Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига

Я смахнула серебро в сумку и поставила на стол несколько пузырьков. Подумать только, я продаю свои зелья Холиссе… Мне такое и присниться не могло!

— Любовное, приворотное, отворотное, от красной сыпи, от мокрицы, от…

Холисса брала склянки, рассматривала на свет, открывала и нюхала, изучала заклятия…

— Девочка моя… — в волнении она назвала меня, как звала всегда. — Это же очень и очень любопытно! О, не обижайся на «девочку», дорогая, я по привычке. Ты можешь дать мне образцы? Мне бы хотелось их самой проверить в действии.

По предвкушающей улыбке я поняла, какие образцы зелий её интересуют.

Впрочем, она всегда такой была.

— Бери, — я собрала остальные зелья. — Только имей в виду, они намного сильнее, чем обычные. Поэтому…

— Благодарю, дорогая! — Довольная Холисса спрятала фиалы за ворот платья. — Ну что ж, не буду больше тебе мешать. Хорошей ночи!

— Тебе тоже, — хмуро ответила я в закрывшуюся дверь и села на кровать.

Ну вот что я за невезучая такая…

Холисса сейчас развлекаться пойдёт, а я к себе Джастера позвать не могу.

Все же всё равно думают, что он мой любовник, а он опять за старое…

Ладно, комната у них с Микаем одна, слугам при госпоже так и положено.

Но мог бы ночью-то прийти, когда все спать лягут?

Я так по нему соскучилась…

Уснуть удалось с трудом. Холисса в общем зале веселилась от души, я слышала её смех, мужские голоса и музыку. Конечно, Джастеру не сбежать с этого веселья: он же шут и трубадур, петь и играть — это его работа.

Я лежала и думала, что когда-то давно очень любила такие развлечения и с удовольствием слушала бродячих музыкантов и смотрела на представления артистов. Но сейчас я не стала спускаться вниз.

Джастера я бы послушала с удовольствием, но вот смотреть, как пьёт и веселится Холисса, — мне не хотелось.

Я положила на ухо подушку, и звуки стали тише.

Ничего, всего лишь день потерпеть, а потом она и Микай уедут, а мы останемся с Джастером вдвоём. Только он и я. По дорогам мы точно не поедем, значит, из-за «волков» можно не беспокоиться.

Замечтавшись о нашем путешествии, я не заметила, как задремала и уснула.

Посреди ночи меня разбудил какой-то грохот. Я подскочила на кровати и села, пытаясь понять, что происходит.

Демоны?!

Вахала?!

Разбойники?!

В комнате было темно, оберег на груди холодный, Живой меч дремал в ножнах. Джастер тоже не спешил меня спасать…

Так что случилось?

Подойдя к двери, я прислушалась. Неразборчивые голоса, женский смех…

Холисса всё никак не уймётся.

Великие боги, а я-то думала… Прошлёпав босыми ногами обратно к кровати, я забралась под одеяло и снова уснула.

34. На юг

Утром я встала с рассветом. Приведя себя в порядок, я оделась и вышла в коридор. Где-то внизу на кухне гремела посуда, но постояльцы ещё спали. Я могла бы и сама сходить вниз и распорядиться про завтрак, но Джастер будет недоволен тем, что не изображаю госпожу как должно.

Он вчера так старался…

Подойдя к комнате Шута и Микая, я постучала в дверь.

— Кто там? — через некоторое время откликнулся хрипловатый голос кузнеца.

Выходит, Джастер ещё спит. Отсыпается перед новой дорогой…

— Это я, Микай.

За дверью раздались торопливые шаги, негромко стукнул засов, и парень высунул седую и лохматую голову в щель. Одет он был только в исподнее.

— Слушаю, госпожа. — Одной рукой он придерживал портки, а другой держался за дверь, словно прикрывая собой комнату.

Но даже так в полумраке комнаты я увидела, что вторая кровать пуста и нетронута.

— Мика-й… — сонно позвал из глубины женский голос. — Мика-ай…

— Простите, госпожа, — виновато опустил голову кузнец, теребя в руке завязки портков, пока я пыталась понять, что вообще происходит.

