Магия вероятностей. Магия пространства. Дилогия

ГЛАВА 21

Вчера был банкет по поводу получения мной долгожданной магистерской степени по портальной магии, поэтому сегодня я провалялась в постели почти до обеда. После этого, перед переодеванием в платье, посмотрела на себя в зеркало и задумалась — а я ведь вроде бы перестала расти. В высоту, во всяком случае. Встала вплотную к косяку двери и затребовала, чтобы горничная поставила на нём очередную отметку моего роста. Новая чёрточка оказалась на несколько миллиметров ниже предыдущей. Так я что, уже начала вниз расти? Рановато вроде, этому телу всего лишь шестнадцать. Наверное, это вчерашний банкет так меня съёжил. Встала попрямее и велела перемерить. Максимальные отметки совпали. То-то же.

— Чем думаешь заняться? — спросил меня Цертт за обедом.

— Сгоняю в город, летние туфли куплю.

— Не сегодня, я имею в виду — вообще.

— Вообще… Мы с Хидинном уже несколько лет назад заговаривали, что надо бы заняться стационарными портальными вратами. Но нам всё время мешали две вещи…

— То одно, то другое? — кивнул Цертт.

— Хорошая шутка от повторения только выигрывает! — заявила я.

В начале учебного года мне пришлось попросить пару преподавателей сразу довести до юношей-первокурсников, чтобы те не вздумали за мной ухаживать. Иначе повторят печальную участь парней прошлого года обучения и будут отчислены из академии лично господином ректором. И неважно при этом — понадеются они таким образом получить послабление в учёбе, или я и вправду кому-то из них понравлюсь. Итог будет таким же, как и для девиц, флиртующих в самим Церттом. Справедливости ради надо сказать, что тех ребят, с которыми я просто общалась по-дружески, Цертт не третировал. Как-то различал. Наверное, особый орган — датчик, реагирующий на любовные флюиды или меркантильный расчёт — вырастил внутри себя за века своей жизни.

Моя артефакторская работа застопорилась в последние годы. Оракулов нам создавать не разрешили. Монархи всех стран одновременно засекретили схемы этих артефактов, а их изготовление запретили, дабы не нарушалась неприкосновенность частной жизни. А то простой народ в кабаках на все лады озвучивал намерение следить за неверными супругами или отыскивать их заначки, не говоря уж о том, что всем хотелось подсмотреть, как там живут короли в своих дворцах, да какие у их королевы формы эээ… ног. Так что правильно сделали, что запретили. Ибо нефиг.

Радостное известие о рождении у принца и принцессы Плиссандрии сына сразу же сопровождалось сообщением, что целители дают неутешительный прогноз для жизни матери младенца. И уже через несколько дней пришло особенно печальное для Хидейры известие о смерти их бывшей принцессы Асель. В газетах публиковалось фото его высочества Винсента, сидящего в кресле с маленьким свёртком в руках — новоиспечённый отец и вдовец. Ещё зачем-то говорилось, что, выполняя последнюю волю покойной, в южную страну была отправлена группа, которая должна была выпустить на волю экзотических питомцев принцессы. Что это были за питомцы, газете и общественности сообщать не стали. Видимо, не захотели народ шокировать. Хотя многие аристократы и так знали это — Асель не скрывала своего увлечения и неоднократно показывала гостям террариум с пауками.

Король Дэмиус Третий скорбно объяснял своим подданным, что они с королём Хидейры не могли заранее, до сватовства предполагать, что здоровье принцессы Асель настолько сильно будет подорвано беременностью и родами, поэтому скорбят вместе со всеми, кто её любил.

После всех этих известий я с каким-то остервенением погрузилась в работу, гоня от себя любые мысли о Винсенте, об Асель и их ребёнке. О том, что у принцессы слабое здоровье и что она долго не проживёт, короля предупреждал ещё Жаргал. Хотя он вроде и не говорил, что проживёт она настолько мало после свадьбы с принцем — всего шесть лет. А ещё я была уверена, что за всеми этими событиями Винсент просто не мог не забыть меня.

