Дикая связь

Я дрожу, и мои узы снова мурлычат в груди, я всегда рада слышать о том, что они жаждут смерти в мою честь, проливая кровь в качестве подношения нашей общей связи.

Я хочу большего.

Атлас снова наклоняется, его глаза прикованы к моим, и ухмылка на его лице становится еще шире. — О, моей девочке это нравится? Хочешь, чтобы я убил всех, кто осмелится на тебя посмотреть? Я убью. Я не хороший человек, не такой, как другие твои Связные. Я хороший для тебя, а остальных нахер. Если ты хочешь крови, сладкая, я дам ее тебе. Я дам тебе все, что ты захочешь.

Я тяжело сглатываю и пытаюсь снова обрести голос, но он выходит как карканье: — Ты не можешь так говорить с моими узами. Они кровожадны и эгоистичны, они заберут все. Все.

Атлас снова крепко прижимает меня к своей груди, мир сужается до нас двоих. — Хорошо, потому что я собираюсь дать тебе все и даже больше. Как только ты будешь готова… все, и это обещание, сладкая.

Я снова сглатываю и пытаюсь успокоить свое колотящееся сердце, которое пытается вырваться из груди. Когда Атлас чмокает меня в щеку и отстраняется, только чтобы снова прижать к себе, я вижу, что комната опустела, пока мы разговаривали. Я не слышала, как открылась или закрылась дверь, и это немного смущает, но я приклеиваю улыбку на свое лицо.

— Давай покончим с этой дурацкой вечеринкой, а?

Атлас усмехается над моим сухим тоном и провожает нас обоих к двери, открывает ее, как будто собираясь пропустить меня вперед, но мы застаем там Грифона, который ждет меня, скрестив руки на груди, и выглядит чертовски взбешенным, когда его глаза встречаются с моими.

Я сморщилась. — Что случилось? Наша ночь уже закончилась?

Он даже не взглянул в сторону Атласа, когда огрызнулся: — Мне нужно поговорить с моей Связной. Я провожу ее вниз, когда мы закончим.

Это самый строгий отказ, который я слышала от него за последние месяцы, но даже несмотря на то, что Атлас напрягается от его тона, он снова целует меня в макушку, а затем оставляет нас обоих.

Мне немного страшно от того, что сейчас произойдет, но я также знаю, что не сделала ничего плохого… если только он, наконец, не разыскал какую-то информацию обо мне и не собирается сказать, что теперь ненавидит меня. Может быть, он знает обо всех смертях и разрушениях.

Может быть…

— Что, блядь, ты себе позволяешь, выходя сегодня вечером в такой одежде? Через мой труп…

Облегчение, которое быстро нахлынуло на меня, оказалось недолгим. — Это чертов игровой костюм, и я не собираюсь, чтобы кучка мужчин указывала мне, что я могу носить, а что нет…

Его тело врезается в мое, как товарный поезд. В одну секунду он уже в другом конце коридора, а в следующую – прижимает меня обратно к двери, его руки сжимают мои голые бедра, словно он все еще не уверен, что видит реальную вещь.

— Ты думаешь, ты единственная, кто борется со своими узами? Это все мое. Знай это, прежде чем выйдешь отсюда, потому что Привязанная или Непривязанная, ты моя.

Я пытаюсь дышать, но Грифон прижимается ко мне так сильно, что я не могу. — Я знаю. Это просто милый наряд, я не пытаюсь… Я не несчастна со своими Связными. Я могу переодеться, если это такая большая проблема.

Он немного расслабляется, а затем отступает назад. — Нет. Ты сегодня в моей постели и можешь прийти ко мне именно в таком виде.

Глава 22

Я пьяна и потеряла всех своих друзей.

