Убить волка

Мольба генерала Шэня была полна грандиозной чепухи. На самом деле, у него была только одна причина уйти в отставку - он хотел жениться. Происхождение семьи его невестки было сложным; они не хотели связываться с правительством, поэтому он планировал повесить свою печать и пойти домой, собрать то, что у него есть, чтобы построить стабильный бизнес, а затем забрать имущество своей семьи в ее семью, чтобы жить как зять - в законе.

Чан Гэн пошел домой и спросил:

–Цзыси, как ты думаешь, старый мастер Шэнь знает об этом?

Гу Юнь:

–Я не могу сказать наверняка. Но даже если его отец знает, он не может его контролировать.

Шэнь Цзипин казался нежным, гибким, послушным, и его было легко запугать. Однако, когда они смотрели на его поведение, всякий раз, когда он на что-то решался, окружающие всегда ужасались его девиантному поведению, бросающему вызов нравственности человека на полжизни, а у них до сих пор сохраняется иллюзия, что он был «надежным человеком», подавая наглядный пример того, что «кусающая собака не лает».

Честолюбие этого человека становилось все более и более странным, проделав серию неподготовленных переходов от «ханьлиня»* к «механику», к «солдату», к «генералу», а затем к «сидящему дома зятю»!

*Ханьлинь (Ханьлинь-юань; Палата Лес кистей), придворное объединение учёных в Китае, вид академии(738-1911).

Неудивительно, что с таким сыном старик Шэнь рано ушел на пенсию, чтобы научиться самосовершенствованию.

Гу Юнь вздохнул:

–Забудь об этом. Через несколько дней я найду Шэнь Цзипина, чтобы поговорить.

Лицо Чан Гэна почернело, как только он это услышал — он снова хотел поговорить!

Как только эти два человека поболтают, они, возможно, снова будут говорить о старых вещах. В это время солдаты собирались вместе за большим столом, пили вино и ели. Хотя Чан Гэн знал, что Гу Юнь только хвастается ему в лицо и не позволит себе есть и пить безудержно, он был уверен, что Гу Юнь должен будет остаться в Северном лагере на всю ночь, не возвращаясь домой, что было очень неприятно раздражающе.

Хотя император ничего не сказал лично, он написал письмо Чэнь Цинсюй, чтобы немедленно сообщить ей об этом. В письме он искренне сказал ей: «Страна представляет собой беспорядок, ожидающий восстановления. Как раз в это время, когда у нас не хватает людей, такой способный министр, как мастер Шэнь, повесил печать, будь то по общественным или личным делам, жаль..." и тому подобное.

Шэнь И ни разу не упомянул Чэнь Цинсюй об уходе с должности, и это было полностью его собственное решение.

Получив письмо от Чан Гэна, госпожа Чэнь молча вернулась в свой дом в Шаньси в тот день, плавно уравняв семью Чэнь. Затем она воспользовалась «Большим орлом», запущенным в опытную эксплуатацию между северо-западом и столицей, чтобы вернуться в столицу. Она нашла Шэнь И и откровенно спросила его: «Я глава семьи Чэнь. Если у тебя проблемы с моей семьей, почему ты не пришел, чтобы найти меня, чтобы решить их?»

Шэнь И:

–...

После того, как Гу Юнь услышал об этом, он взял это домой и полгода смеялся над этим. Через полгода генералы гарнизонов со всей страны отправили генералу Шэню поздравительные письма о том, что он, наконец, нашел известную семью, на которой можно жениться. Они также настоятельно требовали, чтобы Аньдинхоу устроил большие неприятности в зале молодоженов от имени всех братьев, которые «не смогли прийти лично, но жаждали этого».

Гу Юнь, который боялся, что в мире недостаточно хаоса, с готовностью согласился. За несколько дней до этого, помогая в поместье Шэнь, он также придумал более десяти способов мучить Шэнь И.

