Дом горячих сердец

Я протягиваю руку к кувшину, но Лоркан опережает меня и наливает темного забродившего напитка в кубок, стоящий передо мной, после чего наполняет бокал для моего отца.

Я пью, а мой отец всё смотрит и смотрит на меня, словно я самое необычное существо, которое он когда-либо видел.

— Я думал, что ты умерла в ту ночь, когда Регио и его армия устроили нам засаду в храме Исолакуори. Я слышал, как генерал сказал…

Он закрывает глаза.

— Я слышал, как он сказал Марко, что у Дайи открылось кровотечение, с которым вышел ребёнок. Что дело сделано.

И хотя я сижу здесь, как доказательство того, что дело не было сделано, лицо моего отца всё ещё искажено, точно он заново переживает это кошмарное воспоминание.

— Но, конечно же, она нашла способ тебя спасти.

Когда веки Кахола распахиваются, его глаза оказываются влажными.

— Хвала Морриган, что там была Агриппина. Хвала Морриган, что она сохранила тебя в секрете.

— Почему она была там?

— Она была там, — говорит Лоркан, — чтобы предупредить Кахола и Дайю о засаде.

— Она пришла слишком поздно, чтобы спасти нас.

Печальная улыбка приподнимает губы моего отца.

— Но она пришла вовремя, чтобы спасти тебя.

— И как она меня спасла? Выловила меня из лужи крови?

— Дайя поместила тебя внутрь Агриппины, — медленно говорит Лоркан.

Неужели он считает, что темп его речи может помочь моему разуму разобраться в этой нелепой истории?

— Что значит — поместила меня?

— Твоя мать отправила тебя во чрево Агриппины.

Когда я хмурю лоб, он добавляет:

— С помощью магии.

Подождите… что? Я перевожу взгляд со своего отца на Лора и обратно множество раз. Меня перенесли в тело другой женщины магическим образом? Я уже подозревала, что меня подменили, но новость о том, что я сменила чрево, поражает меня. Хотя это объясняет, почему мой дед видел, как меня родила Агриппина.

Всю свою жизнь я жила в окружении фейри, обладающих магией стихий, но мысль о том, что меня подсадили, точно вирус, совершенно меня ошарашивает.

— Как она это сделала? Щелкнула пальцами и — пуф!?

Лор улыбается.

— Магия шаббианцев находится у них крови, никто из них не щёлкает пальцами. Хотя их пальцы может довольно сильно покалывать, потому что магические символы рисуют кровью.

Я изучаю кончики своих пальцев, ожидая, что они заискрятся, но на них ничего не блестит, кроме грубой кожи моих мозолей. И хотя я сомневаюсь, что мой отец или Лор сморщат носы, увидев мои совсем неженственные руки, я засовываю их под ноги.

— Откуда вы знаете, что я на самом деле дочь Дайи?

Лор стучит пальцами по столу.

— Помимо того, что ты во многом на неё похожа?

— Я думала, что я во многом похожа на женщину, которая меня родила.

Лор придвигается вперёд, и его кожаные одежды хрустят.

— Дайя послала Бронвен видение до того, как Мириам заблокировала её магию. Она попросила твою тётю присмотреть за тобой и отправить тебя разбудить меня, когда придёт время.

Эмоция, отразившаяся в глазах моего отца, оказывается такой сильной, что этот гигантский мужчина начинает плакать. Слёзы стекают по его макияжу, и он бормочет какие-то слова на своём языке, которые звучат очень мягко, несмотря на гортанное произношение.

Может быть, он клянётся отомстить всем тем, кто устроил им засаду? А может он плачет, потому что меня спасли?

— Что случилось с ребёнком Агриппины?

— У Агриппины был ребенок?

Ворон, напоминающий медведя, который сидит напротив меня, проводит рукой по своей мокрой шершавой щеке, размазав чёрную краску.

— Я подменыш, а это значит, что меня подменили. Получается…

Я высовываю язык и облизываю губы. Я не могу заставить себя произнести слово мать, не говоря уже о том, чтобы считать ею ведьму из Шаббе, которая даровала мне жизнь. У меня уже есть мать, и её зовут Агриппина. И хотя она, вероятно, меня не любит — а может быть никогда не любила — я не могу заставить своё сердце заменить её только потому, что у нас с ней разные гены.

— Получается, что Дайя растит ребёнка Агриппины?

— Агриппина никогда не была беременна, — отвечает Лор спокойным тоном.

Мои брови почти врезаются друг в друга.

— Я не… Я думала, что для того, чтобы получить подменыша, детей надо поменять?

На губах Лора начинает играть легкая улыбка.

— Магия шаббианцев довольно необычна.

Довольно? Она абсолютно невероятна.

— А где сейчас Дайя? В Шаббе?

— Мы знаем, что она точно не там.

Лоркан берёт побег спаржи с самого верха горы из овощей, которую Коннор поставил на наш стол, и подносит его к губам.

— Откуда?

— Потому что мы летали вокруг Шаббе в течение нескольких дней, и не нашли ни единого следа твоей матери.

Кахол, должно быть, сжал зубы, потому что его челюсть приобрела множество острых углов.

Я хмурюсь.

— Как это возможно?

— Бронвен считает, что Мириам могла заблокировать магию Дайи.

Лор откусывает хрустящий кончик белоснежными зубами, которые сверкают на фоне его тёмных губ.

— Мириам?

Это имя кажется мне знакомым?

— Мириам была любовницей Косты. Именно она приговорила нас и тех, чья кровь питает магический барьер.

Объяснение Лора заставляет наш прошлый разговор пронестись у меня в голове.

— Мириам также мать Зендайи. Она твоя бабушка.

Моя спина выпрямляется, точно все мои позвонки превратились в один длинный змеиный клык.

— Я прихожусь родственницей колдунье, которая приговорила ваш народ?

— Наш народ. Ты можешь не принимать своё происхождение, но ты такая же шаббианка, как и ворон, Фэллон.

Я поджимаю губы. Я не чувствую, что принадлежу кому-то или чему-то.

«Ты принадлежишь», — рычит Лоркан. «Принадлежишь…»

И прежде, чем он успевает добавить, что я принадлежу «небу» — которое он присвоил — или «розовой точке на горизонте», я спрашиваю:

— Если моя мать не на Шаббе, то, где она тогда?

— Я не знаю.

Мой отец обхватывает огромными пальцами кубок с вином. Металл скребёт по металлу, точно мел по доске. Проходит секунда прежде, чем я понимаю, что этот звук исходит от него, от его ногтей, который удлинились, загнулись и превратились в железные когти, хотя всё остальное тело остаётся человеческим.

— Я не знаю. Я её не чувствую.

Кахол сминает свой кубок, и вино выливается наружу.

Не чувствует её?

«Они пара».

Я моргаю.

«Партнёры могут чувствовать друг друга?»

«Да».

«Если он не может её чувствовать, откуда ему знать, что она жива?»

«Надежда».

Лоркан хочет сказать мне, что я должна надеяться? Или что мой отец не знает этого наверняка?

— Мы найдём её, Кахол.

Лоркан обхватывает пальцами один из кожаных наручей моего отца, которые вряд ли очень ему нужны, учитывая ширину его костей и мускулы.

— Мы найдем её и вернём домой. Но нам надо снять магическую защиту, чтобы остальные наши люди могли вернуться. Нам нужно больше рабочих рук.

— Ты хотел сказать крыльев?

Я поправляю его, прежде чем успеваю подавить своё желание это сделать.

«Сейчас не время и не место, Фэллон».

Мое нахальство заставляет две пары глаз посмотреть на меня. Но, с другой стороны, благодаря ему я вытаскиваю своего отца из бездны отчаяния.

— Разве не все они вернулись? — спрашиваю я.

Лоркан барабанит пальцами по столу.

— Вороны, которые нашли убежище на Шаббе, оказались заключены там.

В отличие от острых ногтей моего отца оловянного цвета, ногти Лора закругленные и бежевые. Они никогда не скользили по моей коже, но я отчетливо помню ощущение от его призрачных пальцев на своём теле. Он перестаёт барабанить пальцами, кладёт обе ладони на стол и сжимает губы.

«Что?»

Неужели он думал, что мне понравится, если меня будут трогать без моего согласия? Я перевожу внимание на своего отца.

— И как мы снимем магическую защиту?

— Мы подождём, пока один фейри, которого змеи притащили к берегам Шаббе, и которого сейчас пытает Прийя, не выдаст местоположение Мириам.

«Хорошие змеи».

— Или пока Данте не выяснит, где её спрятал его брат, — добавляет мой отец.

— Мой дед…

«Ты ему не родственница», — напоминаю я сама себе. Это, наверное, первый раз, когда я рада тому, что не принадлежу семье Росси.

— Ближе всего к Марко был генерал. Он должен знать.

— Твоего деда не достали из воды.

— Он жив?

— Если он и жив, то пока не объявлялся в Люсе.

— А что насчёт капитана Даргенто? — с надеждой спрашиваю я. — Его прибило к Шаббе?

От железных наплечников Лора начинает подниматься дым, словно этот мужчина собирается перевоплотиться в птицу.

— Нет.

Мой пульс ускоряется, когда я вспоминаю о гнусном фейри с чёрными волосами и янтарными глазами, который угрожал убить всех, кого я люблю.

— Он мёртв?

«Ещё нет. Ещё нет», — говорит Лор, а вслух добавляет:

— Имоген подслушала, как солдаты Данте болтали о чудесном возвращении капитана. И хотя мы его пока не видели, мы полагаем, что он вернулся на Исолакуори живым.

ГЛАВА 4

Мой желудок и сердце каменеют, когда я узнаю о том, что Сильвиус выжил.

— Хорошо, — говорю я в итоге.

— Хорошо? — выплёвывает Лоркан, словно у этого слова мерзкий вкус.

— Да. Хорошо.

Я сжимаю кубок, чтобы проверить, насколько он хрупкий. Он не хрупкий.

— Потому что я самолично хочу пронзить его сердце железным клинком.

Мой отец испускает дрожащий вздох.

— Что сделал с тобой этот мужчина, ínon?

«Инон»?

«Это значит «дочь» на языке воронов».

Объяснение Лоркана не делает это определение менее непривычным. Непривычным, но также… приятным. У меня есть отец. Он настоящий. Он совсем не такой, каким я его себе представляла, но я ему небезразлична. Или, по крайней мере, мне так кажется.

«Кахол очень сильно любит свою семью».

Я искоса смотрю на Лоркана, мой гнев немного утихает.

— Сильвиус Даргенто отвратительный человек, который угрожал убить всех, кого я люблю.

Мой отец всё еще сжимает деформированный кубок, который сминается ещё больше под его когтями.

— Этот человек когда-нибудь… обижал тебя?

— Нет. До недавнего времени он не осмеливался этого делать, так как боялся последствий. Ведь я была внучкой генерала и другом принца.

Выражение лица Лоркана становится мрачным, и, хотя я не могу считать его мысли, я чувствую, что причиной этому становится один или оба вышеупомянутых фейри.

Мой отец произносит что-то на языке воронов, и Лоркан отвечает. Его золотистые глаза сверкают за непрерывными струйками чёрного дыма. Жаль, что я не понимаю их языка.

Лоркан переводит свои прищуренные глаза на меня.

«Я отправлю к тебе учителя утром».