Руны законов Сварога

Руна одиннадцатая. Искусство убеждения

Усатый наблюдал за мной и Святославом несколько секунд, а затем прокашлялся и закрыл решётку камеры Святослава. Ошейники, к несчастью, с меня так и не сняли, но зато Ставру и мне самой стало намного легче, а вскоре наши недуги отступили и исчезли вовсе.

— Пока вдвоём посидите, — убрав висящей на ремне самострел за спину, усатый ратник нахмурился и закрыл замок решётчатой двери. — Только это, смотрите мне тут, без этих, как его…

Он свободной рукой почесал неряшливо разросшуюся бороду.

— А! Вот!.. Без пре-любо-деяний! Во!.. А то это…

Воин глумливо хохотнул.

— Придём с мужиками и присоединимся, без спросу. Ты, ведьма, девка приятная, так что не провоцируй — мы тут вчетвером уже почитай три месяца баб не щупали. Даш повод, сама знаешь, чего будет… Всё, сидите тихо и не подыхайте мне тут больше.

Пнув для острастки решётку, воин собрался было уйти, но тут откуда-то слева, со стороны входа в темницу послышались быстро усиливающиеся шаги. Я узнала этот звук шагов — за годы жизни в остроге Орлец, у меня выработалось умение распознавать знакомых людей по характерным шагам.

— Э-э… А ты здесь чего?.. — неуверенно спросил усатый воин, чуть отступив назад.

Я без удивления посмотрела на появившегося слева Коцела Кочебора. Десятник бросил на меня прямой, долгий и ледяной взгляд, вперемешку со сдерживаемой яростью. Вот теперь можно было не сомневаться, что Коцел узнал-таки о том, какой ценой я спасла его отряд.

— Я десятник Коцел Кочебор из Орлеца, нахожусь на службе у посадника Любодара Квашни, — сухо представился Коцел.

— Так, а здесь, вроде, посадник, твой, Любодар, не распоряжается, — с долей надменности и пренебрежения ответил усатый ратник.

Коцел снова наградил меня пристальным многообещающим взглядом, показывая насколько ему не терпится поговорить со мной. Но прежде, десятник вновь повернулся к усатому воину и с грозным видом добавил:

— Ты помнишь фамилию начальника башни «Аннушка», воин?

Теперь уже в голосе Коцела появилось некоторое пренебрежение.

— Вашего начального человека, сотника гарнизонной рати сторожевой башни, зовут Вышебор Кочебор Коцелович. Тебя это ни на какие мысли не наталкивает?

Судя по сомнению, а затем мгновенно появившемуся беспокойству на лице усача, у того появилась как минимум одна мысль и один вывод о том, кто перед ним находится. Не прошло и нескольких секунд, как решётчатая дверь камеры, в которой находились мы со Святославом была открыта.

* * *

Это было удивительно, но похоже, что Коцелу разрешили не только посетить меня в темнице, но и вывести оттуда. Чем Коцебор немедленно и воспользовался. Увидев, что я одета в одну нижнюю сорочку и сапоги, десятник снял с себя тёплый кафтан с меховыми рукавами и накинул на меня. Я с благодарным видом поплотнее закуталась в тёплый и немного тяжеловатый кафтан десятника, заметно пропахший табаком. Сам Коцел остался в панцире и тёплых портах. Пока мы поднимались по ступеням из темницы и потом по ступеням башни, Коцел не произнёс ни слова. А я не рисковала нарушать тишину. И так было понятно, что разговор между нами будет пренеприятнейший.

В конце концов Коцел привёл меня в небольшие, но довольно уютные покои на пятом этаже башни, аккурат под покоями сотника гарнизона и его десятников. В помещении было настолько теплее, чем в темнице, где я успела заметно озябнуть, что я быстро начала млеть. А когда увидела на столе несколько тарелок с горячей едой — мясом, супами и кашами — и почувствовала их запах, рот немедленно наполнился слюной, а я смешно и позорно сглотнула, под жалобное урчание живота.

