Дрянь с историей

— Да ну вас к бесам с вашими секретами! — вознегодовал плетельщик. — Если всё нормально, то я пошёл, зря только бежал.

— И правда что, — смущённо кашлянул Яков, привычным жестом потёр скулу, глядя на адмирала чуть искоса, отклонив голову к плечу.

У Евы промелькнуло смутное чувство дежавю, будто что-то подобное она уже когда-то видела, когда-то такое было. Мелькнуло — и пропало, когда трое преподавателей ушли, попрощавшись и с лёгкой насмешкой пожелав хорошего вечера.

Шаги ещё не стихли, когда Серафим вернулся к поискам. Оказалось, что крест отлетел в сторону, когда он подбирал одежду. Цепочка была целой, просто аккуратно расстёгнутой, — хоть одна приятная новость, потому что попытки загнуть растянутое звено при таком свете могли добить его чудом обретённый самоконтроль, сдерживавший прямо сейчас от убийства.

— Давай сниму артефакты, — шагнула ближе Ева, когда он закончил с маскировкой.

Дрянин молча протянул ей руки. Пара мгновений, и кандалы разомкнулись.

— Сеф, прости, я надеялась…

— Катись к дьяволу, — поморщился он, недослушав, и, на ходу сматывая цепи, двинулся к выходу.

— Подожди! — она поспешила следом, поймала его за локоть, но тут же, опомнившись, выпустила руку. — Если хочешь, я…

— Я неясно выразился? — Он всё-таки остановился и обернулся.

— Прости, я правда не придумала другого способа, и…

— Почему ты говоришь это теперь? — Серафим слегка склонил голову к плечу, меряя её таким взглядом, что хотелось втянуть голову в плечи.

Он вёл себя не так, как Ева ожидала, и это сбивало с толку. Она ожидала ярости, попыток воплотить угрозы, а он сейчас… Нет, злостью это не было, она успела неплохо изучить его повадки. Что-то новое, непривычное. Но такое, что лучше бы злился.

— Что ты имеешь в виду? А когда?..

— Перед ритуалом. Или цепи и неведение — обязательное условие?

— Я не понимаю… — нахмурилась Ева, хотя до неё потихоньку начало доходить, насколько она на самом деле ошиблась.

— Если ритуальное перерезание мне горла не входило в обязательный план, можно было попросить о помощи. Как ты там говорила? Неприятно в один прекрасный момент оказаться посреди ритуального круга в цепях, да?

— И ты согласился бы? — пробормотала она, холодея.

— Уже неважно, — он брезгливо дёрнул щекой и опять зашагал прочь, и на этот раз удерживать его Ева не стала, осталась стоять одна посреди пыльного пустого зала.

Она наконец поняла, что это были за незнакомые эмоции. Обида и разочарование. Вполне справедливые. А напоминание о её собственных словах — о её собственных воспоминаниях — оказалось ударом под дых.

Ева до боли закусила губу, пытаясь отвлечься от горячего колючего кома в горле. Только теперь она всерьёз задумалась, а как это вообще выглядело со стороны Дрянина, и ничего хорошего о своём поведении сказать не могла. Хуже всего, что это была не только глупость, а подлость.

И неважно, чем она руководствовалась, неважно, что привыкла действовать в одиночку, не привыкла просить помощи, не привыкла кому-то доверять — даже в малом. Отец и муж быстро приучили к внимательности и осмотрительности, а последние несколько лет она была вовсе одна…

Всё это неважно, всё это перечёркивалось пониманием единственного обстоятельства: Сеф ей доверял. Иначе у неё ничего бы не получилось. Посвятил в расследование, снял браслеты, посчитал, что она прикроет спину. А вот этот последний его поступок, когда он промолчал и про ритуал, и про степень вины Евы в произошедшем, заставил её почувствовать себя… Отвратительно почувствовать. Её подлости не оправдывали никакие черты его характера.

Женщина прерывисто вздохнула и только теперь ощутила влагу на щеках.

Всё-таки слёзы. Как будто они могут чем-то помочь и что-то изменить!

Ева тряхнула головой и тоже поспешила к выходу. Так нельзя. Всё нельзя. Стоять тут, смаковать вину и оплакивать собственную дурость…

Пойти к себе. Не забыть тщательно запереть дверь церкви, благо она приловчилась управляться с этим замком без ключа. Для немногочисленных, уже расходящихся зевак сделать вид, что ничего странного не происходит, и продержать на лице спокойную маску до самой комнаты.

У себя — душ и горячий чай, потому что на ужин среди толпы народа сил точно не хватит, а потом уже думать, что со всем этим делать. С ритуалом и его последствиями, с новыми идеями по поводу него, с Серафимом, а самое главное — с горьким комком в горле и режущим, мучительным ощущением совершённой огромной и непоправимой ошибки.