Изменчивая судьба

Смущение мужчин рода Коулов не заметишь по щекам, но если присмотреться к шее, то все становится очевидно.

— Я просто продолжал пробовать, пока не получилось. Он стреляет не совсем прямо, и вполне возможно, что эти стрелы просто отскочат от мишени вместо того, чтобы убить добычу.

— Я никогда не пойму, кто виноват — твоя нехватка мастерства или мое полное отсутствие навыков, — я взяла стрелу, натянула на тетиву, выстрелила в дверь и посмотрела, как стрела отскакивает от стены в метре от места, куда я целилась. — Я в восторге, — призналась я, прижимая лук к груди.

Поскольку сегодня Рождество, мы не занимались обычными делами. Вместо этого мы весь день ели орехи и по очереди баловались с луком. К вечеру Лиам смог засадить стрелу в дерево, но не в то, в которое целился, а я смогла попасть в мишень, но не сумела заставить стрелу вонзиться.

— Вот бы объединить наши усилия, — пробормотал Лиам, когда третий раунд попыток привел к тому же результату.

Тем вечером мы поужинали рагу, которое Лиам приготовил из консервированных овощей и кролика, пойманного в мои силки два дня назад. Это лучшее блюдо, что мы ели за последние недели, и еще предостаточно осталось на следующие несколько дней. Когда солнце село, мы устроились у огня, по памяти цитировали любимые рождественские фильмы и вопили в голос любые праздничные песни, в том числе и «С днем рождения».

Когда мы наконец-то легли в постель, сначала мы устроились как обычно, спина к спине, притворяясь, будто не замечаем друг друга. Но в отличие от нормы я не задремала сразу же. Я ждала, пока Лиам отключится, и наконец-то дала себе волю. Горячие как огонь слезы катились по лицу, но они быстро остывали в холодном ночном воздухе. Мое сердце тосковало по семье и друзьям. Я думала о праздновании в доме бабушки Хэйган и гадала, будет ли там Чарли, или он еще лежит в больнице. Я гадала, пошли ли мои родители по традиции к миссис Мэттьюс, или ее ненависть к Скаут распространялась на моих родителей.

Я скучала по папиному голосу, по запаху маминых духов. Я скучала по неуемному энтузиазму Энджел и по тому, как Джэйс читал мои мысли, даже не глянув в мою сторону. Я скучала по своей кровати и недооцененному блаженству центрального отопления.

И раз уж я в настроении пожалеть себя, я позволила своим мыслям вернуться к прошлогоднему Рождеству. Той ночью я узнала о секретах, которые скрывали от меня Джэйс и Чарли, и той же ночью Алекс рассказал мне правду про оборотней. Но те вещи меркли перед воспоминанием о поцелуе под омелой.

Не знаю, сколько я плакала, но вдруг кровать скрипнула, потому что Лиам перевернулся. Но когда его рука легла на меня, притягивая ближе, я позволила себе перекатиться на другой бок, впервые приняв сознательное решение повернуться к нему. И пока он спал дальше, я позволила его толстовке впитывать все мои слезы, пока во мне не осталось больше ни капельки.

Глава 19

После Рождества начались настоящие морозы. Даже с нашей терпимостью оборотней и многочисленными слоями одежды мы не могли отходить от костра дольше, чем на тридцать минут, не беспокоясь об обморожении. И даже если мы могли бы терпеть такие холода, было сложно ходить по снегу, который даже в самом неглубоком сугробе доходил до колена. Благодаря Лиаму, у нас хватит дров на несколько месяцев, но он все равно по возможности выходил и рубил еще на запас. Думаю, мы оба понимали, какая судьба нас ждет, если огонь погаснет.

В те холодные темные месяцы мои тренировки продолжались, но стали иными. В хижине было мало места для спаррингов, поэтому мы сосредоточились на наращивании силы и гибкости. Мы разрабатывали различные комплексы упражнений друг для друга, сочетали разные стили драки, чтобы создать то, что Лиам окрестил «Методом Дворняжки».

Однако большая часть тренировок сводилась не к физическим действиям. Лиам знал оборотней со всего мира, которые пострадали от рук Альф, и рассказывал мне все их истории. Я слушала о красивых смеющихся девочках, пропавших среди бела дня. О девочках с преданными родителями и изумительными талантами, погибших в результате внезапных и трагических несчастных случаев. Я даже слушала о мальчиках вроде Спенса, которые не сумели подавить способности и избежать нежелательного внимания. Список грехов Альф просто поражал и не ограничивался избавлением от будущих конкурентов. Они устраняли потенциальные угрозы всюду, где сталкивались с ними, использовали свое абсолютное правление, чтобы цепляться за власть, которой злоупотребляли самым наглым образом.

Смысл ясен: ужасные, злобные преступления совершались на протяжении десятков, а то и сотен лет. Должно свершиться правосудие, и это означало убийство Альф. Послушав эти истории неделями, я думала, что готова к этому.

Затем Лиам сменил тактику.

— Мне точно нужно визуальное сопровождение? — спросила я, когда он передал мне потрепанный лист бумаги. — Мне и без того кошмаров хватает, — и он наверняка знал это по звукам, с которыми я просыпалась. Каждый день приносил новую историю, и каждую ночь я видела это во сне. Я видела столько лиц мертвых девочек, что уже не могла с этим справляться. Мне правда не надо добавлять к ним еще одно.

— Ее зовут Ананда, — сказал Лиам, садясь на стул напротив меня. Я повернула бумажку к лампе, чтобы рассмотреть изображение девочки с большими карими глазами и двумя толстыми черными косами. Она высунула язык и приплюснула нос так, чтобы он напоминал поросячий пятачок. Лист был сложен пополам, и я перевернула его, увидев на другой стороне еще одно фото. На этом девочка нацепила на себя розовое боа с перьями, гигантские зеленые бусы и не менее гигантскую пурпурную шляпу с широкими полями.

