И вырастут крылья

***

– Нет… Значит, Деви? – гадала я. – Малати? …

В конце концов, оказалось, что рисунок был для Фёдора. Я громко фыркнула, хотя ещё раньше заметила, что Лина реагирует на Зарецкого иначе, чем на других мужчин. После той страшной ночи на полигоне она выделяла его среди остальных. Сегодня, наверное, дочка услышала наш разговор с Калиной и решила сделать магу сюрприз. А я… Что я?

– Хорошо, Линочка. Передам.

Малышка отдала мне рисунок и вернулась к своим игрушкам.

За обедом я рассказала обо всём оборотням. История с подарком для Зарецкого мне казалась забавной. Но Калина почему-то притихла. Наверное, моя реакция сбила оборотницу с толку и она решила, что я обижу её хорошего знакомого.

– Вы не подумайте… Я обязательно передам рисунок. Просто меня удивило, что Лина помнит Фёдора и тех бабочек, которыми он развлекал её.

Кошка слабо улыбнулась. А после обеда подошла ко мне.

– Я бы тоже хотела сделать подарок.

– Зарецкому? – недоверчиво глянула на неё.

Оборотница засмеялась.

– Нет. Это для Линнель.

– Калина, вы и так много делаете для нас.

– Это другое, – перебила меня кошка. – Ты уже знаешь об имени Ангелины… Так звали меня… Так меня назвал человек, который подарил эту подвеску.

Женщина протянула мне украшение. Я мазнула по нему взглядом и посмотрела на оборотницу. Не потому что была равнодушна к золоту, просто я в деталях рассмотрела эту подвеску намного раньше. На золотой цепочке блестели два крылышка с бриллиантовой россыпью. Я видела их каждый день, который провела здесь. На Калине. Она носила цепочку, не снимая. И вот сегодня отдаёт мне. Я непонимающе смотрела на оборотницу.

– …На Земле большинство людей верит в одного бога, – начала рассказывать кошка. – Единый Бог – творец всего сущего… Углядеть одному за целым миром непросто. Поэтому у него есть помощники. Они не люди и не боги. Внешне похожи на обычных смертных, но с чистыми, безгрешными душами. Они не ведают ненависти, зависти, злости… Небесные хранители. А к небесам их поднимают крылья.

Я, кажется, начала догадываться, что к чему. Ещё раз внимательно посмотрела на подвеску. Калина задумчиво поглаживала золотые крылышки.

– …Их называют ангелами – божьими вестниками.

– Ангел… Ангелина… – уловить схожесть слов мне было нетрудно. – Я так понимаю, это – те самые крылья?

– Да, – кивнула кошка и как-то странно глянула на меня. – Но это не всё… – она сглотнула, как будто собиралась признаться в чём-то. – Однажды на Земле я встретила женщину из бродячего народа.

– Намадка?

– Нет, но они похожи на наших намадов, – оборотница повела плечом, – любовью к веселью и золоту точно. На Земле их называют цыгане. Та женщина сказала кое-что странное. Тогда мне показалось, что это чушь, лишь бы запутать меня и выманить больше денег. И только недавно, оказавшись в Управлении, я поняла, что имела в виду цыганка, – Калина посмотрела на мою дочку. – Она сказала, что я должна подарить крылья такому же ангелу, как я.

– Линнель?

– Да, – кошка надела на девочку подвеску. – Линнель – это Ангелина. И она, как и я, иномирянка.

Я молчала, переваривая услышанное. Калина никогда не рассказывала о своей жизни на Земле. Или говорила в общих чертах, после чего появлялось ощущение, что она не в чужом запретном мире находилась, а в соседнем городе. И вот сегодня такое признание. А самое главное: я понимала, что фири-гахум оказала мне доверие. Честно, для меня оно значило куда больше, чем украшение с бриллиантами.