Они тут что, вдвоём со служанкой развлекались?!

— Где Джастер? — в моём голосе сам собой зазвучал гнев. — Где он?!

Кузнец испуганно вжал голову в плечи.

— Дык вторая госпожа нас вчерась вечером ищо вином угостила, а потом его к себе забрала… — забормотал он. — От я и подумал, что раз уж его нету, я тож, знамо, могу… Звиняйте, госпожа Янига…

Голос Микая становился всё тише, а испуг на лице всё яснее. Но мне было не до его любовных утех.

Солнечный день треснул, погас и разбился на осколки, падающие в глухую черноту.

И каждый из них резал в кровь сердце и душу.

Джастер ушёл к Холиссе.

Джастер. Ушёл. К Холиссе.

Джастер. Ушёл. К… к…

Подлец.

Мерзавец!

Да как он мог?!

Как он мог!!!

«…ты всё остальное тоже умеешь?

— Да, госпожа…»

Я — не все…

Ложь. Всё — ложь!

Такой же, как все!

Обычный кобель и бабник!

Легко и просто сменял меня на… на Холиссу!

Ненавижу!

Обоих ненавижу!

Внутри поднимался чёрный вихрь ненависти и силы.

Боль. Обида. Гнев. Слёзы. Боль.

Убить. Убить его.

Разнести всё вокруг! Уничтожить этот город!

Стереть с лица земли это место и никогда, никогда больше не вспоминать об этом!

Я ухватилась за косяк, стискивая дерево пальцами изо всех сил.

Чёрный вихрь бушевал внутри и требовал выхода.

Уничтожить… Стереть с лица земли их обоих!

Твари! Ненавижу!

Я прикусила губу, но даже кровь не помогала прийти в себя.

Держись, Янига, держись. Так нельзя. Нельзя.

Ты же ведьма-защитница, а не разрушительница!

Хватит с тебя Кронтуша… Не надо так больше. Ты — не Вахала!

Шанак, Датри… Больно-то как…

Великие боги… помогите…

— Г… госпожа? — Кто-то встревоженно звал меня, заглядывая в лицо. — Вам плохо, госпожа?

Я медленно перевела невидящий взгляд на испуганного светловолосого человека.

Джа… Нет. Не он.

Микай.

Бедняга кузнец, потерявший всё.

Он ни в чём не виноват.

Ни в чём.

Великие боги, помогите!

— Всё в порядке, — тихо и спокойно ответила я, чувствуя, как внутри стремительно разрастается чёрная ледяная глыба, вбирая в себя все бушующие чувства и стоящие комом слёзы. — Просто хотела попросить тебя позаботиться о завтраке. Это не срочно.

Я даже попыталась улыбнуться, стараясь удержаться на ногах. Именно так. Тихо и мягко. Иначе…

Иначе этот чёрный лёд треснет.

И тогда я не выдержу.

— Госпожа… — Кузнец завязал портки и встревоженно смотрел на меня. — Вы шибко бледная стали… Помочь вам до комнаты дойти?

— Всё хорошо, Микай. Ничего не нужно.

Плавно развернувшись, я направилась обратно в комнату, ступая так осторожно, словно несла в себе сосуд из очень хрупкого стекла, внутри которого бушевал разрушительный чёрный вихрь моего дара.

За спиной что-то торопливо говорил кузнец, ему кто-то отвечал, но я не слушала.

Я должна была донести чёрный вихрь до комнаты.

И позволить ледяной корке окрепнуть.

Всё остальное просто не важно.

Я не знаю, сколько времени сидела на кровати, бездумно подставляя лицо солнечным лучам, гревшим кожу, но не касавшихся ледяной глыбы, заполнивший меня всю.

Даже Микай, робко стучавший в дверь, а потом обнаруживший, что она не заперта, не отвлёк меня от этого бездумного отрешения.

— Завтрак, госпожа. — Кузнец, уже одетый, поставил поднос на стол. — Чем ещё…

Чем ещё…

Ничем. Никто и ничем мне уже не поможет.

