Звёздный луч

— Эндрю, — голос Альберта раздался прямо рядом со мной, он стоял с сетрой-близняшкой Исси на руках. — Я хочу познакомить тебя с Конни. Или Констанс.

— Мы уже виделись, Ал. В лагере, куда мы с Биллом летали.

— Прости, запамятовал.

Мы оба рассмеялись.

— Похоже, Горан не единственный, кто глубоко восхищается тобой, Эндрю.

Я фыркнула, а Альберт улыбнулся.

— Ну что тут сказать? — сказал принц. — Он надрал мою королевскую задницу в стрельбе из лука.

Конни рассмеялась.

— О, Ал, тебе, должно быть, тяжело далось поражение.

— Нет ничего плохого в здоровой конкуренции, Конни.

— Уверена, так ты себя успокаиваешь по ночам, — Конни поддразнила, что заставило нас всех рассмеяться, ну, я притворялась, что смеюсь, потому что мое сердце было занято тем, что слегка разбивалось.

— Конни, — донесся голос Исси из бревенчатого дома. Она подбежала к сестре и крепко обняла ее. — Я так по тебе скучала, — она тихо заговорила со своим близнецом. — Что нового? Что происходит в Эйкенборо?

— Ты была в Эйкенборо? — Ал озвучил вопрос, который хотела задать я.

— Да, там все ужасно, Ал.

Я посмотрела на его лицо: он больше не улыбался. Он был встревожен, и это немного приободрило мое сердце.

— И у меня есть новости, — ее голос звучал серьезно, что заставило меня насторожиться. — Но мы должны поговорить наедине.

— Просто скажи вслух, Конни.

Она посмотрела на всех нас.

— Пожалуйста, наедине, — попросила она.

Что там за новости? Теперь мы не узнаем их, потому что Ал просто кивнул.

Я смотрела, как они уходят к бревенчатому дому.

Дети играли на улице.

Гельмут хлопнул Эмануэля по груди, и тот закрыл глаза.

Я прищурилась.

— Драконы могут слышать невероятно далеко, — прошептал Гельмут, и мой взгляд метнулся к Эмануэлю.

Мы все притихли, и Эмануэль сильнее зажмурился.

— Что? — прошептал Гельмут.

Из бревенчатого дома донесся крик. Ал? Что, черт возьми, сказала ему Констанс?

Гельмут встал со своего места и пошел к ним. За ним последовал Калеб.

— Она не выжила.

— Кто не выжил? — спросила я.

— Он не рассказывал тебе о своей таинственной девушке? — спросил Эмануэль.

— Что? — мой голос прозвучал резко. — Извините, я в замешательстве.

— Это запутанная история.

Он сейчас бушует из-за того, что эта чертова драконица сказала ему, что я мертва?

— Констанс, скажи мне, — потребовал Альберт из бревенчатого дома так громко, что услышали все.

Она выбежала из бревенчатого дома, а Гельмут и Калеб вернулись.

Я знала, почему она соврала. Она хотела, чтобы он принадлежал только ей. Должно быть, он рассказал ей о бале. Что она ему сказала? Откуда она вообще могла знать, что со мной случилось?

Она мне не нравилась. Как она могла с ним так поступить?

Он выбежал за ней со слезами, текущими по щекам.

— Пожалуйста, — он поймал ее и дернул на себя. — Просто скажи мне, как она умерла.

— Я ничего не скажу, Ал. Ты будешь винить только себя.

Он что-то проворчал ей и бросился в лес, а Гельмут и Калеб последовали за ним.

— Так ты нашла ее? — спросил Эмануэль, когда Конни с виноватым видом села на одно из бревен. В ее глазах блестели слезы.

— Я нашла девушку, которая выиграла в лотерею на тот бал в Эйкенборо.

Мэгги?

Мэгги все еще жива.

— Она сказала мне, что она мертва.

Что? Мэгги никогда бы такого не сказала, разве что намеренно соврала, что в принципе похоже на Мэгги. Она наверняка понимала, что если скажет им, что я пошла на войну вместо своего отца, меня убьют. Это было самым простым объяснением, но почему Конни сказала Альберту, что не хочет вдаваться в подробности? Потому что она их не знала.

