вместо решения проблем страны. О том, что восставших ведёт наследница старой династии — та, что хочет стать новой Великой Матерью. В воздухе пахло переменами, и без того уставшие от нищеты низшие слои населения беспокоились. Одни не ждали ничего хорошего и боялись, другие заговаривали о поддержке повстанцев и дополнительно волновали законопослушных сограждан.

Состоятельным шайтарам тоже было тревожно. Для очень многих из них скорый уход эльфов — почти катастрофа. Они делали деньги, служа эльфам, а повстанцы таких не любят. Самые осторожные уже вывезли, что могли, и сами убрались подальше от столицы, а то и от страны, но таких было немного. Как и большинству разумных, шайтарам свойственно надеяться, что всё будет хорошо, и пыль уляжется сама собой, а бравые отчёты в газетах о победах правительственных войск над мятежниками лишь укрепляли эту веру. Несмотря на то, что побеждали они уже который год — сначала с эльфами, потом своими силами, — и всё никак не могли до конца победить.

Когда мы проходили площадь Первого Часа, историю названия которой я постоянно забывала узнать, там пришлось по стеночке обходить группу из пары десятков шайтаров, собравшихся послушать ветхую старуху с длинными белыми патлами, скрипуче вещающую о начале конца, о Предках, которые скоро встанут и придут очистить землю от нечистых, и призывавшую покаяться, пока не поздно. В толпе тревожно шушукались.

Смутные времена одинаковы у любого народа в любой стране и никогда не обходятся без таких вот городских сумасшедших.

Я ждала вопросов, но Табиба только проводила эту сцену любопытным взглядом, каким всю дорогу озиралась вокруг: видимо, посчитала загадочным местным обычаем. Или наоборот, правильно всё поняла и решила не обращать на безумную внимания.

— А по какому поводу приём? — спросила стажёрка где-то на середине пути, немного привыкнув к городу и его жителям. — И почему именно в музее? И почему так рано?

— Самое время, это больше рабочая встреча, чем приём. Мы стараемся укреплять культурные связи, всё же троллье наследие — наше общее достояние. И сейчас мы возвращаем шайтарам один ценный экспонат, который долгие годы считался утерянным. Венец «Глаз Матери», древнейшая из шайтарских корон, ей больше двадцати тысяч лет.

— А их много? — озадачилась Табиба. — Этих корон?

— Четыре, но предания говорят, есть ещё пятая. Три сохранились здесь, во дворце, уж не знаю, каким чудом, одну вывезли в смутные времена, а одна — легендарная. То есть о ней все слышали, никто не видел, но некоторые верят, что она где-то спрятана, и грозят страшными пророчествами неизвестного авторства на случай её находки. Мы возвращаем вот ту, вывезенную.

— А вывезли её тоже мы?

— Нет, у неё был сложный и тернистый путь. Её выкрали по заказу одного гномьего коллекционера, умудрились потерять по дороге, она раз десять поменяла хозяев, пока не осела в коллекции другого гнома, который прятался у людей, потому что на родине оказался вне закона. Потом его всё-таки выдали, лет двадцать делили коллекцию, и корона досталась нам вместе с некоторыми украденными уже у нас предметами. А теперь мы возвращаем её исконным владельцам.

В Верхнем городе есть единственная достаточно широкая, прямая и длинная улица — Красная, которая ведёт от главных Красных ворот к парадному входу дворца, но я её не люблю. Это скучная монотонная лестница, которая кажется бесконечной. Раньше над ней тянулась канатная дорога, но эта достопримечательность не работала уже несколько десятков лет, а потом её и вовсе разобрали — начала представлять опасность.

Мы сюда вышли в конце пути, и Табиба на несколько секунд застыла, любуясь видами. Я не стала поторапливать: Агифа отсюда, с небольшой площади на вершине лестницы, как на ладони. Да и дворец впечатляет.

На фоне общего упадка незыблемый, построенный на тысячелетия, он выглядит особенно грандиозно. Облицованная чёрным блестящим камнем огромная, метров десяти в высоту, стрельчатая арка главного входа словно вросла в скалу — от неё во все стороны тянутся чёрные прожилки того же камня, издалека похожие на трещины. Первое время мне очень нравилось их рассматривать и щупать те, до которых можно достать: даже так очень сложно поверить, что всё это — сделанная руками шайтаров инкрустация, слишком естественно выглядят прожилки и слишком тонкая работа.

По обе стороны из скалы вырастают сталагмиты сторожевых башен, а впереди поднимаются ярусы дворца, при беглом взгляде теряющиеся на фоне камня, но то и дело проступающие из него то необычным смешением пород, то тонкой резьбой, то великолепной колоннадой.