Небо внизу

— Но я же… я же все уже рассказала, — удивленно подняла на нее глаза Эвери.

— Да, конечно. Но у меня возникли некоторые соображения по поводу вашей ситуации. Чтобы проверить их, мне нужно прослушать историю еще раз, во всех деталях. Хочу вас предупредить заранее: я буду вынуждена задавать вопросы, некоторые из них наверняка покажутся вам неприятными. Заранее приношу свои извинения, но это, как вы понимаете, необходимость.

— Естественно. Я все понимаю. Задавайте любые вопросы, делайте все, что нужно, я… я… — судорожно вздохнув, Эвери дернула плотно прилегающий к шее воротничок платья. — Я согласна. И я расскажу все еще раз.

Странности начались весной, в апреле. Точнее, даже не странности — просто бытовые неурядицы, обычно размазанные по времени тонким слоем, внезапно объединились и двинулись на Альбину Эвери плотным строем, как вражеская армия.

В мешке с рисом завелись жучки. Сушеные фрукты заплесневели. Варенье в банках забродило. В подвале завелись мыши.

— Я знаю, как это звучит, такая ерунда случается постоянно, я все понимаю. Вы знаете, я поначалу сама не обращала на все это внимания. Подумаешь, варенье, — натужно хихикнула Эвери. — Просто потом… потом я подумала, что именно в апреле и было начало. Всего этого. Начало.

Когда в подвале завелись крысы, Эвери просто купила яд. Прогнившую трубу в ванной заменила, трещину на стене заштукатурила. Это были рядовые, привычные проблемы, которые время от времени возникают в любом старом доме.

— Уж вам ли не знать, госпожа Дюваль? Ваш слуга наверняка все время что-нибудь ремонтирует или заменяет.

Тео покосилась на терпеливо подпирающего стену Тома.

— Вы совершенно правы, госпожа Эвери. У Тома масса дел.

— Вот и я говорю! Что-то подобное все время происходит!

В мае на Альбину Эвери свалилась кухонная полка. Невесть отчего проржавевшей крюк сломался, крепление соскользнуло — и полудюймовая дубовая доска, перекосившись, полетела вниз, роняя горшочки и чашки. А полка, коротко прочертив по стене, врезалась Альбине в плечо и сломала ключицу.

— Потом я упала с лестницы. Просто упала, безо всяких причин — там не за что было запнуться. Такое ощущение, как будто… как будто меня толкнули, — нервно сцепила пальцы Эвери. — Я понимаю, как это звучит. Вы наверняка думаете, что я истеричка, которая придумывает всяческие нелепицы… Но я чувствовала это! Чувствовала толчок!

— И какой же он был? — открыла блокнот Тео.

— Кто?

— Толчок. Что именно вы почувствовали: удар, подножку, внезапное головокружение?

— Головокружение? Нет. Ничего подобного, я видела все совершенно ясно. А толчок… он был… как бы вам это сказать… везде.

— То есть как это?

— Вот так. Не знаю, как объяснить… — нахмурилась Эвери. — Это было как… как волна. Большая волна, такая, которая толкает тебя целиком.

— Значит, на прикосновение невидимой руки не похоже?

— Ничего общего. Это был… всеобщий толчок, — Эвери широко развела руки, описывая масштабы воздействия.

— Понятно. И толчок был сильный?

— Нет. Совсем слабый. Но я поставила ногу на краешек ступени, поэтому сразу потеряла равновесие.

— Вот как, — сделала пометку в блокноте Тео. — И что же дальше?

— А дальше я упала. И сломала ребро. Через две недели у нас в спальне начался пожар — вспыхнули обои за газовой лампой, огонь перекинулся на штору, оттуда на кровать. К счастью, в доме был мой брат, он сразу же принес из кухни ведро воды. Пожар мы потушили.

— Когда это произошло? Утром, вечером, днем?

— Вечером. Обычно я в это время уже ложусь спать, но визит брата затянулся… к счастью.

— А где был ваш муж?

— О. Госпожа Дюваль… Вы ведь недавно приехали… — отодвинула полупустую чашку Эвери. — Мой муж скончался этой весной. Надо было, наверное, об этом сразу сказать, но я привыкла, что все в городе знают.