Портал мы решили сразу строить в виде высокой и широкой двери, чтобы в неё, в случае необходимости, можно было переместить и такие крупногабаритные вещи, как лошадь или рояль… поставленный боком и без ножек. Подготовительные работы у нас заняли очень много времени, и кстати, тут нам пригодились те ноу-хау, которые мы подсмотрели у оракула. Рунные маги были нам в помощь — они расшифровали те закорючки, которые были вырезаны на плите оракула, что помогло нам определить принцип активации большого артефакта.

Разместить первые портальные врата, если они у нас получатся, мы решили в столицах двух стран — Плиссандрии и Хидейры, на их центральных площадях. Поэтому сразу для этих масштабных работ, ещё на стадии теоретической разработки, мы пригласили преподавателей обеих академий магии и даже привлекли других учёных-артефакторов.

При создании большой "научно-технической группы" нас посетил и господин ректор магакадемии Плиссандры, который смотрел на меня чрезвычайно подозрительно. Только было ли дело в том знании, которым я же его и одарила в своё время, что для получения портального дара магии требуется перемещение душ в тело мага-телепортатора, то ли он вдобавок конкретно подозревал во мне свою бывшую студентку, известную ему под именем Филис Кадней — не знаю. Я лично ему открываться не стала, и он приставать с вопросами не решился. Помнил наверное, как король лично мне покровительствовал когда-то. Оно и правильно: меньше знаешь — крепче спишь.

Только через год и семь месяцев наши работы завершились успехом. Врата в обеих столицах были огорожены отдельным помещением, в котором предполагались таможня и дежурство мага, способного подавать энергию на артефакты, расположенные в скрытом основании врат. Накопители энергии располагались по периметру коробки самих врат больше для красоты — можно было бы их тоже спрятать в основание, но артефакторы — такие артефакторы… Любят они драгоценные кристаллы выставлять в своих изделиях напоказ. Поэтому моё предложение уберечь врата от соблазна ограбления и сделать их в виде обычного дверного проёма было с негодованием отвергнуто. А на кристаллы врат намагичили ещё и защиту по типу замков для сейфов.

Перемещение было решено сделать платным, в зависимости от количества проходящих человек и веса перемещаемого ими груза. Надо же было "отбивать" расходы казны двух стран на огромную стоимость материалов и вознаграждения маститых учёных-магов за их труд.

Технические испытания готовых портальных врат провели ночью, и сперва туда-сюда переместили подопытного кролика. Нет, не меня, а взаправдашнего кролика. Я пошла второй. Это было немного странно — перемещаться, не создавая своего портала и не тратя на перемещение ни грана собственной магической энергии.

Торжественное открытие врат состоялось на следующий день, и первыми "клиентами" перемещались монархи двух стран. Сперва король Хидейры перешагнул в Плиссандру, там они с Дэмиусом Третьим перед всеми покрасовались под восторженный рёв собравшейся толпы, потом оба короля прошли к нам в Хидейру, и уже тут вместе позировали для памятных фото и прессы. Короли поздравили главных магов, которые создавали этот "прорыв" научно-магической мысли. Среди поздравляемых были и мы с Церттом. Его величество Дэмиус Третий соизволил мне улыбнуться и сказать:

— Не пора ли вам, маркиза, вернуться в своё герцогство?

На самом деле я уже несколько раз перемещалась и в герцогство, и в наш столичный дом. С удовольствием общалась с Седжиусом и его семьёй, навещала бабушку-герцогиню, которая совсем за эти годы одряхлела. Но каждый раз после этого я возвращалась обратно, в эту академию и в дом к Цертту. Просто чувствовала, наверное — тут я нужнее.

Поэтому я ничего не ответила королю, подданной которого — так, на минуточку — являлась. Только низко присела в реверансе, демонстрируя, как полагается, уже имеющуюся грудь, и заодно пряча глаза. Цертт, стоявший рядом и слышавший слова короля, тоже ничего не сказал, ни ему, ни мне.