Она могла бы просто сказать ему, что не знает.

Мэгги, ты идиотка. Так мало веры в меня.

Я должна была бы радоваться, что он действительно испытывает ко мне такие чувства, но мне больно видеть его таким сломленным.

Черт возьми, он даже не видел моего лица. Что, если ему даже не понравилось бы то, что он увидел?

Но я знала, через что он проходит. Я страдала несколько месяцев, думая, что он мертв.

Я не знаю, смогу ли я продержаться месяцы с ним, пока он убивается по мне.

— Ты хотя бы выяснила ее имя? — спросил Эмануэль.

— Катрина. Это все, что та девушка была готова мне рассказать.

Мэгги все еще жива. Моя лучшая подруга на всем белом свете все еще жива.

Может быть, только может быть, моя семья… нет, надеяться нельзя.

Надежды на это не существует.

***

Я не видела Ала, Гельмута или Калеба до конца дня и даже ночью.

Я как раз помогала мыть посуду, когда Конни закатила небольшую истерику.

— Констанс! — просила ее успокоиться Исси.

— Черт возьми, он только сегодня узнал ее имя. Он даже не знает, как она выглядит.

— У него была настоящая связь с ней, Конни.

— Он в своем уме? Она была простолюдинкой!

— И что? Это не делает тебя лучше нее. Ты просто завидуешь, вот и все. Эта девушка действительно мертва?

— Да! — крикнула Конни. — Ты так плохо думаешь обо мне?

Она не мертва, она просто в этот момент не совсем девушка.

— Тогда как же она умерла?

— Я не могу тебе этого сказать.

— Констанс! — предупредила Исси.

— Здесь слишком много ушей.

— Ой, я тебя умоляю, Эндрю своих проблем хватает.

— Ты о чем?

Она вздохнула.

— Связь, о которой нам рассказывали в детстве. Тот самый миф, — сказала Исси.

Я не видела реакцию Констанс.

— Она реальна, — продолжала Исси. — Дед Эмануэля видел такую пару своими глазами.

— Такие узы противоестественны.

— Абсолютно согласен, — наконец сказала я, все еще злясь на эту Серебряную Ласточкокрылую за то, что она лгала и не краснела.

— Эмануэль полагает, что у Эндрю возникла такая связь с Танией.

— С Зеленым Паром?

— Она враждебна к нему без причины.

Мой взгляд остановился на Констанс.

— Кто-нибудь спрашивал его? — ее голос тоже звучал враждебно.

— Спрашивал меня о чем? — резко ответила я.

— Ты никогда не встречал ее раньше. Она Хроматический дракон. Что мы вообще о тебе знаем? Вдруг ты мечтаешь стать драконоубийцей?

— Констанс, что на тебя нашло? — возмутилась ее сестра.

— Если бы все было так просто, — горько усмехнулась я. — Нет, я никогда раньше ее не встречал, и к твоему сведению, я держался подальше от драконов, насколько мог. Я не такой, как Альберт, но и не монстр.

— Могут быть и другие причины, — сказала Конни.

— Например, какие? — спросила Исси, явно раздраженная своим близнецом.

— Не знаю. Может быть, он ей нравится, и это ее бесит.

— Или, может быть, она чувствует что-то, что не может объяснить ему. Дракон всегда знает.

— Что это значит?

— Ты знаешь, что это значит, Исси.

— О, ради всего святого, это же Роб. Он же прибьет этого человека, если вернется и узнает всю эту нелепую историю, которую вы все придумали. Ему это не понравится, и он никогда не посмотрит на тебя так, как ты бы того хотела, Исси. Что бы ты ни чувствовала к Робу, это не взаимно.

Выпалив это, Конни выбежала из комнаты.

— И чувства Ала к тебе тоже, — крикнула ей вслед Исси, и уголки моих губ слегка дернулись, когда Исси зарычала.

— Извини, — сказала она и взяла следующую тарелку, чтобы вытереть. — Временами она просто выводит меня из себя.