— Угощайся, — холодно предложил Коцел. — Под крышкой, в вазочке, вон там неплохая смоква*. Ты любишь такое, я знаю.

Отведав немного каши с тушёной редькой и говядиной, я конечно же откусила немного и от смоквы. Коцел тем временем закрыл дверь в покои на ключ и начал медленно расхаживать из стороны в сторону, с хмурым видом что-то обдумывая. Его дыхание звучало чуть сдавленно, тяжело, а половицы словно поскрипывали в такт тягостным размышлениям десятника — коротко и угрожающе.

Я с опаской наблюдала за ним и одновременно складывала часть еды в одну из глубоких деревянных тарелок с росписью — мне хотелось захватить немного вкусностей и яств для Святослава.

(Смоква — десерт, подобный мармеладу, из плодов яблоневых и рябиновых деревьев, прим. автора)

— Поела? — требовательно осведомился Кочебор.

Я аккуратно вытерла губы краешком лежащего рядом маленького тонкого полотенца, приспособленного для подобных нужд.

— Поела, — вздохнула я и подняла взгляд на десятника. — Слушаю тебя, Коцел.

Кочебор перестал расхаживать из стороны в сторону и остановился передо мной. Несколько секунд стареющий воин смотрел мне в глаза. Я успела прочитать в его глазах надежду и растерянность, вперемешку со сдерживаемой яростью и возмущением. Он не понимал, но искренне пытался понять и как будто без слов надеялся найти ответ в моих глазах.

— Зачем? — только и смог вымолвить Коцел. — Зачем ты так с ним? Зачем погубила молодого парня, Звеня?

В голосе десятника звучала не поддельная горечь. Да такая, что мне невольно стало стыдно.

— У тебя же было второе зелье против колдовства улишиц, — добавил Коцел. — Два пузырька, Звеня — это две жизни, а не одна…

Я грустно усмехнулась и покачала головой.

— Что? Это не так⁈ — с напором спросил десятник и уже громче резко добавил. — Не молчи ты!

Я вздохнула и начала объяснять.

— Одна улишица может одновременно заколдовать и заморочить сразу нескольких воинов. А по лесу, следом за нами, бежало не меньше десятка улишиц, Коцел. Они пробовали бы заколдовать твоих людей снова и снова, без конца. Голод не позволил бы им отступить.

— Но у нас были твои обереги, — чуть прищурившись, заметил десятник.

— Именно поэтому колдовство рогатых тварей поразило только двух из вас, — я опустила взгляд. — Но под магическим напором оголодавших улишиц, некоторые амулеты могли дать слабину и пропустить колдовство тварей… Что я должна была бы сделать, если бы улишицы околдовали уже не двух, а пятерых, семерых или десятерых ратников, Коцел? Что бы я сделала с двумя то пузырьками?

Кочебор отвёл взгляд, задышал чаще, громче, с большей яростью. Я видела, что он внял моим словам и принял мои доводы, но острое чувство несправедливости не позволяло ему смириться с правильностью моих действий.

— Почему у тебя с собой было только два таких зелья?

— Потому что я вчера не могла знать, что вдруг нам понадобится ехать в Долгую ночь мимо оголодавшей нечисти, — ответила я. — Да и улишицы, мягко говоря, не самые частые гости в наших краях.

Я чуть-чуть пожала плечами и с печальной полуулыбкой добавила:

— У нас в краях, как ты знаешь, всё больше упыри, оборотни, да болотники всякие. Чуть реже полуденица, кикиморы аль ещё какой бруколак заявится. Вот к встрече с ними я прежде всего и готовлюсь всегда, хотя…

Я стыдливо прикусила губу.

— Ко встрече с упырями-волотами я была не готова.

Кочебор в ответ понимающе хмыкнул.

— Никто не был готов. Клятвенники, если тебе интересно, тоже охренели прилично — никогда таких ублюдков не видывали.

— Ещё бы век их не видать.

Но Коцел покачал головой.

— Что-то происходит в мире, Звеня. Что-то не так, как будто… Есть у меня чой-то некое предчувствие, что чой-то готовится — важное, роковое. Я не знаю, как это объяснить, но…

Коцел небрежно отмахнулся.