Ладно, Гейб и Атлас все время приклеены ко мне, и я вижу, как Киран свирепо смотрит на всех вокруг, но Сейдж исчезла в шкафу с Феликсом полчаса назад, и с тех пор я не видела ни одного из них. Сойер и Грей уже обжимались в каждой комнате этого дома, что-то там говорили о какой-то затее, о которой я была слишком пьяна, чтобы слушать как следует, и теперь я почти уверена, что они нашли тихую ровную поверхность, чтобы трахаться на ней. Я и люблю, и страстно ненавижу их за это.

Дом принадлежит одной из низших семей в совете, то есть это по-прежнему мега-особняк с бассейном и нелепым питанием, но сами члены совета не считают нужным посещать его, и никто не беспокоится о дресс-коде, когда тонна парней из ТакTим появляется, чтобы присмотреть за всеми нами.

Я хихикаю и наслаждаюсь теплым ночным воздухом, немного чересчур, на взгляд Кирана, но оба моих Связных наблюдают за тем, как я танцую у бассейна с каким-то слегка пьянящим восторгом, от которого в моем животе взрываются бабочки, буйство трепета и покалывания.

Музыка здесь на удивление хорошая.

— Хорошо, с тебя хватит. Еще немного, и завтра ты возненавидишь весь мир, — говорит Гейб, когда я допиваю последний бокал шампанского и хлопаю ресницами, требуя налить еще.

Он смеется над моим недовольством, качая головой.

Атлас не впечатлен ничем вокруг нас. Он не говорит об этом явно, он улыбается и разговаривает с людьми, когда они подходят к нам, но в нем есть холодность, которую я заметила и у Дрейвена, как будто он смотрит на всех свысока за их многочисленные грехи против нас.

Я не могу не прислониться к нему, устраиваясь поудобнее и прижимаясь как можно ближе к его телу, потому что такая абсолютная преданность всегда будет значить для меня очень много.

Я привязалась к ним с того самого момента, как услышала их имена в той дурацкой больничной палате, когда мой мир рушился, но мне еще предстояло пройти долгий путь к падению. Черт, если бы я только знала, как далеко мне еще до дна.

Рука проводит по моему позвоночнику, успокаивающее движение, и Атлас наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо: — Все хорошо, сладкая. О чем бы ты ни думала, сейчас это не имеет значения. Ты у меня.

Гейб переплетает свои пальцы с моими, но когда я смотрю на него, он все еще разговаривает с одним из своих футбольных приятелей, обсуждая какое-то дерьмо, связанное со следующим сезоном. Он заметил изменение моего настроения, даже не взглянув на меня, – еще один признак того, что я проигрываю борьбу за то, чтобы они все не привязались ко мне.

Совместное использование постели, возможно, и улаживает мои узы, но это все усложняет в миллион раз.

— Пойдем домой, сладкая. На этой вечеринке для нас ничего не осталось, — пробормотал Атлас, и я пожала плечами.

— Все остальные веселятся, мы не можем уйти без них. Почему бы тебе не выпить еще и не выпустить пар.

Он ухмыляется и качает головой. — Если я выпью, то в конце концов подерусь с кем-нибудь... возможно, даже с Гейбом за то, как он продолжает разговаривать с этими бесхребетными засранцами. Я никогда не видел столько пресмыкающихся и хнычущих.

Я хихикаю, глядя на то, как друг Гейба смотрит на нас обоих, потому что мы не пытаемся молчать об этом, но Гейб только ухмыляется, поднимая мою руку к своим губам, чтобы поцеловать ее тыльную сторону, как будто я для него какое-то идеальное сокровище.

Я уже собираюсь потащить Атласа на танцпол возле столика с угощениями, чтобы потанцевать, когда из дома, спотыкаясь, выходит Сейдж, ее глаза круглые и остекленевшие, и у меня сводит живот.

Я отрываюсь от своих Связных, чтобы броситься к ней, мои узы вялые от алкоголя, но все еще возбужденные самой идеей уничтожить того, кто расстроил мою подругу.

Киран опережает меня.

— Что случилось? Я думал, ты была с Феликсом, почему он оставил тебя одну?