Когда мы вернулись домой, я чувствовала себя странно. С одной стороны, я вроде бы уже выполнила всё, что только можно было придумать, чтобы оставаться тут. С другой — при одной лишь мысли, что я покину этот дом, вдруг становилось так страшно, словно бы меня насильно кто-то собирается вырывать отсюда. Так продолжалось пару недель, пока газеты всего мира не оповестили о завершении работы учёными и магами Плиссандрии по созданию "звезды".

Эта звёздочка очень ярко сияла на ночном небосклоне, всегда следуя за Луной, за исключением примерно одного часа еженощного затмения. Наконец учёные рассказали всем, что именно они воплотили на этой маленькой планете. Купол, который покрывал её, состоял из большого множества отдельных секций и одновременно выполнял несколько функций — он отражал слишком яркий свет и радиацию из космоса, и одновременно удерживал созданный стихией обычный воздух. По экватору маленькой планеты были созданы небольшие водоёмы — озёра, опоясавшие её подобно ожерелью из бусин разной степени синевы. Почва планеты была засеяна самыми красивыми растениями. Вращение вокруг своей оси обеспечивало возникновение полярного сияния на полюсах планеты, и давало возможность всем обладателям телескопов любоваться этим "космическим бриллиантом". Именно так называли эту планету-звезду в газетах. До того дня, пока не объявили, что его высочеством Винсентом ей было присвоено другое, странное для слуха название — Ольга.

Люди заговорили, что на этой звезде можно жить. А маленькие дети спрашивали взрослых:

— Разве такое бывает, что люди живут на звёздах?

В тот день я привычно лежала на ковре возле камина и молча прощалась с Церттом. И он сидел в кресле и молча прощался со мной. Я только сказала одну фразу в середине этого молчания:

— Я тоже тебя люблю.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Как можно впускать в своё сердце этот страшный яд — любовь? Или — как можно сделать это в жизни больше одного раза? Какой безумец на это решится, зная, что исчезновение из твоей жизни того, что или кого ты полюбил, практически убивает тебя, твою душу?

Он был тем безумцем, который позволил себе это трижды. Сначала, не зная всей опасности этого чувства, он полюбил свою магию. Дар целительства, которому с восторгом решил посвятить всю свою жизнь. И посвящал — ровно до того момента, как этот дар сменился на величественное повелевание смертью. Может быть, это и были родственные стадии одного дара, но для него это явилось необратимой потерей его кумира — жизни и её спасения у других людей. Его душу переворачивало и ломало, когда он видел больных, ощущал в себе магическую энергию и не применял её, ведь вместо жизни он теперь мог подарить людям только смерть. Тогда он едва не сошёл с ума от душевной боли. Его спасла вторая любовь.

Валент, которого он любил раньше только как друга, и даже, пожалуй, в этом отношении поменьше, чем Ромиуса, получив свой новый дар, изменился. Если раньше он относился к своим возможностям телекинеза несколько легкомысленно, даже записи вёл не так скрупулёзно, как его друзья Цертт и Ромиус, то теперь с головой окунулся в исследования. И не просто — с головой, он словно бы получил творческое вдохновение, которое ощущалось как свечение его яркой и романтической души. Если для него, Цертта, исследования его нового дара являлись мучением, то для Валента — ежедневным праздником. Находиться рядом с ним и не влюбиться было нельзя. Его открытость, лёгкость характера и шутливая мечтательность покорили израненное сердце, принесли этому сердцу успокоение. И однажды он, некромант Цертт, признался Валенту в своих чувствах. Нет, он не произнёс слова "люблю", или, тем более не выразил своего желания обладать, присвоить друга, который стал так же необходим ему, как раньше было необходимо целительство. Он подобрал для этого другие слова. И Валент в ответ светло улыбнулся и тоже заверил друга в сильной к нему привязанности. Понял ли Валент всё, что он, Цертт, имел в виду, или понял его невинно, по-своему? Он никогда не узнает. Потому что в тот самый день Валент исчез.