Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Внезапно тело Лужи издало жуткий хруст. Ее огромные крылья, достигавшие в длину уже больше половины человеческого роста, резко увеличились. Неведомая сила подбросила птицу вверх. Столб пламени высотой в один чи моментально сжег деревянный стол.

Длинные рукава Янь Чжэнмина затрепетали, когда его холодная, как клинок, аура окутала всю комнату, будто прозрачная клетка. Ли Юнь достал из-за пазухи сверток с киноварью и растворил его содержимое в стоявшем на подоконнике кувшине с вином. Вся его фигура почти превратилась в тень, а на полу, подобно плывущим облакам и текущей воде2, появился слой ярко-красных заклинаний.

2 行云流水 (xíngyún liúshuǐ) – плывущие облака и текущая вода (обр. в знач.: подвижной, живой, свободный (о стиле литературы, рисования и пения).

Чэн Цянь хотел было крикнуть ему: «Здесь нельзя оставаться, ты можешь идти». Но, увидев печать, он тут же проглотил ненужные слова. Юноша схватил ледяной клинок, выскочил наружу и запрыгнул на крышу, с твердым намерением защитить остальных.

Под его ногами слышался шум ожесточенной борьбы. Сила Небесного Чудовища неумолимо пыталась прорваться сквозь птичьи кости, но Янь Чжэнмин жестко подавлял ее.

Всякий раз, когда Лужа подрастала и ее скелет увеличивался, Янь Чжэнмин и Ли Юнь вынуждены были рисковать своими жизнями. И хотя уровень совершенствования Янь Чжэнмина быстро повышался, сила Небесного Чудовища тоже становилась все более свирепой. Аура меча срезала перья на спине птицы, и они тут же разлетелись во все стороны. Неумолимое истинное пламя Самадхи3 вышло из-под контроля. Огонь коснулся даже Чэн Цяня, находившегося за пределами ауры клинка.

3 三昧真火 (sān mèi zhēn huǒ) даосизм относится к изначальному духу и изначальной сущности. Совершенствование может породить истинный огонь, который называется истинным огнем Самадхи.

Чэн Цяню показалось, что у него загорелась спина. По сравнению с жаром, окружавшим башню Красной птицы, пламя Лужи оказалось гораздо сильнее.

Внезапно позади Чэн Цяня раздался жалобный крик. Красное облако пробило крышу и взмыло в небо, разрывая густую черноту ночи. Оно больше напоминало нарисованную мишень, видимую за тысячи ли вокруг.

Затаившийся среди туч черный дракон, внезапно повернул голову в том же направлении. Его взгляд встретился со взглядом Чэн Цяня. По спине юноши пробежал холодок, и он инстинктивно крепче сжал меч. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз испытывал это чувство.

Вдруг, неподалеку от него раздался тихий голос:

— Потомок феникса... Может быть, она и есть красный журавль4?

4 Журавль (鹤 – he), также называемый 仙鹤 (xiānhè) – журавль бессмертных. В китайской мифологии птица, связанная со светлым началом ян. Считалось, что журавль черпает силу из огня и металла, поэтому в 7 лет с ним происходят «малые изменения», в 16 лет — «большие», в 160-летнем возрасте изменения завершаются, тело становится белым и чистым, а крик достигает небес. Белый журавль в возрасте 1000 лет становится сине-зеленым, а еще через тысячу лет — черно-красным. Считалось, что белые журавли искусны в танцах, а черно-красные тонко чувствуют музыку. Кроме того, в легендах упоминаются еще желтые и изредка красные журавли.

Этот голос показался ему очень знакомым. Чэн Цянь повернул голову и удивленно спросил:

— Тан даою? Что ты здесь делаешь?

Человеком, появившимся рядом с ним, был Тан Чжэнь. В темноте, под черными тучами, он выглядел еще хуже, чем обычно. Словно находившийся при смерти больной чахоткой.

С обеих сторон его осторожно поддерживали двое молодых людей. Одним из них был Нянь Дада, драгоценное дитя Нянь Минмина, любивший поболтать сам с собой. Другим — Люлан, чью душу Чэн Цянь недавно пригвоздил к телу при помощи трех ледяных гвоздей.