Благодаря многолетнему опыту борьбы с остроумием и отвагой с этим Гу, Шэнь И достиг точки, когда ему достаточно было увидеть его злую улыбку, чтобы понять, какой плохой план он задумал. Чтобы обезопасить свою жизнь, он заранее нашел себе резервную копию — отправился к императору наедине.

Шэнь И по-деловому сказал Чан Гэну:

–Ваше Величество, я некоторое время разбирал старые вещи. Внезапно я вспомнил, что маршал Гу дал мне четыре письма на поле битвы в Цзяннане. Два из них были личные письма к вам. Одно из них было отправлено сейчас же по приказу; а другого не было случая передать вам, я не знаю,что в нем было написано. Потребуется ли вашему величеству, чтобы я представил его?

Чан Гэн мог догадаться, что происходит, как только он это услышал — Гу Юнь заготовил перед битвой стопку писем, чтобы стабилизировать сердца людей повсюду, а оставшееся еще не было выпущено, он мог догадаться, что это была прощальная записка Гу Юня.

Он на мгновение заколебался:

Тогда спасибо за беспокойство, Шэнь Цин.

–Я не смею, — Шэнь И потер руки,–Ваше Величество, я хочу вас еще кое о чем спросить…

С Гу Юнем очень просто иметь дело. Просто Шэнь И не понимал этого трюка столько лет, а Чан Гэн был с ним хорошо знаком.

Ему просто нужно было вернуться и сказать Гу Юню:

–Барышня Чэнь столько лет была в таком беспокойстве, теперь она хочет только спокойно выйти замуж.

Гу Юнь не сказал ни слова; он немедленно выбросил просьбу своих братьев в небо. Он не только не создавал проблем, но и использовал свои связи, чтобы заказать партию недавно созданных фейерверков в гражданском филиале Института Линшу на свои деньги. Как только наступит подходящее время, поместье Шэнь в столице и северный лагерь в дальнем пригороде зажгутся одновременно, яркий фейерверк заставит ночное небо казаться дневным.

Хотя никто не создавал проблем, Шэнь И очень плохо переносил алкоголь. Круг гостей поклонился, но жених все равно выпил слишком много. Он принес Гу Юню две чашки с высунутым языком и полным желудком того, что хотел сказать. После икоты он вдруг вспомнил, что находится у всех на виду. Многие слова было трудно произносить вслух; он стоял там с широко раскрытыми глазами, ошарашенно глядя в пустоту.

Гу Юнь вздохнул:

–Будущих благословений, брат Цзипин.

Он взял обе чаши с вином, чокнулся ими друг с другом, затем выпил свою порцию и порцию Шэнь И.

С тех пор, как он начал помогать Шэнь И готовиться к свадьбе, Гу Юнь почувствовал себя необъяснимо счастливым. Это не было внезапным существенным счастьем «заслужить звание Чжан Юань*» или «победить в битве». У него не было особой радости, когда он тщательно обдумывал это; просто ему было приятно, куда бы он ни посмотрел.

*чемпион

Шэнь И схватил его за плечо и крепко обнял, желая смеяться и плакать одновременно, как будто он не знал, что сказать.

Гу Юнь сказал тихим голосом:

–На этот раз ты счастлив?

Шэнь И не знал, что сказать, поэтому энергично кивнул.

Кто бы мог подумать, что они будут живы сегодня, когда в первые дни они отправились на поле битвы?

Гу Юнь:

–Хорошей жизни в будущем, не говори столько ерунды своей жене.

Шэнь И не знал, плакать ему или смеяться; он сжал кулак и дважды похлопал Гу Юня по спине.

— Лвдно, не вытирай об меня свои сопли, и не заставляй свою невесту долго ждать, — подтолкнул его Гу Юнь,– Я задерживаю тебя здесь, иди.

Шэнь И сделал два шага вперед, затем оглянулся. Это правда, что Гу Юнь стоял там, как столб, и никто больше не осмеливался приставать к нему. Внезапно он снова почувствовал себя сентиментальным. Генерал Гу охранял ворота страны, ворота города и ворота дворца всю свою жизнь. На этот раз он использовал свои великие способности для скудной задачи по охране свадебного зала для него - но, похоже, он был очень доволен этим.