В лечцентр я зашла уже по пути домой. С Лукой Станевым мы быстро нашли замену нашему лекарю (честно говоря, я просто согласно кивнула, не рискнув спорить с угрюмым оборотнем). А потом заглянула к Зарецкому. Он был занят, но попросил подождать. Я присела на свободное кресло, чувствуя некую расслабленность. После салона красоты ощущала себя обновлённой, а голову лёгкой. Тряхнула волосами, любуясь своим отражением в стеклянной двери. Почувствовав чей-то взгляд, обернулась. На меня с неприкрытой неприязнью смотрела медсестра. Опа! Это ещё что такое? Но когда я снова глянула на неё, увидела вежливую маску с резиновой улыбкой. Может, показалось?.. Я уткнулась в гилайон. А через минут пять меня позвал Фёдор.

– Даша, заходи.

Снова перехватила цепкий взгляд той самой медсестры. Да что такое?

– Даша!!!

Зарецкий терпением не отличался.

– Привет, Федя! – я заглянула в кабинет.

– Рад тебя видеть, журавлик! – лекарь улыбнулся. – Неужели и ты соскучилась?

– Убирай свой павлиний хвост, позёр! – одёрнула этого шутника и вытащила рисунок. – Лина скучала. Она нарисовала для тебя.

Это морда просияла!

– Во-от! Бери пример с ребёнка!

К чему он это ляпнул, я так и не поняла! Да и ладно! Разбираться в лабиринтах Фединого троллинга не было ни сил, ни желания!

– Бабочки? – улыбка мужчины поменялась: из насмешливой стала доброй.

Я не удивилась. Как бы Зарецкий ни относился ко мне, но Линнель он жалел.

– Да, Лина помнит, как ты колдовал для неё.

– Почему синие?

– Не знаю. Дочка рисует только синим карандашом. Другие цвета не признаёт.

Фёдор молчал, увлечённо разглядывая рисунок, а я разглядывала его. Знаете почему? Зарецкий сбрил бороду! И я уверена: это из-за меня, из-за того сравнения с эльфом. Я была права, кстати. Борода уродовала мужчину. Сейчас Федя выглядел намного лучше. Да-а-а, жаль, что характер бритвой не исправишь!

Маг провёл пальцем по рисунку, словно пробуя его на прочность.

– Даш, а Лина часто рисует?

– Да, – уверенно заявила я. – Она любит рисовать.

– Долго рисует?

– Как когда.

– И всё-таки постарайся вспомнить, сколько по времени?

Что за вопросы?.. Но Зарецкий просто так спрашивать не будет.

– Недолго, – подумав, сказала я. – Ты же сам видишь. Рисунки у дочери простые, она их даже не раскрашивает.

– Вижу. И карандаши тёмные…

– Так, Федя, если ты хотел напугать, то своего добился. Говори, что не так.

– Посмотри, – маг протянул мне рисунок. – Лина или не доводит линию, или переводит. И это не один раз, а постоянно.

Я выхватила лист из его рук, разглядывая неказистый рисунок. Зарецкий был прав. Рисуя крылья, Лина начала их не от туловища бабочки, а отступив. А усики начинались не от линии головы, а откуда-то изнутри.

– Ты думаешь, Линнель плохо видит?

Фёдор ободряюще похлопал меня по спине.

– Давай надеяться, что она просто не умеет рисовать.

В общем, через час я в очередной раз убедилась, что не отношусь к баловням судьбы. Оказалось, у Лины дальнозоркость. Я сидела на кушетке, собирая остатки своего оптимизма. Как так? Почему? За что?

Зарецкий присел рядом.

– Вздумаешь плакать – дам под хвост!

Я развела руками, не зная, как сформулировать свою мысль.

– Почему это постоянно происходит с ней? То отчим-садист, то Тень, теперь ещё и слепота!

– Ты дура, Журавлёва? – разозлился Фёдор. – Какая слепота?! У Лины дальнозоркость. Дети с ней рождаются, и к пяти годам зрение стабилизируется. Лине пять было весной. А учитывая её жизнь, питание, дальнозоркость затянулась. Отсюда и конъюнктивиты. Это лечится. Придёшь завтра, заклинание поставлю и всё! Прекрати панику!

А я слушала его, но не слышала.

– Как я не заметила?

– Ты слышишь меня или нет? – маг встряхнул меня за плечи. – Дальнозоркость можно обнаружить только после обследования в клинике. Если бы Лина говорила, возможно, она жаловалась бы на головные боли или на то, что глаза устают. Но она молчит. Поэтому мы и не заметили.

Я вытерла слёзы.

