Седьмое солнце

Кларк проснулась оттого, что кто-то вновь тряс ее, настойчиво и долго. Она распахнула глаза и поймала себя на том, что задыхается наяву. В комнате было темно.

— Эй, Роуз, все в порядке! Это я! Ты дома! — Генри крепко держал ее и говорил отчетливо и громко. Кларк еще не успела сориентироваться, но после жуткого сна слова «ты дома» оказали другой эффект. Она испугалась еще больше, брыкалась и вырывалась, пока не поняла, что рядом Генри и она в SWORD, а не в старой квартире матери. Таких сильных галлюцинаций у нее раньше не случалось.

Генри был напуган, но не отпускал Роуз, так и держал за плечи. Оба замерли и ни один не решался пошевелиться первым. Кларк привыкала к темноте и медленно восстанавливала дыхание. Она вцепилась в руки Генри и тоже не отпускала. Как только получилось немного успокоиться и оценить обстановку, Роуз ослабила хватку и осознав, как могла напугать друга, прошептала:

— Прости.

— Ты в норме? — Уотерс смотрел с тревогой, она молчала, а глаза наполнялись слезами.

— Нет. Я устала! Я так устала от этого! Черт бы ее побрал! Всю жизнь мне испортила вместе со своим дружком! — тело сотрясалось в рыданиях. Роуз, наконец, дала волю чувствам. Генри прижал ее к себе. Кларк не сопротивлялась.

— Мы можем поговорить об этом, если захочешь.

— Да не о чем тут говорить! Я никогда не стану нормальной, и меня это бесит! — Роуз продолжала плакать, громко всхлипывая. Генри не сразу решился сказать, но, выдержав паузу, все же произнес:

— Ты абсолютно нормальная. Просто с тобой случилось то, что не должно случаться ни с кем, особенно с ребенком.

Они не обсуждали то, что Генри обо всем узнал от Квилла. Случай поговорить раньше не выдался. Роуз было стыдно, ведь другу открылась неприятная часть ее биографии. Мать так ненавидела собственную дочь, что девочка поверила — во всем произошедшем виновата только она сама. Именно поэтому ее преследовало чувство стыда. Как только Роуз поняла, к чему клонит Генри, то тут же переменилась. Плакать больше не хотелось. Рукавом кофты она вытерла слезы и выбралась из объятий Уотерса, стараясь выглядеть как можно более уверенной. Генри удивленно смотрел на подругу. Сложно сказать, почему она отстранилась, но раскрывать душу и откровенничать Роуз не умела. Она была уверена, стоит Генри узнать всю правду, как он тут же охладеет к ней. На смену любви придет неприязнь. Кларк удивляло, что он до сих пор оставался с ней. Никто не любит проблемы, а уж у нее их хватало.

— Если ты не хочешь говорить об этом, мы не будем, только не убегай, — Генри протянул Роуз руку. Она уже с облегчением вздохнула, как друг добавил: — Но я бы хотел, чтобы ты поделилась со мной. Так мне станет легче тебя понимать.

— Понимать? — Роуз смотрела недоверчиво. Уотерс кивнул. — Я боюсь, что ты сбежишь.

— Я? С чего вдруг мне сбегать? — Генри искренне удивился.

— Ну… ты узнаешь… какой отвратительной я была в детстве, — Кларк с трудом давались слова, она запиналась. Генри было жаль слышать такое. Это читалось по лицу: он опустил глаза и убрал руку, к которой Кларк так и не потянулась в ответ.

— Ты не могла быть отвратительной. Ты была ребенком. И ты ни в чем не виновата.

Роуз молчала. Откровенные разговоры давались тяжело, и, прежде всего, хотелось спрятаться. Других желаний и мыслей не было. Если дело касалось сложной задачи, которую предстояло решить — Роуз делала все возможное, чтобы справиться, но когда речь заходила о том, чтобы обнажить душу — работало только бегство. Кларк то смотрела на Генри, то опускала взгляд и не отрывалась от одеяла. Напряжение росло. Первым не выдержал Генри.

— Почему ты молчишь? — пауза вновь тянулась долго.

— Я не знаю, что сказать, — понимая, что дальше отмалчиваться глупо промямлила Роуз.

— Я не буду давить. Я просто хочу помочь, но не знаю как. Думал, если ты поделишься тем, что тебя мучает, станет легче. Если это не так — прости, — пару мгновений Генри медлил, но Роуз видела, что он хочет сказать что-то еще. — Я хочу знать тебя получше, что бы там не случилось. Ты иногда ведешь себя так, что я не знаю, что думать. Может быть, если бы я лучше тебя знал, многое стало бы понятнее. Например, ночные кошмары.

— Ты ведь уже знаешь.

— В общих чертах, но по воле случая, а не потому, что ты захотела со мной поделиться. Понимаешь, в чем разница? И мне горько оттого, что ты винишь во всем себя.

