Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя

Хорошо, что диспетчер нынче — не Ильтен, подумала Тереза. Впрочем, Ильтен хоть и дуб-дерево в некоторых вопросах, в своей области — профессионал. Он не допустил бы подобной ошибки.

— Закатаете бедолагу на каторгу? — понимающе спросила она.

Маэдо покачал головой.

— Не получится, — сказал почти с сожалением. — Повода нет. Сам он никого не убивал и не ел, организацию преступления тоже не приплетешь: он ведь не со злым умыслом завез монстра, чтобы тот жрал людей, а всего лишь не стал разлучать девушку с ее щеночком. Уголовщины здесь нет, чисто административный проступок. Надеюсь, начальство спустит с него дюжину шкур. Оштрафует хотя бы. Лучше бы уволить от греха подальше, но наши советы руководство Брачной Компании слушать не обязано.

Он поглядел в окно на красноглазую инсталляцию, рядом с которой теперь была воткнула дощечка с надписью «Пушок».

— Табличку менять будешь?

Тереза мотнула головой.

— Еще чего — делать лишнюю работу! Будем считать, что я, как новая хозяйка, его переназвала.

Идея Терезы завести собаку не встретила у Ильтена радости. Тиквийцы порой держали дома животных, чему способствовал традиционный одинокий образ жизни: хоть с питомцем поговорить, раз больше не с кем. Но перед Ильтеном проблема недостатка общения не стояла, и хлопоты по уходу за неразумным и бесполезным существом иного биологического вида совершенно не прельщали: до того ли, когда собственное дитя вот-вот родится? Впрочем, Тереза быстро остыла. Собак в Тикви не было, а те зверушки, которые заменяли их тиквийцам, не вызвали у нее симпатии. Фактически, она с удовольствием поохотилась бы на них и, возможно, попробовала бы запечь или пожарить.

Дени разрешили играть в мячик. Но только во дворе номер 7 — все равно там уже не осталось стекол, которые можно разбить. Малыш был счастлив, и даже необходимость прекращать игру, когда приезжает риэлтор, его не расстраивала. И — вот чудо — нарезвившись вволю, без запретов и ограничений, к мячику он охладел. Хорошая игра, но есть занятия и поинтереснее: например, копать червей и коптить рыбу с госпожой Ильтен или учиться чистить пистолет с господином Маэдо. А когда они уехали обратно в город, господин Маэдо подарил ему гильзу, а госпожа Ильтен отдала его отцу кучу банок с вареньями и соленьями, в закручивании которых он сам принимал участие.

Уезжали они не одни: в заднем отсеке для арестованных сидел грустный господин Калле с коробкой пожитков. Нет, разумеется, арестантом он не был. Дед Калле робко постучался в дверь дачи номер 12 ранним утром, растерянный и несчастный. Разбудил Терезу, но у нее язык не повернулся обругать старика. Едва она бросила на него взгляд, стало ясно: что-то случилось.

— Душечка-то моя, — дед вздохнул, — не шевелится. — И жалко всхлипнул.

Пнув не желающего просыпаться Маэдо, Тереза, как была — в халате и босиком — побежала к домику номер 10. Но торопиться уже не имело смысла. Алисанта лежала в кровати, спокойная и безмятежная, и совершенно неживая. В теле — ни пульса, ни тепла.

— Я проснулся, а она — вот. — Калле смахнул слезу.

— Как же так? — непонимающе покачала головой Тереза. — Она ведь вчера была бодрой и здоровой, глинтвейн свой варила. — Теперь уж рецепта не расскажет, с огорчением подумала Тереза про себя. — Рыбу мою копченую нахваливала, сыновей вспоминала, мол, надо бы им рыбки подкинуть, а то еды кроме как из РЦП не видали… Забор подновлять собиралась, насчет досок меня спрашивала… Почему вдруг?

— Она говорила, что так может статься, — дребезжащим голоском произнес Калле. — Ниаеннки живут долго, а умирают быстро. Душа слышит призыв на перерождение и уходит. Она ушла с миром… чтобы родиться где-то еще. — Слова его были о светлом, но в уголках глаз стояли слезы. — Только она думала, что я умру первым. И я так думал. Как я теперь без нее?

Тереза окинула взглядом комнату. Да, призраков вокруг не наблюдалось. И на белом лице Алисанты — ни тени, ни гримасы. Ее смерть прошла в гармонии с промыслом Вселенной.

Но плачущий старик никак в гармонию не вписывался. Без своей душечки он здесь не протянет до весны. И Тереза постановила:

— Слушай меня, дед Калле. Ты поедешь с нами в Ноккэм.

Он всплеснул руками, вероятно, намереваясь возразить, но Тереза ткнула его указательным пальцем в солнечное сплетение.

— И нечего мне втирать, что хочешь умереть на природе! Умрешь тут один, кто тебя хоронить будет? Соседи не заметят, небось. А зимой и их не останется. Так что увянь со своими заморочками. Поживешь зиму у нас, а летом снова на дачу приедем, и будет тебе природы, сколько душа потребует. Скажи мальцу, какие вещи хочешь с собой взять — он соберет.

Возражений она слушать не желала и другого выхода старику не оставила. Усадила его в кресло, укутала ноги пледом, и он принялся припоминать, что ему нужно из одежды и прочего, а Дени это находил и складывал в коробку. А Тереза с Маэдо пошли в сад присматривать место, где похоронить Алисанту. Калле просил, чтобы она лежала в его саду.

Ильтен привык к причудам Терезы и почти не удивился, увидев с ней на пороге господина Калле. Однако мозг попытался подобрать рациональное объяснение:

— Господин Калле решил заехать к нам в гости?