Но Тан Чжэнь явился сюда не для того, чтобы вести с Чэн Цянем светские беседы. Он посмотрел на приближающегося дракона и тихо прошептал:

— Среди трех тысяч путей демонического самосовершенствования самый редкий путь — это тот, где человек восходит к Дао через внутреннего демона. Заклинатель позволяет демону использовать свое собственное «Я». Если ему удастся дойти до конца, он сможет впитать в себя силу целого мира и сформировать непобедимого демонического дракона. Однако, внутренний демон — это обоюдоострый меч. Это впервые, когда я вижу заклинателя, который бы так далеко продвинулся на этом пути. Мой юный друг, пожалуйста, будь осторожен. Кости Небесного Чудовища отлично подходят для позвоночника дракона.

Пока они говорили, черный дракон приближался к чайной. И смертные, и заклинатели, по сравнению с ним, все они казались обычными насекомыми. Люди с криками бросились кто куда, мгновенно разбежавшись.

Вой демонического зверя был подобен удару молнии, под мощью которой не выстоял бы никто. Ночь сотряс рокот сильнейшего взрыва. Кроме дома, на крыше которого стоял Чэн Цянь, больше ни одно из строений или деревьев вокруг не избежало участи быть уничтоженным.

— Прочь с дороги! — прокричал Чэн Цянь.

Шуанжэнь в его руках немедленно вырвался из ножен. Морозная аура клинка, подобно волнам, разлилась вокруг. Гул, похожий на гудение струн, был слышен отовсюду.

Во влажном жарком воздухе каждая капля воды, казалось, давила на него. Холод окутал всю чайную. Чэн Цянь стоял на крыше с мечом в руке. Он держался твердо, подобно течению, разделяющему море, и не собирался уступать.

Мороз и черные облака столкнулись друг с другом.

Бах!

На узкой дорожке5 света и мрака, два каменных льва, украшавших первый этаж чайной, превратились в пыль. Под металлический визг Шуанжэня, клинок и черный дракон бешено закружились по небу.

5 狭路相逢 (xiálù xiāngféng) встретиться на узкой дорожке (о врагах).

Как раз в тот момент, когда обе стороны сошлись в ближнем бою, Тан Чжэнь подбросил вверх разноцветный камень, тут же превратившийся в клетку, накрывшую всех троих. Когда сияние исчезло, на клетке появился заметный след.

Камень треснул.

Нянь Дада был настолько ошеломлен, что даже начал заикаться.

— Тан... Тан... это… это пятицветный камень богини Нюйвы6, оставленный ею в царстве смертных?

6 女娲 (nǚwā) Нюйва (одна из великих богинь китайского пантеона, сестра (и супруга) легендарного императора Фуси. Создательница человечества; починила небосвод и избавила мир от потопа; богиня сватовства и брака).

В отличие от него, Тан Чжэня, кажется, не слишком волновала судьба такой мелочи.

— Это всего лишь обломок, — мягко произнес мужчина. — Разве он может выстоять против демонического дракона? Так как ему удалось создать зверя, этот заклинатель мог бы иметь все шансы завоевать титул Господина Бэймина.

Нянь Дада от удивления округлил глаза.

— Он может стать Господином Бэймином?!

— Нет, — сказал Тан Чжэнь, — на Темном Пути или все или ничего. Чтобы стать Господином Бэймином, ему необходимо проложить дорогу7 через останки своего предшественника. Но душу предыдущего Бэймина запечатал талантливый даою. Следовательно, теперь он ни жив, ни мертв. Титул, соответственно, тоже запечатан, и никто больше не может претендовать на него.

7 铺路 (pūlù) обр. подготовить; создать условия.

У Нянь Дада не хватило духу слушать его рассказы. Он с тревогой спросил:

— Моему дяде чуть больше ста лет. Разве он может сравниться с повелителем демонов?

Услышав его слова, до этого молчавший Люлан, вдруг крепко сжал кулаки.