— Она была оборотнем? — зная, что такая жизнерадостная девочка была убита, я чувствовала боль в нутре.

— Неа. Она Провидица.

Ну, это что-то новенькое и интересное.

— Она еще жива?

— Ага.

— И не оборотень?

— Неа.

Ладно…

— Так кто она?

Лиам передал мне другой лист бумаги. Там было еще несколько фотографий этой девочки, явно ее родителей и еще одного знакомого лица.

— Я не понимаю.

— Ананда — младшая сестра Сарварны. Они обожают друг друга вопреки (а может, благодаря) пятнадцатилетней разнице в возрасте, — он постучал по семейной фотографии. — Когда Сарварна стала Альфой, она настояла, чтобы семья переехала с ней в Логово. Она ужинает с ними каждый вечер и как минимум раз в неделю выкраивает время, чтобы посмотреть фильм или поиграть с ними в настольные игры.

Сарварна на фото не выглядела как убийца младенцев. Она выглядела как обычная девушка с семьей, которую она любила. Я ощутила тяжелое бремя на груди и сказала себе, что это лишь раздражение из-за того, что Лиам тратит мое время на такие вещи.

— Я так понимаю, ты к чему-то ведешь?

— Я веду к тому, чтобы ты поняла, кто такая Сарварна. Она такая же личность, как и мы с тобой, Скаут. У нее есть семья и друзья. Она чувствует радость, боль и печаль. Когда ты ранишь ее, у нее пойдет кровь, и она плачет, когда ей больно.

Я представила себе видение Талли, но наоборот. Нож был в моей руке, и я вонзала его в живот Сарварны. Я видела кровь, пропитавшую ее рубашку, услышала крики, вырывавшиеся из ее горла, и даже почувствовала запах слез, катившихся по ее щекам.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Потому что тебе надо знать. Тебе надо понимать, что она действительно искренне думает, будто поступает правильно. Тебе надо перестать считать ее воплощением зла и все равно хотеть ее убить.

Я потерла руками лицо. Когда-то я бы заволновалась, что размажу макияж, но так давно не красилась, что уже и забыла, каково это. С июля все мои вещи обитали в одной сумке. Комплекты одежды два-три раза менялись, но мне приходилось ограничиваться четырьмя вариантами одежды, и то это сводилось к разным сочетаниям одних и тех же кофт и штанов. Я никогда не считала себя женственной, но пришла к пониманию, что если надеть красивую одежду и постараться выглядеть как можно опрятнее, то это помогало почувствовать себя человеком, ощутить связь с обществом. А сидя в хижине, бог весть в скольких милях от цивилизации, одетая в одни и те же джинсы с фланелевым утеплением, термобелье и вчерашний свитер, я едва могла вспомнить, как устроен настоящий мир. У нормальных людей на манжетах свитеров не было пятен крови от приготовления ужина. Нормальные люди не тренировались день и ночь до помешательства. И нормальные люди не смотрели на фотографию улыбающейся семьи и не думали, легко ли будет убить одну из них и оставить остальных страдать.

— Как ты это делаешь? — мой голос заглушался ладонями, все еще прижатыми к моему лицу.

— Как я делаю что?

Я опустила руки и сделала глубокий вдох.

— Выталкиваешь все это из головы. Как ты убиваешь кого-то и не позволяешь этому убить тебя?

Лицо Лиама сделалось пустым, тон голоса — безжизненным.

— Скольких людей я, по-твоему, убил, Скаут?

— Не знаю. Скольких людей ты убил, Лиам?

Он сидел абсолютно неподвижно, только сжимал правую руку в кулак.

— Одного.

— Одного? — но тогда получается… — Ты впервые убил в ту ночь у озера? Когда ты убил Хашима?

— А что? Ты думала, что я серийный убийца или типа того?

Я вздрогнула от злости в его голосе и тут же почувствовала себя ужасно. Конечно, я не считала его серийным убийцей, но по какой-то причине полагала, что он убивал и других. Почему же? И почему мне внезапно показалось, что я несправедливо отнеслась к парню напротив меня?

Вместо того чтобы поднимать тему своего дерьмового поведения, я вернула разговор в изначальное русло.

— Ты все еще думаешь об этом? О том, что случилось? О нем? — когда Лиам не ответил, я продолжила. — Теперь я в большинстве случаев могу прожить день, не думая о нем, но вначале, когда мы только ехали столько дней подряд, я не могла выкинуть из головы лицо Трэвиса. Я знаю, что вынуждена была так поступить, но все равно чувствую себя виноватой, — это казалось слишком мягким словом, чтобы охватить хаос эмоций, вызываемый простым произнесением его имени. — Иногда меня тошнит, и я не понимаю, почему. А потом я осознаю, что подумала о чем-то, и это напомнило мне его. Например, иногда перед снегопадом небо обретает в точности цвет его глаз. И ведь я даже не думаю «Эй, у Трэвиса глаза такого цвета», но все равно испытываю то ноющее ощущение тошноты, и мне приходится соображать, откуда оно взялось.

Лицо Лиама все еще не выдавало эмоций, но его плечи немного расслабились.

— Я слышу его крик. Это короткий звук, но его вибрации как будто застряли в моем ухе и постоянно отражаются туда-сюда, чтобы я никогда не забыл последний звук, который он издал в своей жизни.

Мерцающий свет лампы отразился от блеска влаги в его глазах. Я тяжело сглотнула и впилась ногтями в ладонь, чтобы совсем не расклеиться.

— Что, если я не смогу это сделать? — я провела пальцем по фотографии Сарварны и Ананды. — Что, если я смогу, но потом не сумею с этим жить?