— Господин Калле будет тут жить, — безапелляционно заявила Тереза.

Старик виновато пожал плечами. Его никто не спрашивал.

— В качестве кого? — осторожно осведомился Ильтен.

— В качестве деда. — Тереза не ведала сомнений. — Вот родится у нас дочка, а дочке нужен дедушка.

Ильтен не знал, что и сказать. В Тикви редко бывало, чтобы в одном доме жили три поколения. Как правило, выросший сын отселялся, и его ребенок видел дедушку лишь во время нечастых визитов.

— Зачем ей дедушка? — задал он закономерный вопрос, не став даже спорить по поводу дочки. В дочку он не верил — слишком маловероятно. Но сейчас важно другое.

— Как это — зачем, дубина ты? Баюкать, рассказывать сказки, играться с ней. Присматривать, когда я занята.

Ильтен закатил глаза. Вот оно. Нормальные тиквийские женщины не бывают заняты ничем, кроме семьи, потому и дедушка им без надобности. А у Терезы все не как у людей!

— Садись, дед Калле. — Она подвела его к столу. — Сейчас Рино разберет твою коробку, а я чай сделаю.

Дети у Ильтенов и Хэнков родились почти одновременно, с разницей в несколько дней. Девочка Вера и мальчик Тюль. Тереза сочла имя маленького Хэнка дурацким, но — удивительное дело — не высказала этого никому, кроме Ильтена. Тюль так Тюль, не учить же их, как детей называть. В Тикви с именами полный бардак — небось, не зря они вне употребления, кроме как в семейном кругу. Несмотря на официальное правило, что имя ребенку дает отец, во многих случаях явно чувствуется влияние матерей, выросших в среде иного языка и иных понятий. А поскольку проблемы с воспроизведением начались у тиквийцев давным-давно, и инопланетные невесты уже многие века — норма, а не экзотика, странные имена ни у кого не вызывают смущения и кажутся обычными, а вовсе не странными. Одного из бандитов, пойманных при участии Терезы, звали Лёляля — мамочка сочла, что именно такое имя лучше всего подходит пацану. Так что Тюль — еще куда ни шло. Почти Тиль, а Тиль — нормальное имя.

Хэнк прояснил ситуацию, когда они отмечали рождение. Оказалось, детей он называл именами своих командиров и учителей, погибших на Т2. Тереза оценила: достойная причина. И не стала придираться к звучанию.

Ильтен был на седьмом небе от счастья. Не верил в девочку, пока доктор Нихес не поднес очевидное свидетельство к самым глазам папы. Теперь его не покидали благостные мысли о размере денежного пособия, которое вот-вот упадет на счет, и на лице не гасла улыбка. Хэнк снова завел разговор о будущем браке дочки с одним из его сыновей, чем рассердил Терезу. Но еще больше она возмутилась, когда примерно о том же заговорил Маэдо, специально приехавший из столицы их поздравить.

— Чудесная малышка, — оценил он. — Как подрастет, отдайте за меня замуж.

— Обалдел?

Тереза аж задохнулась. Схватила чашку и запустила ему в лоб. Увы, лоб почти не пострадал, а чашка разбилась.

— Выкуси! — Тереза метнула вторую чашку.

— Дорогая, мы так всех чашек лишимся. — Ильтен попытался урезонить ее. — Не из чего будет чай пить.

Маэдо выставил руки, закрывая лицо. Чашка срикошетила на ковер, вроде бы оставшись целой.

— А что, собственно, не так? — Он аккуратно выглянул из-под защиты рук. — Чем я не жених? Отлично зарабатываю, имею престижную должность. И как мужчина неплох, — заметил он. — Вы же меня хорошо знаете.

— Вот именно, — прошипела Тереза.

Все так и есть, Маэдо хороший мужик. Но это ее мужик. Какого рожна он вздумал свататься к ее дочке? И ведь, зараза, впрямь не понимает, что здесь обидного. И опасного, кстати говоря.

Благодаря мягкому вмешательству Ильтена, пригасившего накал атмосферы, никто не получил увечий. Чай допили из сохранившихся чашек. Когда Маэдо уже уходил, Тереза прижала его к стене в коридоре, вцепившись жесткими пальцами в шею.

— И думать забудь жениться на Вере, понял? Может, она вообще твоя дочь, а ты слюни развесил!

Он очень осторожно расцепил ее пальцы, потер шею. Вот проклятье, синяки ведь будут.

— Эта девочка — не моя дочь. — Он покачал головой. — Разуй глаза и посмотри на нее. Беленькая, сероглазая, кожа как бледный шелк. Это честное дитя Ильтена.

— Элеонора тоже была светленькая! — не согласилась Тереза.

— Элеонора была перерожденной ниаеннкой, — напомнил Маэдо. — Генетические закономерности там рядом не стояли. Мой ребенок будет темной масти, однозначно. Надеюсь, что будет когда-нибудь, — добавил он. — Нет никаких причин, Тереза, почему я не мог бы взять в жены твою дочь.

— Потому что мне не нравится эта идея! — буркнула она.

Но не слишком агрессивно. Слова Маэдо немного успокоили ее. Все-таки приятно сознавать, что Вера, названная по матери Ильтена, в самом деле его дочка, а не только по документам, как было с Элеонорой. Тереза не думала, что Маэдо врет или вешает лапшу на уши, не зная предмета: в генетике тут хорошо разбирались.

— Иди, — сказала она, погладив его по шее и мимолетно пожалев о следах своих пальцев. Хотя чего ему стесняться? У него нет ревнивой жены, которая могла бы заподозрить неладное, а коллеги пусть завидуют. — Приезжай как-нибудь в другое время. Более подходящее для разных занятий.