Тан Чжэнь ничего на это не ответил, он просто поднял голову и посмотрел вверх. Чэн Цянь все еще стоял на крыше. Юноша был потрясен. Половина кончика лезвия ледяного клинка почернела. Не сводя глаз с дракона, он поднял руку, чтобы вытереть кровь с уголка рта.

Один коготь этого зверя был размером с трех Чэн Цяней, и он нацелился ему прямо в голову. Чэн Цянь прыгнул вперед и собрал вокруг себя все рассеявшиеся по чайной ледяные осколки. Движение «Все или ничего» из стиля «Неприятные последствия» плавно слилось с волей меча, и Шуанжэнь точно вонзился острием между когтей дракона.

Тан Чжэнь похлопал Люлана по руке и тихо сказал:

— Не волнуйся. Он — острый клинок, выкованный Небесным Бедствием.

Когда рождаются демоны, горы и реки меняют цвет.

Черный дракон взревел от боли. Перевернутое вверх дном небо1 превратилось в горшок с кашей2, и густые черные тучи пролились дождем. Этот дождь был подобен чуме, убивавшей все, чего бы он ни коснулся. В мгновение ока на земле не осталось ни единой травинки, и тучи проглотили Чэн Цяня целиком.

1 翻江倒海 (fān jiāng dǎo hǎi) — хаос. (обр. в знач.: перевернуть все вверх дном; устроить беспорядок).

2 一锅粥 (yīguōzhōu) — котёл кашицы, перен. беспорядок, неразбериха.

Нянь Дада был всего лишь провинциальным заклинателем, никогда не видевшим мир, от страха он не мог даже открыть глаза. Люлан же, напротив, шагнул вперед, явно намереваясь покинуть защитный барьер, созданный пятицветным камнем. Но Тан Чжэнь схватил его за плечо и потянул назад.

С маской, скрывавшей половину его лица, Люлан больше не был похож на того юношу, что когда-то пришел в долину Минмин. Сделав над собой усилие, он, наконец, заговорил, грубым, как наждачная бумага, голосом:

— Старший, я…

— Ты едва освоил начальные техники. Ты даже не способен почувствовать Ци. Сейчас ты не сильно-то отличаешься от муравья! Сражения – не твой удел, — безразлично ответил Тан Чжэнь.

— Но старший Чэн спас мне жизнь. Я должен собрать все свое мужество и как следует отплатить ему, — с трудом произнес Люлан.

— Одной твоей храбрости недостаточно. Все, на что ты сейчас способен — это стать закуской для темного заклинателя. Что ты собираешься делать? — безжалостно парировал Тан Чжэнь.

Люлан сжал кулаки.

— Заклинатели, ищущие свой путь, подобны песку, омываемому волнами. Шанс выжить один из десяти. Плохое ли деяние или хорошее, ты должен набраться терпения, чтобы иметь возможность сполна отплатить за него. Какой толк от простых слов? — не глядя на юношу, тихо добавил Тан Чжэнь.

— Но…

Тан Чжэнь, казалось, совсем не беспокоился о Чэн Цяне.

— Взгляни на это, — спокойно ответил он.

Угодив в ловушку черного тумана, Чэн Цянь никак не мог понять, как отсюда выбраться. Все, что он сейчас чувствовал, так это то, как неизведанная сила с легкостью подавила его изначальный дух, едва ли не сбросив юношу обратно на землю.

Его сердце, на много лет забывшее тревоги, забилось быстрее под воздействием этой темной энергии. В юности Чэн Цянь был совершенно беспомощен. На своем пути ему пришлось пережить множество взлетов и падений, встреч и расставаний. Душераздирающая боль, что он вынужден был терпеть в камне сосредоточения души, казалось, вновь обрушилась на него. Из глубины его души раздался голос: «Неужели ты действительно не таишь обид?»

До самой смерти он таил обиду на своих родителей. Он также запомнил Чжоу Ханьчжэна, просто посмотрев ему в глаза. Он до мельчайших подробностей помнил все унижения, что ему пришлось пережить. Мог ли человек с таким характером внезапно стать святым и отпустить все произошедшее?

Неужели он и вправду не держал зла на Хань Юаня, чья рука когда-то пробила его грудь?