— Мне сложно рассказать, — Кларк запнулась, она сидела почти без движения, но как только начала говорить, стала перебирать пальцами. — Как будто сейчас — все сон, а если скажу вслух, то это навсегда станет правдой. Сейчас у меня есть шанс оставаться нормальной, — Роуз грустно улыбнулась и подняла глаза на друга. Он внимательно смотрел на нее.

— Роуз, если бы молчание избавляло от проблем… Но это только все усложняет.

— Я знаю, — она тяжело вздохнула. Дыхание стало прерывистым, как будто она вот-вот расплачется, но слез не было. Роуз чувствовала усталость, остатки сил уходили на самоконтроль. Ей хотелось поделиться тем, что давно терзало, но не получалось подобрать слова. Кларк боролась с собой. Она думала, что вот-вот решится и все скажет, но дальше внутреннего монолога дело не шло. В конце концов, Роуз беспомощно положила голову на колени Генри и закрыла лицо руками. Она хотела, чтобы он понял — она ему доверяет, только не знает, как это показать. Генри гладил ее волосы и больше ни о чем не спрашивал.

— Прости, что я тебя оставил. Я просто вспылил. Конечно, нужно было остаться с тобой. Ты столько потрясений пережила за последние несколько суток и совсем вымоталась.

— Роберт был не прав. Он не должен был так говорить с тобой, — Роуз приподнялась и смотрела на друга.

— Спорить не стану, — он улыбнулся, но лицо оставалось печальным. — Знал ведь, чем задеть.

— Думаю, он не со зла, но это, конечно, не оправдание.

— Не со зла, — согласился Генри. — Но бить по больному даже из добрых побуждений было подло.

Кларк вновь не знала, что ответить, но она видела, что Генри больно. Ей хотелось сделать хоть что-то, чтобы показать как ей жаль. Она полностью забралась к нему на колени — обхватила ногами и, обвив шею руками, крепко прижалась к нему. Теперь Роуз гладила его растрепанные кудрявые волосы. Генри обнял ее в ответ. Парочка долго просидела вот так, в объятьях друг друга. Им было хорошо и спокойно. В этот момент Роуз почувствовала, что может говорить.

— Перед тем как я попала в «Blackhills», дружок моей матери домогался меня. Мне было четырнадцать. Мать увидела это, а он обвинил во всем меня, — Роуз будто рассыпалась на части от слов, которые впервые произносила вслух. Голос пропадал, но Кларк не собиралась сдаваться. Прочистив горло, она продолжила. — Мать поверила ему — человеку, которого едва знала. Они вдвоем сильно меня избили. С тех пор я боюсь мужчин и быть слабой. Он был гораздо сильнее меня, и я ничего не могла сделать. Задание тяжело далось мне именно поэтому. Обычно, когда мужчина касается меня без разрешения, или когда он мне неприятен, или я боюсь, то хочу ударить и сбежать. В школе такое случалось несколько раз.

— Я помню случай в столовой.

— Он был не единственным, однажды я врезала учителю прямо на уроке, — Роуз усмехнулась, но усмешка была горькой. Тишина буквально давила, казалось, Кларк слышала удары собственного сердца, от страха заложило уши.

— Мне очень жаль, Рози. Ты не заслужила все это.

— Мать с рождения меня невзлюбила. Я не была желанным ребенком. Мое детство было чудовищным: скандалы, побои, оскорбления, пьянство и разврат — все, что я видела. Ни одного доброго слова от нее не помню. Вот так она меня ненавидела.

— Не представляю, как можно тебя ненавидеть.

— Моя мать доказала, что еще как можно.

— Я подарю тебе столько любви, что ты забудешь обо всем этом кошмаре.

— Ты уже это делаешь, — Роуз отклонилась назад и впервые за разговор посмотрела Генри прямо в глаза. Она взяла в ладони его лицо и большими пальцами провела по небольшим морщинкам в уголках глаз, которые всегда появлялись от усталости.

— Значит, делаю недостаточно, раз тебя все еще мучают кошмары, — он наклонился и потерся носом о ее щеку.

— Знаешь, я так счастлива, что встретила тебя.

— Ну где же ты меня встретила? Ты свалилась мне на голову с кучей проблем, — Генри озорно улыбнулся. С серьезными темами пора было заканчивать.

— Ах вот как ты обо мне думаешь⁈

Генри до смерти боялся щекотки, и Роуз применила запрещенный прием.

— Эй, так нечестно! Прекрати! — он с хохотом повалился на кровать, но Кларк не отступала.

Она была счастлива, оттого что смогла переключиться и не дала прошлому вновь портить ей жизнь. У нее забрали детство, но она не хотела потерять еще и юность в тревожных мыслях и грусти, поэтому радовалась каждой возможности быть счастливой.