— Прошу прощения за бестактность. Соболезную вашей потере. Ваш супруг болел?

— Нет. Сердечный приступ, все произошло мгновенно.

— Господин Эвери скончался в доме?

— Да. Прямо здесь, в гостиной. Он… он сидел вон в том кресле, читал газету, а потом вдруг упал. Я подбежала, попыталась поднять его, как-то помочь, но… но… но он умер. Сразу. Врач сказал, что Джонатан, вероятно, скончался еще до падения. Он ничего не успел почувствовать. И не ударился. Когда упал на пол. У нас, знаете ли, очень твердый пол, — сосредоточенно нахмурившись, Альбина Эвери потопала в доски каблуком, словно этот факт нуждался в подтверждении. — Джонатан не мучился. Совершенно. Он не ощутил боли.

— Сейчас ваш супруг на небесах, в тепле небесного огня, — порывшись в памяти, подобрала подходящую формулировку Тео. — Это судьба каждого из нас.

— Да. Вы правы. Это судьба каждого. Мы с Джонатаном встретимся. Когда придет мое время, мы обязательно встретимся, — Эвери смутно улыбнулась, глядя Теодоре за спину, на галерею портретов.

— Простите, я знаю, что вам тяжело, но я вынуждена задать еще один вопрос. Когда именно скончался ваш супруг?

— В марте. Он так любил весну, так любил, когда расцветают деревья. Но… но не дождался, — быстрым движением Эвери смахнула со щеки слезы. — Задавайте любые вопросы. Если это необходимо, я готова отвечать.

— Расскажите, что случилось после падения с лестницы, — с облегчением сменила тему Теодора. — Это ведь был не единственный подобный случай.

— Нет. Как только мне стало лучше, я снова вернулась к домашним заботам. Начала мыть окна — и упала со второго этажа. К счастью, внизу растет куст гортензии, он смягчил удар. Я всего лишь вывихнула плечо и растянула ногу.

— Это снова был невидимый толчок?

— Нет. Я держалась за створку, а она вдруг отклонилась в сторону. Это было очень странно, ведь день стоял совершенно безветренный. Я именно поэтому и занялась окнами — чудесная тихая погода, идеальное время для уборки.

— Было еще, помнится, падение в ванной.

— Да. Я поскользнулась на кафеле. И он был совершенно сухой! — вдруг повысила голос Эвери. — Я знаю, что вы сейчас думаете. Вы думаете, что истеричка, которая все это нафантазировала. Подумаешь, на кафеле поскользнулась, недотепа, наверняка сама воду разлила и не заметил. Но это не так! Не так! Пол был сухой! И сын. Мой Реми болеет, он ничего не ест, похудел, доктор все лето не мог поставить диагноз — а теперь сказал, что у Реми чахотка! Но откуда же взяться чахотке? У нас отличный климат, Реми не общался с больными, он просто не мог заразиться! А еще плесень. По всему дому. Черная, как сажа, ползет по стенам, и ничего не помогает — ни уксус, ни сода, ни патентованные средства. Откуда плесень? Тут сухо, в доме отличный подвал, ни малейшей сырости — и я всегда проветриваю окна. Откуда плесень?!

Вскочив, Эвери подбежала к стене и дернула за краешек обоев. Расписанная розами и райскими птицами бумага, нехотя хрустнув, отклеилась, обнажив темную, словно пропитанную чернилами штукатурку.

— Вот! Видите? Вот.

— Да, это очень подозрительно, — согласилась Тео, старательно черкая карандашом в блокноте. — Ваш сын сейчас дома?

— Реми? Ни в коем случае. Я его отослала к брату, на ферму. Не хочу, чтобы он оставался в этом доме.

— И как сейчас себя чувствует ребенок?

— Ему лучше. Намного. Я клянусь вам: это все дом! Это дом хочет нас убить. Помогите, прошу вас. После смерти Джонатана наши доходы… Они… Они теперь очень скромные. Я не смогу купить нормальное жилье. А если останусь в этом доме, умру, я знаю, что умру, и Реми будет сиротой. Я не могу этого допустить!