Мой мир рухнул.

Ничто больше не имело значения.

— Мы завтра уезжаем. — Я не смотрела на парня, снова закрыв глаза и подставляя лицо свету. — Будь добр, позаботься о припасах в дорогу. Больше ничего не нужно. И не беспокой меня сегодня.

— Как прикажете, госпожа, — отозвался кузнец. — Всё исполню.

Микай ушёл, а я ещё немного посидела, а потом встала, взяла сумку и спустилась вниз. На конюшне я велела оседлать Ласточку и поехала прочь из города.

Находиться в «Золотом яблоке» я больше не могла.

От Шемрока я уехала далеко.

Вдоль по берегу, в другую сторону, чем мы ездили всего день назад, — Великие боги, неужели это было так недавно?! — на прогулку.

Только когда река резко сузилась, я поняла, что добралась до того самого Щучьего острова. Спешившись, я привязала Ласточку к дереву, села на траву и позволила себе разрыдаться и прокричаться, выплёскивая боль и обиду.

Течение показалось мне тихим, дно было песчаным, и я решилась. Сняв платье, я вошла в воду.

Ласковая благословенная Волокушка окатила меня с головой. Теплая поверху и холодная в ногах, она подхватила меня и закачала, словно мать. Я лежала на её волнах, смотрела в небо, и боль в душе притуплялась, а чёрный вихрь укреплялся в своих оковах.

Только даже благословенная вода Датри не могла избавить меня от этого холода внутри.

Я сидела на берегу, греясь и обсыхая на солнце. Насколько ярко и красиво было вокруг, настолько чёрно и мрачно было на душе и в мыслях.

Больше всего мне хотелось умчаться по дороге куда глаза глядят, но я понимала, что это ничего не изменит. Это в начале лета деревенская ведьма Янига могла позволить себя такое ребячество.

И дело было даже не в том, что Микай кинется меня искать.

И не в том, что я бросила вызов Вахале.

И не в том, что за моей головой будут охотиться разбойники и «волки». Это Джастеру триста «роз» — ни о чём. Для всех других это ого-го, какие деньги.

Просто…

Госпожа ведьма Янига, снявшая проклятие с Пеггивиллля, спасшая караван домэров, уничтожившая нечисть и нежить на Гнилушке, «покаравшая» опасную банду разбойников во главе с атаманом, снявшая проклятие с Волокушки и принявшая Шемрок под своё покровительство, так поступить не могла.

Значит, мне придётся вернуться в «Золотое яблоко», смотреть в глаза Холиссе и делать вид, что мне всё равно. Мне придётся дотерпеть до завтра, чтобы Микай спокойно отправился в Кронтуш.

А потом… Потом я уеду. Одна.

Всё равно, что я не успела выучить эти самые глифы. Не важно, что я бросила вызов Вахале и она сильнее меня. Какая разница, сколько там награда за мою голову.

Это всё больше не важно.

С моим везением в одиночку я до соседнего города не доберусь.

А он… Он пусть делает, что хочет.

Кобель паршивый!

Ненавижу его!

— И не нужны мне твои подарки! — Я сорвала с шеи оберег и, широко размахнувшись, зло швырнула его в воду. — Ничего мне от тебя не надо! Ничего!

Коготь кхвана без плеска опустился на дно протоки. Бисерную нитку на глазах заносило песком. Но мне этого показалось мало.

— Не хочу! Ничего от тебя не хочу! И подавись ты своей судьбой!

Я с силой дёрнула браслет, но мокрые нити сплелись между собой и не желали рваться или развязываться. Разозлившись, я схватила пояс, выдернула из ножен кинжал, поддела кончиком нити браслета и дёрнула лезвие на себя.

Заточенный Шутом клинок не подвёл. Разноцветные бусины брызнули в стороны, теряясь в прибрежной траве. Перерезанные нити отлетели в воду, и только тихо плеснуло где-то в камышах.

В следующий миг я почувствовала себя не просто голой, а очень беззащитной и одинокой.