— Ладно, это уже не важно.

Он снова взглянул на меня испытующе и спросил:

— Значит, если бы улишицы не остались по… пожирать нашего Милко, они бы попёрлись за нами и сожрали ещё больше воинов? Ты это хочешь сказать⁈

— Рада, что ты понял.

— Это не значит, что я тебя простил.

— Я ведьма, Коцел, — засмеялась я коротко, тихо, но ещё печальнее и более устало. — Нам с рождения нет прощения. Ни нам, ни волхвам. Боги всё равно за спросят за все наши дела. Спросят и накажут.

— И правильно сделают, — с назиданием ответил Коцел и снова пару раз прошёлся из стороны в сторону. — Когда вернёмся в Орлец — ты сама придёшь к родителям Милко и всё им объяснишь. Поняла?

— Справедливо, — вздохнула я, представляя себе ругательства и проклятия родителей покойного Милки.

«Надо будет заранее подготовить целебную мазь — мать Милко наверняка попытается расцарапать мне лицо или убить меня ухватом, — удручённо подумала я»

— Отлично. Рад, что ты не прячешься от ответственности. Не то, что мой с… Не то, что начальник гарнизона «Аннушки».

Я вопросительно взглянула на десятника.

— Это ты о чём?

Десятник задумчиво взглянул на меня, фыркнул недовольно и объяснил:

— Это я про упрямство и нерешительность своего не путёвого сына.

Я внимательно посмотрела на десятника и не смогла сдержать одобрительной полуулыбки.

— Нечего улыбаться, Звеня, — одёрнул меня десятник. — Вышебор мой сын, тут ничего не изменить, но… Упрямый и самоуверенный, как… Как…

Коцел не мог подобрать слов.

— Как ты в его возрасте? — хихикнув, уточнила я.

Десятник круто развернулся ко мне и открыл рот, чтобы возразить, но затем плечи его опустились, и Кочебор выдохнул, сокрушенно покачав головой.

— Боги… Кого я пытаюсь обмануть⁈ Я ведь и правда, как будто смотрю в собственное отражение.

— Из-за чего вы поругались на этот раз? — спросила я.

— Из-за того, что лазутчики докладывают о приближении целой орды упырей к «Аннушке», а Вышебор отказывается предпринимать рациональные меры для обороны, вверенной ему крепости.

— А что за рациональные меры? — поинтересовалась я.

Коцел упёр руки в бока пару раз шумно вздохнул, сдерживая эмоции.

— К северу от башни есть речка, Иванкой называется. Она опоясывает близ лежащие земли от «Аннушки» сразу с севера, с северо-запада и аж до юго-востока. Я предложил расколоть в местной кузнице серебряные изделия, дать волхвам-последователям положить заклинание аль какой заговор на них и выбросить в реку.

— Волхвов или изделия? — не удержалась я.

— Звеня! — одёрнул меня Коцел. — Не смешно! Сейчас не время шутки шутить!

— Прости, но идея с заколдованным серебром в реке… — я аж скривилась, — Местные озерницы, русалки, водяные и прочие жители лесов, озёр и рек — мягко говоря, будут не в восторге.

— Угу, — промычал раздражённый Коцел. — Вот и Вышебор то же самое твердит. Дескать, не желает он ссориться ни с лешим, ни с русалками, ни с водяными, поскольку они его селение сильно выручают: рыбу там гонят рыбакам и течение левого рукава Иванки нарочно усиливают, чтобы в крепости водяная мельница работал лучше.

— Это серьёзные аргументы, Коцел, — заметила я.

— Да знаю я! — громыхнул басом десятник. — Но сейчас не об том думать нужно! На хрена какие-то договоры с русалками и водяными, ежели упыри придут и разорвут всех на части?!! Или, что ещё хуже, в таких же тварей обратят⁈ Что тогда⁈ Какой прок гарнизону и жителям внутреннего двора «Аннушки» от договоров с водяными, ежели всех упыри растерзают⁈