Дом горячих сердец

«Столько всего может пойти не по плану», — думает Фэллон, которую предавали, ломали и пытались убить отравленной стрелой.

Я скучаю по оптимистичной версии себя, но она умерла в тот день, когда я возвратила Лоркана к жизни.

Когда несколько часов спустя мы лежим в темноте, моя голова покоится в изгибе его плеча, ноги запутались в его ногах, а наши переплетённые пальцы лежат на его груди, покрытой шрамами, я, наконец, спрашиваю его, не рассказал ли чего-нибудь нового Габриэль.

— Данте держал его в неведении. Он даже не знал о существовании туннелей под королевством.

— Ты думаешь, что его держали в неведении, так как считали его слабым и ненадежным?

И хотя мой взгляд прикован к нашим соединенным пальцам, я чувствую, как его дым касается моего лба и задерживается там.

— А почему ещё?

— Ты как-то держал меня в неведении, чтобы меня защитить.

— Ты меня ранишь, птичка. Сравнивая меня с этим бесхребетным вероломным мужчиной, который заботится только о себе.

Он запускает пальцы в мои влажные волосы, которые он помыл, пока мы отмокали в ванной.

Это было божественно — и ванная и то, как длинные пальцы Лора намыливали мою голову. От так часто меня балует, что к этому можно привыкнуть.

— Когда-то они были очень близки с Габриэлем, Лор. А с Таво они как будто всё ещё закадычные друзья.

— Попомни мои слова, он, скорее всего, избавится от Таво, не моргнув и глазом, если этот огненный фейри пойдет против него.

Он достаёт свою руку из моих волос и проводит ладонью по лицу, на котором больше не осталось макияжа.

— Когда Морриган создала меня, и сделала ответственным за королевство, я не только позвал с собой всех своих друзей, но и всё время держал их при себе, потому что они отличались честностью и преданностью, а также не боялись ставить меня на место, если того требовало моё эго. Особенно твой отец.

Тон его голоса окрашивается нежностью.

— Сколько твоих воронов застряло за магическим барьером? — спрашиваю я, проведя пальцем по шраму под его синеватым соском.

— Слишком много.

— Больше половины?

— Гораздо больше. Прежде, чем сдаться Марко, чтобы он не убивал людей в пещере, я заставил своих людей улететь на Шаббе. Остались только самые упрямые.

Его кожа снова становится холодной, как и тон его голоса.

— А туннели… Ты планируешь прорваться туда?

— Мы пытались.

Он сглатывает.

— Мы не можем туда войти.

Я поднимаю голову с его руки и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Почему?

— Двери из обсидиана. Антони пытался взорвать их, но пропал.

Эта информация заплывает мне в голову и оседает там точно ил.

— Ты думаешь, что он мёртв?

— Я не знаю.

Он сжимает переносицу и закрывает глаза на долгое мгновение, словно переживает о том, что я могу попытаться на цыпочках проникнуть в его сознание и увидеть его настоящее мнение о судьбе Антони.

— Ты сказал Сибилле, что у тебя нет новостей от Киана. Это правда?

— Нет.

Он глядит на деревянные балки над моей кроватью, и убирает пальцы с лица.

— Значит, у тебя есть новости?

— Переговоры продолжаются.

— А нельзя ли поточнее? Что ты предложил Таво?

— Золото.

— Чего он хочет?

С кожи Лора начинают подниматься тени, точно песок в Сельвати во время моей бешеной скачки на Ропоте по пустыне.

— Он хочет то, что я не желаю ему отдавать.

Мои пальцы замирают на одном из его многочисленных шрамов. Он идеально округлой формы и слегка вдавлен — вероятно, это след от обсидианового шипа.

— Скажи мне.

— Нам надо поспать. На случай если твой отец решит снова постучаться в твою дверь в хрен знает каком часу.