Она моргает, глядя на него, ее губы слегка дрожат, и я готова перерезать ему горло за то, что он набросился на нее, но она лишь выдает: — Он послал меня найти Оли. Грейси... Грейси слишком много выпила и теперь несет всякую чушь. Ничего страшного, но Феликсу может понадобиться помощь, чтобы ее успокоить.

Успокоить?

Киран легонько подталкивает Сейдж ко мне и шагает в дом, лая приказы другим парням из ТакТим вокруг нас, чтобы они приблизились к нам. Я обнимаю Сейдж, и она тут же тает во мне.

— Вот почему я никуда не хожу, Оли, — бормочет она мне в волосы. Она звучит так жалобно, что мне снова и снова хочется ударить Грейси по лицу.

В доме раздаются крики и споры, Гейб подходит ближе к нам обеим, но тут выходит Феликс с абсолютно злобным выражением лица, таща за собой сестру.

Грейси в хлам.

Настолько, что ее стошнило в горшки с растениями у двери, и она хнычет, когда Феликс огрызается: — Ты так и не научилась, мать твою! Я хотел одну ночь, а ты не смогла удержать свое дерьмо в узде в течение одной ночи.

Киран топает за ними, его нос морщится от отвратительного запаха блевотины Грейси, и он встречается со мной взглядом, дергая головой в универсальном жесте «можем ли мы, пожалуйста, покинуть этот гребаный бардак сейчас же», и я киваю в ответ.

Мы закончили.

Атлас проигрывает Гейбу в «камень, ножницы, бумага» и вынужден искать Сойера и Грея, чтобы забрать их с собой домой. Феликс загоняет Грейси в одну из машин Так, а затем оставляет ее там, чтобы обнять Сейдж, целуя ее волосы и успокаивающе бормоча, пока она немного покачивается на ногах.

Когда я узнаю, что эта сука сказала ей, сестра Феликса или нет, Грейси почувствует мой чертов гнев, и я позабочусь о том, чтобы она больше никогда не делала подобного дерьма.

Все должны прекратить гадить моей девочке.

Сойер взглянул на сестру, и его хорошее настроение испарилось в воздухе. Они с Греем спустились вниз, все еще обнимая друг друга, их волосы были взъерошены, а одежда явно поправлена. Я была так рада, что они провели это время вместе.

Еще одно пятно против Грейси.

— Постарайся не быть слишком суровой к ней, она не совсем образец стабильности и психического здоровья, — шепчет мне Гейб, усаживая меня в машину Атласа. Я потрясена тем, что Атлас совсем не пил, его хорошее настроение никак не связано с алкоголем, а связано с тем, что он был рядом со мной.

Я хмуро смотрю на Гейба, но он отворачивается. — Она потеряла своего Центрального Связного много лет назад. Он был еще ребенком, когда умер. С тех пор она никогда не была стабильной. Это не оправдание, но... просто имей это в виду.

Блядь.

Я все еще ненавижу ее, но, по крайней мере, на этот раз я оставлю ее Феликсу. Он все еще хмурится и смотрит с раздражением, когда скользит на заднее сиденье, занимая среднее место, чтобы Сейдж могла пристроиться рядом с ним, не занимая место Гейба.

Я знаю, что это было не для меня, но это просто еще одна причина, по которой я здесь на стороне Феликса, даже когда его сестра – бушующий кошмар, с которым я хочу разобраться самыми ужасными, пропитанными кровью способами.

— Переведи дух, — пробормотал Атлас, его рука легла на мое бедро, пока он направлял машину в поток машин, чтобы доставить нас обратно в поместье.

Я опускаю взгляд и вижу Брута на моих коленях, который обнюхивает мою одежду, словно пытаясь понять, что меня так разозлило. Он всегда очень милый в своей щенячьей форме, и я обхватываю его маленькое тельце рукой, чтобы как следует прижать к себе. Он берет ее и облизывает кончики моих пальцев, ощущение странное, потому что я чувствую это, но нет никаких физических доказательств того, что он это делает, никаких щенячьих слюней, оставшихся после его большого языка.