Оборотни Трансильвании. Я не вампир, я котик!

Глава 27, в которой Иляна предпочитает фантазии реальности и готовится к неизбежному

«Я убила его. Я убила собственного друга», крутилась во враз опустевшей голове одна-единственная мысль.

Стефан пострадал ни за что. Это знала я, это знали нападавшие, это знал бы сам Стефан, будь он жив. Машина мчалась по шоссе, ранние сумерки разрезал мягкий свет фонарей. Я сидела, вцепившись в ручку двери. Открывать ее смысла не было, даже если ее не заблокировали, какой прок? Вывалиться на полной скорости на дорогу? Так ведь я не оборотень, я подобное не переживу.

— Куда… — голос дал петуха, делая меня еще более жалкой. Я попробовала еще раз. — Куда вы меня везете?

Про Стефана спрашивать не стала. Ответ мне вряд ли понравится. Не думать о нем, не думать о нем. Не хватало еще позорно разреветься прямо здесь. Надо сохранять самообладание. Никогда в жизни мне не было так страшно. Даже когда меня пытались похитить на вокзале. Тогда все было иначе, все было не так. Сейчас помощи ждать точно неоткуда. Адриан даже не знает, что я сбежала. Впрочем, нет, теперь-то уже знает. Обнаружил, что меня нет в музее и поднял шум. Наверное, ищет меня и предполагает худшее. А худшее происходит сейчас, в это самое мгновение в прямом эфире.

Сбегая от Адриана, я знала, что на моей жизни можно ставить крест. Знала, что шанс на выживание минимальный, примерно такой, как если бы я прыгнула в бассейн, кишащий акулами, или купила пирожок на вокзале. Чего я не знала, так этого того, что потащу за собой еще кого-то. Никто не должен был пострадать: мои родители, Стефан, все они должны были остаться жить. Этим людям, нелюдям, чудовищам нужна именно я.

— Просто немного прогуляемся, — наконец, ответил похититель. — Не переживай, тебе понравится.

— Мои родители, — пронзительным высоким голосом сказала я. — Мои родители. Что с ними?

— О, ты думаешь, что оказалась в той, ситуации, когда можешь задавать вопросы? Занятно, — протянул он, бросая на меня косой взгляд. Кажется, его и правда забавляло это.

— Они вам не нужны, вам нужна только я, — с уверенностью, которой не чувствовала, продолжала напирать я.

А кто вообще знает, что им нужно? Может, им и родители мои нужны? И сестры? И мои маленькие племянники… Нет-нет-нет, не думать об этом сейчас. Схватить эти мысли и убрать под замок.

— Занятно, — повторил он. — Ты нам еще будешь рассказывать, что нам нужно. Может, укоротить твой длинный язычок? Думаю, Хозяин не станет возражать. В конце концов, он с тобой не разговоры разговаривать собирается. А без языка из тебя и собеседница неплохая получится, — и он заржал, словно сказал что-то невероятно уморительное.

Сидя на пассажирском сиденье, я дрожала мелкой дрожью и размышляла о том, что можно сделать. Проносились мимо деревья. Мигали фарами автомобили. Люди вокруг есть, а выхода… а выхода нет.

Осторожно и, по возможности, незаметно потянувшись одеревеневшей рукой, я нащупала в кармане телефон. Его прохладная глянцевая поверхность успокаивала, но, поразмыслив немного, я осознала, что ничего не могу сделать. Как незаметно набрать номер и позвонить? Этот парень явно не человек, у него слух и нюх гораздо острее. Глупо рассчитывать, что я могу отвернуться к стеклу, набрать номер, позвонить и позвать кого-то на помощь.

И кого звать? Полицию? О да, там только меня и ждут. Адриана? Бессмысленно и глупо. Все бессмысленно и глупо. Я пропала.

Автомобиль свернул с шоссе на дорогу. Слегка замедлил ход, подпрыгивая на кочках.

«Несет меня лиса за темные леса, за быстрые реки, за высокие горы», вспомнилось вдруг мне. Такие сказки я читала, такие истории я знаю. Они всегда заканчиваются хорошо, в конце концов, это же сказки. Голос петушка волшебным образом доносится до его друга, которого отделяют от глупого петушка километры леса… Я так громко кричать не умею. Да и бессмысленно это. Сразу свернут шею. Как петушку.

Глупый-глупый петушок, зачем он выставил голову в окно? Глупая-глупая Иляна, зачем я убила себя и друга? Зачем я испортила жизнь Адриану? Он же говорил, что без пары жизнь оборотня превращается в постоянную глухую тоску. Я же обещала, что не брошу его! Я солгала.

Спросить про Стефана или не спросить? Маятник качнулся влево, потом вправо. Молчать, говорить. Действовать, замирать. Быть, не быть. Ответов нет. Спрошу, напомню лишний раз им о свидетеле. Может, они просто оставили его там.

Я почти наяву видела эту картину. Темнеющая парковка, свет фар, рассеивающий тьму. Кто-то выходит из машины, мужчина или женщина. Хлопает дверца. Возглас изумления. Что это? Человек лежит. Ему плохо? Ах, какой ужас. Вы в порядке, домнуле? Конечно, он не в порядке. Похолодевшие пальцы торопливо набирают вызубренный наизусть номер. Короткий разговор. Отбой. Потом он или она опускается на колени, пачкая безупречно чистые брюки, проверяет пульс. Незнакомец жив. Сердце бьется. Пронзительно воет машина скорой медицинской помощи, приближаясь к парковке. Дальнейшие события это набор коротких кадров, отрывистые картинки, на которых видно, как врачи привычными отработанными движениями работают над пострадавшим, как опрашивают водителя машины. «Я ничего не видел, просто подъехал, а тут он лежит. Ужасно, конечно, что такое происходит в наши дни. Он будет в порядке?». Водитель, разумеется, взволнован: его рутинный день только что превратился в самое настоящее приключение, пусть и не слишком радужное.

Следующий кадр: Стефан лежит на больничной койке. Он бледный, голова забинтована, но он жив. С неудовольствием таращится на больничное желе, ковыряя его ложкой. Желе он никогда не любил. Еще в школе, когда на десерт в столовой давали это блюдо, отдавал свою порцию мне.

В это мгновение я почти чувствую во рту чуть горьковатый привкус апельсинового желе. Белый шум мотора стихает, и я возвращаюсь в реальность. Машина остановилась, мы прибыли. Не знаю куда, но подозреваю, что это мой последний приют.

— Выходи, — грубо приказал парень-похититель. — И без фокусов.

Фокусы — это не моя специальность. Иванка умела доставать из уха монетку. Долго училась, чтобы выступить на школьном вечере. Усилием воли отогнала прочь мысли о сестре. Не время. Не время.

На негнущихся ногах вышла из машины. Я готова.