— Для человека, который пытается заставить меня разговаривать прилично, у вас довольно грязный рот, Ваше Величество.

— Тебе нравится мой рот.

— Мне действительно нравится твой рот, Лор, но мне бы понравилось больше, если бы ты ответил на мой вопрос насчет Джианы.

— Фэллон.

Вздох приподнимает его грудь, которая в свою очередь приподнимает мою руку.

— Он просил вернуть Габриэля? Верно?

Губы Лора сжимаются, а пальцы останавливаются у меня в волосах.

— Он попросил пинту твоей крови.

— Разве он не считает, что я умерла?

— Джиана проговорилась о том, что ты жива, под воздействием соли.

А-а…

— Данте знает о том, что я не умерла?

— Я думаю, что эта новость достигла того места, где он прячется.

Я забираюсь на него сверху.

— Моя кровь имеет какой-то особенный запах или вкус?

— Мы не будем давать Таво… или любому другому долбаному фейри твою кровь.

— Повторяю ещё раз, глупый ты человек, моя кровь имеет какой-то особенный запах или вкус?

Я вспоминаю, как его ворон высунул язык и облизал окровавленный коготь в первую нашу встречу.

— Она содержит железо, поэтому у неё металлический вкус, в отличие от крови фейри.

— То есть она похожа на кровь воронов?

— Что-то типа того, но более солёная.

Его ноздри дергаются.

— Мне пришлось выпить целый бокал, чтобы заклинание Морриган подействовало.

Я морщу нос, представив, как он пьёт кровь.

— У крови воронов есть какие-то магические свойства, если она находится вне тела?

Его брови изгибаются.

— Нет.

— Так давай дадим ему пинту моей, — я показываю пальцами кавычки, — «крови». Мы просто добавим туда немного соли, а затем ты её пробуешь и вуаля!

— А ты хитрая женщина.

— И как это не пришло тебе в голову?

— Мои мысли были заняты тем, как лучше всего убить Таво, не используя клюв или когти.

— Или руки, так как ты не покинешь своё королевство.

Я целую шрам на его правой груди, и его сосок затвердевает, когда мои губы касаются его кожи.

— Так ведь?

Он переводит свои горящие глаза на мои, а затем на то небольшое пространство, разделяющее его покрытую мурашками кожу и мои приоткрытые губы.

— Так ведь? — повторяю я и провожу губами по его чувствительной коже, после чего облизываю сосок.

Его золотые глаза вспыхивают, а пульс учащается.

— Лор?

Я обдаю горячим дыханием этот тёмный участок его кожи и заставляю его ещё больше заостриться.

— Ты не покинешь эти стены, так ведь?

Он уставился на мои губы, словно они могут заставить его произнести ненужные ему клятвы. И затем невероятно ворчливым тоном он отвечает:

— Так.

— Хорошо, потому что, если ты это сделаешь, твои губы никогда больше меня не коснутся.

Он прищуривает глаза.

— Серьёзно?

— Да. Как ты и сказал, я хитрая.

Я слегка улыбаюсь ему мрачной улыбкой.

— Может быть, мне стоит заставить тебя записать это обещание пером, как…

Он переворачивает нас.

— Мне не нужно перо.

Он хватает меня за запястья, поднимает мои руки над головой, а затем начинает записывать свои обещания языком на моей груди.

Стоны и смех по очереди вылетают из меня по мере того, как он выводит на мне свои невидимые слова. Когда он доходит до моего пупка, то приподнимает голову и смотрит на моё покрасневшее лицо и широко раскрытые глаза. Я больше не смеюсь.

— У меня закончилось место и негде подписать мою клятву, — бормочет он, и его прохладное дыхание скользит по мокрым завиткам, которые он оставил на мне.

Я всё смотрю и смотрю на него, мои мысли полны желания, которое трансформируется в предвкушение, когда уголки его губ коварно приподнимаются.

— Хотя… подожди.