— Ты правда считаешь, что твоя сестра сказала бы Алу, что девушка мертва, если бы это было не так?

— Нет, она не жестока. Ревнует, да, но она никогда бы не сказала что-то подобное просто для того, чтобы добиться своего. Однако есть что-то, о чем она нам не говорит. Извини за ее возмутительные намеки.

— Не волнуйся, она не первая женщина в этом лагере, ненавидящая меня до глубины души.

Исси рассмеялась.

— Пойми, Эндрю, чона не ненавидит тебя. Она просто не хочет этого.

— Я тоже.

— Ей, конечно, повезло, но если эта связь настоящая, что-то все равно произойдет. От этого нельзя убежать, Эндрю.

Мне это совсем не понравилось, ни капельки.

— Значит… ты и Роб.

Она снова хмыкнула и закрыла лицо руками.

— Это безнадежный случай.

— Не такой уж и безнадежный. Ты добрая, а Тания — нет. По крайней мере, на мой взгляд.

— Он Хроматический дракон, а я нет.

— Ты дракон. Не человек.

— Честно говоря, разница не велика. Они тоже ненавидят нас до глубины души.

Я прищурилась.

— Почему ненавидят?

— Потому что мы любим людей, они ненавидят нас за это. Честно говоря, когда Алу пришла в голову эта глупая идея, я даже не думала, что мы сможем зайти так далеко, но вот мы здесь.

— Ты знаешь его уже давно, не так ли?

Она кивнула.

— Наши с Конни родители входят в королевский совет короля Луи. Мой отец тоже Ласточкокрылый. Мы практически выросли с Альбертом.

— Понимаю. Так он правда сильно привязался к той девушке?

— Любовь с первого взгляда. То, как Ал рассказывает о той ночи, просто волшебно, и думаю, мы больше никогда об этом не услышим.

Я мрачно кивнула.

— Роб уже много лет пытается найти ее. По крайней мере, теперь он знает ее имя.

— Не то чтобы это могло помочь теперь, когда она мертва.

— Жаль, но это правда. Пожалуйста, просто дай ему побыть в одиночестве несколько дней.

Я кивнула, и посуду мы домывали молча.

АЛЬБЕРТ

Я был опустошен. Вымещал свое отчаяние на дереве, пока Гельмут и Калеб терпеливо ждали.

Констанция отказалась рассказывать, как умерла моя леди, как умерла Катрина.

Мое сердце было разбито вдребезги.

Ну и что с того, что я понятия не имел, как она выглядит.

Тот вечер был идеальным, волшебным, до нашей встречи она ненавидела меня до глубины души, и я понятия не имел, что она чувствовала ко мне после этого, а теперь… Теперь я никогда не узнаю, потому что она умерла.

Роб мог бы разыскать ее подругу. Констанс скажет мне, как зовут ту девушку.

Я выбью из нее имя, если придется.

Мне нужно выяснить, как умерла Катрина, даже если это будет последнее, что я сделаю.

— Ал, — позвал Гельмут. — Как думаешь, Конни могла сказать это из-за того, что она чувствует к тебе?

— Нет, Гельмут, Констанс никогда бы так не поступила. Мы живем в несовершенном мире, вот и все. Но я знал, что она была единственной для меня.

Я вздохнул, Гельмут и Калеб тоже.

— Давай будем честны здесь на секунду, Ал. Я знаю, что ты испытывал что-то глубокое к этой девушке, — сказал Калеб. — Но твой отец все равно не позволил бы вам быть вместе.

— Он любил драконицу, Калеб. Он увидел бы ту же любовь в моих глазах. Я знаю, что он мог бы понять. Дризельда — ничто по сравнению с Катриной.

Катрина. У нее даже имя было королевское.

— Она любит людей так же, как я люблю Хроматических драконов. После короткой встречи с ней я уже захотел измениться, стать лучше, а главное, мне казалось, что я действительно стал лучше. Она произвела на меня настолько сильное впечатление, что я переосмыслил свое отношение к простолюдинам. Но у меня даже не было возможности сказать ей об этом.