– Спасибо, Федь… Если бы не ты… не рисунок этот… Подарок…

Зарецкий шикнул на меня и велел:

– Успокаивайся, журавлик!.. Ну-ка, изобрази свою фирменную улыбочку!

Он потянул мои губы в стороны. Больно! Я выкрутилась из рук лекаря.

– Отстань!

– Ага, не дождёшься! Ты мне ещё станцуешь!

– Что, опять хочешь впасть в оху…

Маг щёлкнул пальцами – и я онемела. Мужчина хмуро глянул на меня.

– Когда матюгаюсь я, это не очень хорошо, но объяснимо. Мат и грубость с губ девушки низводит её до уровня портовой шлюхи. Не смей!

Я насупилась. Что за дискриминация?

– Ты – образец для Лины, – продолжал Зарецкий. – Она будет говорить, как ты, ходить, как ты, одеваться как ты, думать, как ты. Будь хорошим примером для дочери!

Убедил. Я согласно кивнула. Немота в тот же миг прошла. Но говорить не хотелось. Какое-то время сидела молча.

– Тогда и ты не ругайся, чтобы у меня соблазна не было.

– Договорились.

В кабинет привели Лину. Кстати, та самая медсестра. Зарецкий кивнул ей.

– Света, спасибо! Дальше мы сами, – он присел перед девочкой. – Смотри, где твоя бабочка!

Линнель улыбнулась, увидев свой подарок на стене. Забралась ко мне на колени, пальчиком показывая на рисунок. Я согласилась с ней.

– Да, Фёдору Николаевичу очень понравилась твоя бабочка.

Крошечка прислонилась головкой к моему лбу и затихла. О чём она сейчас думала? Так хотелось узнать, услышать!

Зарецкий что-то сказал своей медсестре, потом подошёл к нам.

– Девчонки, мой рабочий день закончился. Вы не откажетесь поужинать со мной в одном удивительном месте? Уверен, так вы ещё не ели.

Я бы отказалась: не было ни желания, ни на настроения. Но Лина кивнула и… кивнула я.

Фёдор привёл нас в гоблинский зачиним (ресторан – Прим. авт.), причём аутентичный. И встречал нас самый настоящий гоблин. Я обеспокоенно глянула на дочку. Но Лина, держась за мою руку, спокойно смотрела на очень высокого мужчину с длинными, причудливо заплетенными волосами. Ни сероватая кожа, ни вертикальный зрачок не смутили её. Мы присели на циновки вокруг низкого столика. Линнель похлопала по деревянной поверхности, наверное, воспринимая всё как игру. Я посмотрела на мага.

– Откуда ты знаешь это место?

– Калина показала.

Я недоверчиво хмыкнула.

– Наша кошка – ценитель кухни гоблинов? Там же всё жирное и горелое!

Зарецкий с минуту смотрел на меня, крепко стиснув губы. Было ощущение, что он сдерживается. Мужчина быстро глянул на Линнель и подозрительно спокойно спросил у меня:

– Даш, а ты пробовала гоблинскую кухню?

– Нет, но я слышала от знакомых и читала.

– Читала… Понятно, – фыркнул маг и сказал: – Какая разница, что думают другие? Попробуй сама и сделай собственные выводы… Почему ты соглашаешься с мнением большинства?

– Я не соглашаюсь, а принимаю его к сведению.

– То есть, ты услышала и приняла к сведению, что в этом сезоне модно стричься каскадом, и сделала причёску, которая тебе совершенно не идёт?! – Фёдор насмешливо фыркнул.

А мне стало обидно! Машинально провела по волосам.

– Слушай! – взвилась я. – А сам…

– Что?

– Ухаживаешь за собой, как девушка.

Маг выгнул бровь.

– А что, мне ходить как чмо, потому что я мужчина? Тебе бы больше понравилось, если бы от меня несло потом, ногти были чёрными от грязи, с воспалёнными заусенцами? Или волосы висели отросшими немытыми патлами?

– Может, ты ещё и депиляцию делаешь?

– А ты проверь! – Зарецкий потянулся к своей рубашке.

Он что, раздеваться собрался? Я схватила его руку. Маникюра, кстати, не было. Просто аккуратные здоровые ногти.