Он разводит мои ноги в стороны, опускает голову и проводит носом по моим волоскам.

— Я нашёл идеальное место.

И вот там, на пульсирующей плоти между моими ногами, он неторопливо выводит языком своё полное имя.

ГЛАВА 63

Я просыпаюсь от острого чувства голода, что со мной впервые. Но опять же, учитывая мои ночные упражнения, это совсем не удивительно. Когда мой желудок урчит во второй раз, я потягиваюсь и издаю стон, после чего поворачиваюсь к Лору, чтобы спросить у него, не найдётся ли у него времени позавтракать со мной. Но обнаруживаю только одинокий листок бумаги на его стороне кровати.

Я провожу кончиком пальца по словам «твоя пара», и широкая улыбка разделяет моё лицо на две части. Это так невероятно, что у меня, Фэллон Бэннок, есть пара. Да ещё и король.

Я перечитываю каждое чудесное слово, после чего трепетно складываю записку и начинаю искать место в моей залитой солнцем комнате, чтобы её спрятать. В моём ночном столике нет ящиков, как и в низком столе перед камином. Я решаю положить её в шкаф, но предполагаю, что кто-то заходит туда время от времени, чтобы вешать одежду, которую я отправляю в стирку.

Интересно, кто это может быть? Я делаю мысленную заметку о том, чтобы спросить об этом Лоркана. Я хочу не только поблагодарить этого человека, но также сходить с ним в волшебную прачечную. Теперь, когда я выздоровела, пора чем-то заняться. Вероятно, я могла бы помочь убирать какие-то ещё комнаты помимо своей. Или, раз уж я умею работать на кухне, я могла бы помочь Коннору и Риду в таверне.

Решив, что моя записка будет в безопасности в ящике с нижним бельём, я спрыгиваю с кровати. По крайней мере, мне так кажется. На самом же деле я отрываю каркас своего тела от смятых простыней и плетусь в сторону шкафа, преодолевая боль в мышцах.

Засунув сложенную записку под белое кружевное бельё и выбрав себе новое, я осматриваю ряды одежды и останавливаюсь на коричневых замшевых штанах и белой хлопковой блузке с шёлковыми лентами на вороте и манжетах. Вместо шёлковых туфель я выбираю более прочную обувь — высокие сапоги, начищенные до блеска. Как и всё остальное в этом шкафу, их, должно быть, никто никогда не надевал, потому что на них нет ни единой трещинки.

Я стою перед зеркалом, прислонённым к стене моего шкафа, и моё сердце совершает маленькие веселые пируэты. Одежду, которой Сибилла заполнила шкаф у Антони, вероятно, тоже никто никогда не носил, но её явно купили на рынке. А эта одежда была сшита специально для меня. Она никогда не украшала чужое тело, даже тело манекена или потенциального покупателя.

Воспоминания о доме Антони омрачают мою радость, потому что я не могу думать о его доме, не думая о нём. Я закрываю глаза и начинаю представлять его, истекающего кровью в промозглом туннеле. Жив ли он? И если бы это было так, не попытались бы фейри обменять его на что-то?

Я моргаю, чтобы отогнать слёзы, которые начали подступать к моим глазам. Антони сильный и хитрый. Если кто-то и может выжить в такой невозможной ситуации, то это он.

— Останься в живых, — шепчу я, направляясь в ванную.

Распутав волосы с помощью щётки из кабаньей шерсти, хранящейся рядом с раковиной, я смотрю на кусок чёрного угля и осторожно беру его в руку. Наверное, Лору понравится, если я раскрашу своё лицо, но я беспокоюсь, что это может привлечь непрошеное внимание и вызвать недобрые перешептывания.

Я уже слышу, как его люди болтают о том, что девушка, которая раздвигает ноги для монарха, не заслуживает раскраса воина. Моё лицо начинает гореть, как и грудь. Боги, и почему меня так волнует мнение других людей?