Оборотни Трансильвании. Я не вампир, я котик!

Глава 43, в которой Иляна убеждается, что была Гитлером

После мы лежим в обнимку на узкой кровати и лениво целуемся. В голове царит восхитительная пустота. Кажется, впервые в жизни поток мыслей остановился, и я просто существую, не думая ни о чем. Ни единой, даже самой вялой и глупой мысли. Лишь нега и приятное послевкусие.

Наверное, в этом-то всё дело: человеку не полагается быть настолько удовлетворенным и счастливым. Если бы это было так, люди бы давным-давно бросили все прочие занятия, отдав всё время и силы лишь одному-единственному делу.

В общем, в том, что произошло дальше, я вижу какую-то попытку вселенной восстановить баланс. Или это у меня кармический хвост как у кометы Икэя-Чжана. Почему-то в тот момент, когда резким рывком распахнулась дверь, я вдруг подумала о дурацкой комете. Папа рассказывал, что это комета с самым длинным из всех измеренных сегодня хвостом. Надо сказать Адриану, чтобы спросил папу о космосе. Неплохой способ растопить лёд во время первой встречи. Она непременно будет, эта встреча.

Адриан вскочил, на ходу перевоплощаясь, но был отброшен мощным рывком. Я бы сказала, что не поверила своим глазам, но беда в том, что поверила. Сразу же. Неубиваемый Штефан просто обязан был стать гвоздем сегодняшнего дня. А как иначе? Не мог же он оставить нас отдыхать и нежиться в постсвечении после первого в моей жизни секса. О нет, это было бы слишком просто. Наверное, в прошлой жизни я была Гитлером. Или Иродом Великим. Это самое подходящее объяснение для всего происходящего. Иначе за что мне всё это?

— Тебя-то кто звал, сволочь? — рявкнула я в совершенно несвойственной для себя манере. Честное слово, я очень хорошая девочка и обычно так не делаю, но, видимо, даже у очень хороших девочек есть свой лимит терпения.

Штефан выглядел так, словно его убили, закопали, а потом передумали и откопали. Если бы право голоса отдали мне, то этого урода бы кремировали. Чтобы уже раз и навсегда. Лицо Хозяина (уж не знаю, чей он теперь хозяин, если Адриан перебил всех его прихвостней; наверное, хозяйничает в своем доме с чудным винным погребом) измазано то ли грязью, то ли засохшей кровью, то ли и тем, и другим. Одежда грязная и рваная. Зато глаза сияют чистейшим огнем ненависти.

— Знаешь, так даже лучше, — склонив голову набок, он рассматривал меня как лепидоптеролог особенно интересный экземпляр.

— Я бы поспорила, — беззубо огрызнулась я, отползая к стенке и изо всех сил удерживая одеяло. Всё и так ужасно, если этот тип ещё и увидит мою грудь, я не вынесу. Думаю, это станет той самой соломинкой, что способна переломить спину верблюду.

— Не думаю, что пытки бы сработали, — продолжал он, не обращая на меня никакого внимания. — Ты из тех, кто расцветает в присутствии других. Забота о ближних, — смакуя эти слова, словно незнакомое блюдо, произнес он. — Вот в чем был твой ключик. А теперь твоя магия проснулась, а этот, — он кивнул в сторону барса, распластавшегося у стены, — тебе больше ничем не поможет.

Будто из жажды противоречия, Адриан дернулся и с трудом поднялся на лапы. Тяжело ступая, он сделал шаг, ещё.

— Опять? — брезгливо уточнил Штефан. — Тебе не хватило?

Удар был сильным. Настолько сильным, что я слышала, как хрустнули кости барса. Бесчувственным кулем он повалился на пол.

— Пойдем, Иляна, давай не будем делать ситуацию ещё более уродливой, — мягко увещевая, Штефан протянул руку.

Бросив быстрый взгляд в сторону Адриана, я вложила свою ладонь в ладонь Хозяина. Прикосновение должно было быть неприятным и липким, таким, чтобы меня передернуло от омерзения, но рука оставалась всего лишь рукой. Штефан бережно поднял меня с кровати, деликатно глядя исключительно мне в лицо. Взгляд его ни разу не опустился ниже подбородка. Подумать только, какой джентльмен. Восхитилась бы, да что-то желания нет.

— Могу я хотя бы одеться? — ровным чуть хрипловатым голосом, спросила я и торопливо выдернула руку. Рано, слишком рано. Моя одежда всё еще валялась на полу. Целую вечность назад он лихорадочно раздевал меня и мы не желали ничего, кроме как быть ближе-ближе-ближе друг к другу.

— В этом нет никакого смысла, Иляна, — с усталым видом учителя, утомленного невероятной тупостью учеников, протянул Штефан. — Всё равно это всё ненадолго. Давай не будем тянуть время. Тебя уже поджидает уютная пентаграмма. Не стоит усложнять ситуацию. И, — он поднял указательный палец и укоризненно покачал им из стороны в сторону, — без глупостей, пожалуйста. Твой защитник, может, и силён, но он уже отработал своё и на большее не способен. А к тому моменту, когда прибудет ваша кавалерия, я уже получу то, за чем пришел, и буду далеко. Ты ничего не можешь сделать, а твои очаровательные фокусы едва ли сойдут за магию, поэтому не будем омрачать радость нашей новой встречи. Веди себя хорошо и всё закончится быстро.

— Будет больно? — выпалила я, подтягивая края одеяла повыше и заворачиваясь в него. Не готова я голышом шагать по лесу.

— Разве что совсем чуть-чуть. Как комарик укусит, — неубедительно утешил Штефан.

Я молча кивнула и послушно шагнула за ним на улицу. Оглянулась, на долю секунды посмотрев назад, и тут же отвернулась. Плохая идея. Она всегда заканчивается плохо. Обернулся Орфей, обернулась жена Лота. Да, это всегда заканчивается плохо.

Рассохшаяся старенькая дверь висела теперь на одной петле. Крохотный безыскусный домик, ставший сегодня прибежищем для нас с Адрианом, стоял, разверзнутый и осквернённый. Всё тепло, свет и смех улетучились из него, вытесненные присутствием Штефана.

Даже один-единственный последний взгляд не бросила я на Адриана. Не сейчас. Нельзя. Вместо этого я покорно шла, глядя под ноги. Босые ступни не холодила сырая осенняя земля. Я не мёрзла.

Тихая слабая возня послышалась позади. Это Адриан выползал из домика, готовясь к последнему рывку. Победа или смерть. Со щитом иль на щите. Но победить он не может. Магические резервы Адриана еще не пришли в норму, а оборот отнял почти все оставшиеся силы. Мой любимый держался на чистом упрямстве и от смерти его отделял лишь один прыжок. В этот раз Штефан закончит всё без труда.