— Ни в коем случае, — захлопнув блокнот, Тео решительно поднялась. — Никто не умрет, это совершенно исключено. Проблема непростая, мне придется приложить усилия — но я уверена, что смогу вам помочь.

Угловатое колено Тома торчало из мыльной пены, как крохотный скалистый островок. Не удержавшись, Тео наклонилась вперед и укусила за косточку.

— Ай! — позорно взвизгнул Том, отдергивая ногу. — Щекотно!

— Естественно, щекотно. В этом же весь смысл, — самодовольно ухмыльнувшись, Тео сползла в горячую воду по подбородок.

— Это нечестно!

— Да. Такова жизнь. Побеждает сильнейш… АЙ! — пискнула Тео, когда Том, поймав ее за щиколотку, дернул на себя. Белая шелестящая пена сомкнулась над головой, и на мгновение Тео погрузилась в тесный, жаркий, наполненный невнятным звуками внутренний мир ванны. — Ты что творишь! — гневно завопила Теодора, выныривая из воды и отплевываясь. — Томас, мать твою, Макбрайд!

— Что поделать. Побеждает сильнейший, — философски провозгласил поганец и, уворачиваясь от летящей в него губки, сам нырнул в воду.

— Вот то-то же, — удовлетворенно кивнула Тео, наблюдая, как Том стирает с лица медленные потеки пены. — Справедливость восторжествовала.

— И это ты называешь справедливостью?! Банковские служащие во всех мирах одинаковы, — тряхнув головой, Том отбросил назад облепившие лицо волосы. — Пф. Дрянь. И вода от мыла горькая.

— Зато пахнет ванилью.

— Это еще хуже. Я теперь есть хочу, — откинулся на бортик Том. — Так что ты думаешь о доме Эвери? По-моему, это муж.

— А по-моему, это банальная небрежность. И причина этой небрежности очевидна: Эвери недавно потеряла мужа. Естественно, теперь она рассеяна и не может уследить за домом.

— Допустим. Но как ты тогда объяснишь болезнь ребенка?

— Плесень. У мальчика аллергия на пропитавший стены грибок. Кстати, обрати внимание — как только ребенок уехал из дома, ему стало лучше.

— Или ребенок избавился от воздействия призрака.

— Или это, — покладисто согласилась Тео. — Забавно получается: рассуждая логически, я прихожу к выводу, что единственная причина всех несчастий Альбины Эвери — это сама Альбина Эвери. А когда перестаю искать разумное объяснение происходящему… Мне не понравился этот дом. Не знаю, почему, но не понравился.

— И мне. Там так воняет гнилью, как будто подвал прошлогодней капустой забит.

— Почему гнилью? Пылью. Как в дровяном сарае.

— Ну нет, какой пылью. Я на овощном складе полгода проработал — такой аромат нескоро забудешь, — Том поерзал, рождая крохотный хаотичный шторм. — Вода остывает. Включи горячую.

Тео послушно повернула вентиль, и в ванну с шумом устремился поток. Но горячая вода почти сразу сменилась теплой, а вслед за ней потекла прохладная.

— Черт. Дрова в бойлере перегорели, — завернула вентиль Тео. — Ненавижу эту систему. Ну почему стабилизированную терморегулирующую печать нельзя сделать отключаемой?

— А почему? — заинтересовался Том.

— Потому что для прекращения нагрева нужно стереть часть печати. А значит, когда тебе снова понадобится горячая ванна, придется его дорисовывать. Вот только пару раз черкнуть мелком не получится. Если ты привносишь в сигил новые элементы, нужно проводить полноценный ритуал, от первого шага до последнего. Ради одной-единственной ванны. Проще уж дрова нарубить.

Том задумался, меланхолично вырисовывая завитушки в тающей пене.

— А если нарушить целостность печати, не стирая ее?

— Это как?

— Вот так, — Том сдвинул ладони, как театральный занавес, а потом снова раздвинул. — Может, нарисовать печать на разъемной поверхности? Ну, скажем, на двух дощечках. Надо — совместил контуры, не надо — отсоединил.