Шэнь И почувствовал, как у него пересохло в носу, с тысячами сожалений в сердце, он поспешил назад и быстро признался на ухо Гу Юню:

–Цзыси, письмо, которое ты написал в Цзяннани, которое еще не было открыто, я отдал его Его Величеству, ты... кхе-кхе... В любом случае... я пойду первым.

Гу Юнь:

–...

Он издевался над Шэнь И с тех пор, как они были маленькими, пока они не выросли. Поскольку он, наконец, с большим трудом хорошо отнесся к этому человеку, неожиданно столкнулся с такого рода предательством, проглотив слово «карма» целиком.

По окончании оживленного свадебного банкета Гу Юнь чопорно вернулся в поместье Аньдинхоу — Чан Гэн только выпил чашу свадебного вина и ушел, вручив свой подарок. Императора, пришедшего лично, было достаточно, чтобы показать честь и благословение, слишком долгое пребывание заставит окружающих чувствовать себя некомфортно. Таким образом, он уже давно ждал Гу Юня дома, свет в комнате все еще горел.

По пути Гу Юню пришла в голову плохая идея. Он попросил людей взять горшок с крепким вином, побрызгать им на передние рукава и заставить себя пахнуть, как винный горшок в форме человека. Затем он сделал вид, что «шатается», и с силой толкнул дверь.

Чан Гэн смотрел на что-то под светом. Он был потрясен ветром за дверью и сильным запахом вина. Он слегка нахмурился. Подняв глаза, он увидел, как Гу Юнь споткнулся о порог и упал прямо внутрь. Чан Гэн поспешно оттолкнул вещь в своей руке и быстро подошел, чтобы поймать его, дрожа от прикосновения ледяных рук Гу Юня.

Хотя Гу Юнь обычно резвился с бьющей через край энергией, его руки и ноги всегда были холодными, независимо от лета или зимы. Будь то прием лекарств или иглоукалывание, все они нанесли вред его телу. Но сам этот человек никогда не высказывал своих жалоб, а Чан Гэн не осмеливался проявлять слишком много беспокойства в обычные дни; таким образом, он мог только тщательно заботиться о нем. В то же время Гу Юнь больше не настаивал на привычке носить только слой одежды, чтобы дрейфовать в холодную зиму в свои поздние годы. Каждый из них немного приспосабливается к себе, чтобы соответствовать друг другу, между двумя людьми возникло тихое взаимопонимание, без необходимости выражать его словами.

Чан Гэн хотел сжать руки в объятиях, но пьяница не стал сотрудничать, его боевые искусства были выдающимися, оставив его беспомощным.

Чан Гэн:

–Цзыси! Боже… Сколько ты выпил? Ты снял свой запрет сегодня?

Гу Юнь фыркнул, весь вес его тела лег на Чан Гэна, а руки беспорядочно сплелись вокруг его талии. Пока Чан Гэн занимался с ним, он подтолкнул его к столу. В то же время он тайком открыл глаза и окинул взглядом плечо Чан Гэна — письмо, о котором он забыл, было там и до сих пор не вскрыто!

Сердце Гу Юня наполнилось огромной радостью удачи. Он притворился пьяным, споткнулся и ударился о стол боком, опрокинув его. Бумага и ручка с грохотом упали на стол. Чан Гэн был чуть не повален им на землю, он поспешно поддержал его. Он даже наполовину затащил, наполовину обнял беспокойного мужчину до постели. Он ворочался, пока на его лбу не выступил пот.

Пьяница по-прежнему отказывался послушно ложиться, дергая его в оцепенении и крича:

–Красавица... не уходи.

Чан Гэн резко спросил:

–Кому ты говоришь?

Гу Юнь:

–…Дорогой Чан Гэн.

Его голос был низким и хриплым, с некоторой двусмысленностью, отчего у Чан Гэна покалывало по коже головы.

Гу Юнь развел руками: