Дрянь с историей

Миновав внешнюю, тяжёлую и скрипучую, и внутреннюю, сухую и пыльную, двери, исследователи вошли под сумрачные своды церкви, и даже Серафим в этот момент ощутил нечто похожее на робость. Вверху, под куполом, было светло, там удавалось различить потускневшие и выгоревшие, но ещё отчётливые фрески, а всё остальное тонуло в жидком сумраке и скорее угадывалось в нём, чем действительно виднелось. Все нижние окна были небрежно заколочены, в тусклых и редких косых лучах, пробивавшихся сквозь щели, висела пыль.

Воздух был одновременно сырым, пыльным и спёртым, тяжёлым. Незримые ниточки сквозняков тянулись от щели к щели, совсем не тревожа слежавшейся пыли. Толстый седой ковёр скрадывал и без того тихие шаги: казалось кощунственным потревожить тишину этого оставленного людьми места, и осторожничал даже Дрянин. Ну и, конечно, не хотелось поднять всю эту пыль в воздух.

В вековом покрове сложно было не заметить следы, ведущие куда-то в сторону. Смазанные и нечёткие, они мало что могли сказать об оставившем их человеке, даже рост не оценить — наверняка он точно так же двигался медленно, маленькими шагами.

— Ты угадала, тут правда кто-то ходил. — Голос Серафима прозвучал гулко, прокатился по мраморному полу, заставив Еву вздрогнуть от неожиданности.

— И куда он ходил?

— Сейчас выясним. Осторожнее, чёрт знает, что тут могли оставить.

В дальнем углу, справа от алтаря, кто-то очистил участок пола от пыли особенно тщательно. Узкое оконце над ним видно было лишь из-за окружающего сумрака: света от нескольких щелей между досками хватало, только чтобы обозначить эти дыры. На белом мраморе чернели узоры, которых Сеф не понимал, но ритуальный круг опознал даже он при таком скудном освещении. Неактивный, к счастью, это тоже ощущалось.

Не пытаясь разглядеть символы и детали, Серафим осторожно обошёл узор, чтобы добраться до дальней стены, к которой вплотную примыкал рисунок и у которой что-то виднелось на полу. Белая тряпка и нечто тёмное, вроде бы металлическое.

— Ты знаешь, что это за рисунок? — спросил он Еву, которая бесшумно ступала следом.

— Знаю, — прозвучало странно сдавленно, глухо.

— И что же пытался сделать наш убийца? — нахмурившись, Сеф присел на корточки возле неопрятной груды. Он уже морально подготовился к чему-то зловещему и жуткому с расчленёнкой, когда спутница тяжело вздохнула:

— Понятия не имею.

Он не ждал подвоха. Слабое оправдание, но — единственное, которое имелось у подобной нерасторопности.

Слабо полыхнул грязноватым серым светом, пробуждаясь, круг. Тёмная груда ожила, туго звякнув, метнулась к Серафиму, захлёстывая запястья. С силой дёрнула, едва не вырвав плечо, рванула вниз, опрокидывая. Мраморный пол с размаху ударил по затылку, так что голова взорвалась болью, а перед глазами на мгновение потемнело.

Кажется, на мгновение. Во всяком случае, когда он проморгался, в окружающем мире ничего не изменилось, кроме положения Серафима в пространстве. Он лежал на спине, растянутый за руки так, что мышцы слегка ломило. В голове после удара звенело, но чистый мрамор приятно холодил затылок и неприятно — всё остальное.

Цепи едва заметно светились. И узор, на котором он лежал, тоже.

— Какого чёрта? — выцедил он сквозь стиснутые зубы, изо всех сил напрягая мышцы, но цепь не шелохнулась. Мощная, звенья — в полпальца толщиной, а он хоть и сильнее обычного человека, но не настолько. Оставалось только брыкаться свободными от оков ногами, но толку?

— Извини, я не нашла другого способа, — проговорила Калинина, аккуратно обошла его и опустилась на колени возле плеча. Попыталась приподнять голову, но Сеф мотнул ею, выворачиваясь из женских рук.

— Это всё-таки ты? Ты в этом замешана? — зло выдохнул он.

— Не дёргайся, дай гляну, мне кажется, у тебя кровь, — спокойно проговорила Ева и подсунула ему под голову какую-то тряпку.

Да ясно какую. Ту самую, что белела в углу. Ту, что оказалась его собственной ношеной рубашкой, разрезанной острым полосатиком.

— Если ты имеешь в виду, что это я тут всех убивала — нет, к этому я не имею никакого отношения и знаю только то, что услышала от тебя, — продолжила она и взялась за цепочку с артефактом личины, явно намереваясь его снять.

— Да ладно! А это тогда что⁈ — оскалился он и вновь дёрнулся. Ева держалась осторожно, так что он даже укусить её не сумел бы, даже если бы собирался.

— Я пытаюсь решить свою проблему доступными средствами.

Сосредоточившись, Дрянин попытался призвать химер, но те словно не слышали, хотя их привычное присутствие он продолжал ощущать. Что-то такое навертела эта дрянь со своим ритуалом… Или не ритуал, а дело было в цепях? Что-то они ему напоминали, но что?

Дрянь тем временем подцепила крестик за цепочку, не касаясь его, отложила куда-то в сторону, потом переступила коленями через руку Серафима и невозмутимо принялась стаскивать с него штаны вместе с бельём. Поворот оказался настолько неожиданным, что в первое мгновение мужчина растерялся и даже не выругался. Он мог ждать ритуального ножа, особых камней, свечей и что там ещё используют эти потусторонники в своих начертательных практиках. Но…

— Что ты делаешь?

Опомнился он через пару мгновений, когда штаны уже оказались спущены до колен. С брюками это заняло бы больше времени, а так… он даже дёргаться не стал. Нож наверняка где-то припасён, и если не снять, то разрезать одежду — не проблема. Проблема оказаться голой задницей на холодном полу, но и это сейчас занимало куда меньше, чем ответ на заданный вопрос.

— Я говорила, я не ощущаю связь с Той Стороной и так и не сумела её найти, — пояснила Ева, стащив его кеды и вслед за ними — всё остальное. Отсела на пятки, устроившись у бока мужчины, и принялась деловито разбирать свой пучок. — Зато я научилась отслеживать момент, когда забираю энергию. В пике, конечно, не постоянно. Но это единственное, за что удалось зацепиться… Извини, но футболку я разрежу, — перескочила она. — Одежда, конечно, не артефакт, но всё равно будет искажать.

— Цепи убери, сам сниму, — процедил он.

— С меня голову? — кривовато усмехнулась Ева. — Мне этот вариант не подходит.

Сеф, стиснув зубы, вновь попытался дёрнуться в оковах, но потерпел неудачу, держали те крепко.

— Это ловчие цепи на переродцев, ничего не получится, — заметила женщина его попытки.

Дрянин не стал на это отвечать, лишь ещё раз в бессильной ярости напряг мышцы. До боли, до звона, но кандалы держали крепко — не сдерёшь, не сдвигаясь даже с запястья на кисть. Когда она сказала про ловчие цепи, он прекрасно их вспомнил: полезная штука, незаменимая даже, сравнительно недавнее изобретение. Действительно — надёжное, освободиться не получится. Просто до сих пор не доводилось испытать их на себе, вот и не признал.

Права Калинина была и в другом: едва освободившись, он, в лучшем случае, действительно свернёт ей шею. Поэтому, если не дура, она не оставит его после ритуала в живых. А она кто угодно, но не дура.

Он опять рванулся, непонятно на что рассчитывая. Кажется, артефакт продрал кожу до крови, но это мало заботило. Зато боль слегка отрезвляла и притупляла жгучую ярость. Да, Серафим не боялся смерти, но очень не хотелось сдохнуть сейчас, не доведя дело до конца и не прихватив с собой эту дрянь.

Дрянин почти не злился на Еву. Что с неё взять? Хитрая тварь, которая оказалась очень ловкой и сумела обвести его вокруг пальца. Он умел уважать умных врагов, а враг стремится к своим целям, это его право и даже обязанность. А вот на себя…

Потому что расслабился. Потому что перестал сомневаться, поверил, повернулся спиной и не ждал удара.

Не зря эта рыжая сразу вызвала у него подозрения, надо было слушаться чутья. Дочь Градина не могла остаться чистенькой во всех его делах, нахваталась. Просто оказалась более изворотливой, чем остальные, и первой успела всех сдать, свалив на них вину. Интересно, она, как говорила, собирается оборвать эту связь? Или всё-таки вернуть с Той Стороны обожаемого супруга?

Злость плохой советчик, и сейчас она была очень некстати, потому что мешала соображать и искать выход. Может, он и нашёлся бы, если здраво обдумать ситуацию, найти способ достучаться до химер или хоть кого-то позвать на помощь, но…

Нашёлся только нож, ритуальный или нет — он не сумел рассмотреть. С узким тонким лезвием, наверняка очень острый, с которым ему вскоре предстояло познакомиться поближе. И благодаря которому упокоиться. Не зря ему показалось странным место обрыва того старого дневника, принесённого Евой, — на самом интересном месте. Но тогда он мимолётно подосадовал, а сейчас не сомневался: нашлось больше, просто ему показали не всё.

Калинина аккуратно разрезала футболку, забрала рубашку из-под головы, быстро разделась сама и унесла все вещи куда-то в угол, в сторону от узора. Сеф машинально проводил взглядом гибкое тело, залюбовавшись скользящими по коже огненными прядями, осторожной походкой — Ева ступала, зябко приподнимаясь на пальцах, и выходило это очень изящно, — а потом, раздосадованно поморщившись, стиснул зубы и отвёл взгляд, стараясь сосредоточиться на дыхании.

Рыжая дрянь была чертовски хороша. Несмотря ни на что.

Она вернулась, переступила через его бёдра, села, с видимым удовольствием провела ладонями по широкой груди.

— Жаль, нельзя что-то постелить на пол, а то он холодный. — Ева расстроенно вздохнула, но тут же вновь прошлась ладонями по груди и плечам мужчины. И милосердно не стала добивать поверженного противника, высказываясь по поводу его нарочито глубокого дыхания и закрытых глаз: она не могла не чувствовать, что прикосновения находят отклик.

Серафим очень долго привыкал к новому восприятию, особенно к отсутствию вкуса. Он никогда не был гурманом, но это оказалось мучительно. Со временем привык, нашёл плюсы и в этом, и в ином зрении, и в обострённом осязании. А сейчас подумал, что лучше бы у него полностью отбило именно последнее чувство вместе с возможностью заниматься сексом.

Слишком быстро чуткие женские пальцы и нежные губы вдребезги разбили остатки его здравого мышления, да и злость претерпела изменения. Получи он прямо сейчас свободу, и большой вопрос, что бы сделал: то ли трахнул, то ли придушил. Вероятно, и то и другое по очереди.