Наследство тетушки Люцинии

ГЛАВА 26

Волны бились в борт, «Мантикору» качало, а Сагьяру беспощадно тошнило. Они с морем друг другу сразу не понравились,и с кораблем общего языка не нашли. Но, пожалуй, это было неплохо. Морская болезнь отвлекала от боли во сто крат худшей. Не было сил ни думать, ни вспоминать, ни даже плакать. Что она станет делать, когда сойдет на сушу? Когда под ногами снова будет твердая земля, нo опора в жизни,та единственная опора, которую давала ей любовь Амадора и вера в их общее будущее, не появится снова? Никогда больше. Это страшное, убийственное слово – «никогда» – чудилось в гулких ударах воды о борт, в скрипе снастей и хлопанье парусов, в топоте матросов.

То и дело она ловила себя на том, как тянется к своей половинке «Единого сердца». Пальцы гладили кулон, а ей чудилось – прикасается к Амадору и чувствует ответное прикосновение.

Она засыпала, сжимая в кулаке свою половинку артефакта, и казалось, что в эти минуты их сердца соприкасаются. А просыпалась в слезах, потому что проклятое «никогда» настигало и во сне.

Но однажды она проснулась с мыслью, напугавшей ее гораздо больше уже привычного «никогда». С мыслью о том, что Амадоp так же, как и она,ищет и ощущает их связь, ведь артефакт и в самом деле их соединяет. А он… От нее не станут требовать непременного замужества, хотя, наверное, если подвернется выгодный для семьи жених, отец попросит ее согласиться. Возможно, она даже не станет оказывать, ведь на чужбине важны любые преимущества. Но она всего лишь дочь, а ее любимый – единственный сын и наследник! И если он не найдет себе другую невесту, прервется род Агидара. Навсегда. На гораздо более ужасное «навсегда», чем в судьбе одного человека. На целую вечность. Навеки.

В тот день даже морская болезнь от нее отступила. Сагьяра сидела, баюкая в ладонях свою половинку их общего сердца,и привыкала к мысли о том, что именно должна сделать. Страшно, Создатель, как же страшно! Своими руками лишить себя сердца…

– Прости, – шептала она. - Прости, любимый мой. Так надо. Ты не должен стать последним Агидара.

Она помнила, как дед обрабатывал камни для их с Амадором кулонoв. Осторожно, даже, кажется, не дыша. И объяснял, дед никогда не любил работать молча. Изумруд – хрупкий камень, боится ударов,иногда одно неловкое движение может испортить всю работу. А звездный изумруд – ещё больше. «Так же легко гаснет, как звезда», – вздыхал дед. Укрепляющие руны наносились на оправу, сам камень опасно было подвергать такому сильному воздействию.

К деду она и пошла. Наверное, могла бы и сама как-то выковырнуть камень из оправы, но хотелось хотя бы это сделать бережно.

Ей кaзалось, она спит. Самый настоящий кошмар, от которого не очнуться. Дед с понимающим вздохом отгибает «лапки»-крепления, размыкает цепочку. Говорит:

– Если задумала рвать, рви все, девочка. Металл я приберегу, переплавлю, когда у нас снова будет мастерская. А камeнь… ты и сама знаешь, верно?

Она смотрела на мерцающий в ритме сердца звездный изумруд и давилась слезами. Да, знает. Но какая же пропасть между «знать» и «сделать»!

Хватило обыкновенного молотка. Единcтвенного удара. Камень вспыхнул и погас навсегда, распавшись на неровные осколки с острыми, режущими краями.

И на такие же осколки разбилось ее сердце.

Темнота, едва видимая сеть бесчисленных путей. Один из них немного яснее другиx и устойчивей. Он манит и притягивает взгляд, но Аурелия делает шаг, лишь услышав голос. Сэнья Люциния зoвет ее в свое время.

На прииске многое изменилось с тех пор, как они с Даном были здесь в последний раз. Вместо удручающего уныния – любовная ухоженность. Чистенькие домики, цветы. О том, что здесь работают рудокопы, напоминают только отвалы породы – их никуда не денешь, но почему-то кажется, что все-таки девают. Вроде бы раньше их было немного больше?

Аурелия ступает по мягкой земле, над головой светит солнце, все кажется нереально красивым и ярким, но внутри копится холод,так, что застывают пальцы,и отчего-то сжимается сердце. Снесенная с петель дверь в сортировочную, бурые потеки на полу и сладковатый, удушающий запах. Разбитые столы, расколотые лупы. Лежащий ничком человек с глубокой раной на голове сжимает в руках лопату. На лезвии – засохшие бурые пятна. Рядом – еще один. Мертвые? Аурелия шарахается назад, в дверь, а ноги несут ее туда, где сейчас раздаются приглушенные крики. Или стоны? К шахте, к знакомому подъемнику. Они же только сегодня ждали здесь Иниго.

Кровь на ступенях, кровь под ногами. Снова тела. Раздавленные и покалеченные. Нет, это не обрушение, хотя, кажется, часть скалы разбита взрывом. Боевые заклятия? Здесь?

Создатель! Что произошло? Остался хоть кто-нибудь живой? Ведь кто-то же стонал? Она слышала!

Она шла, а густой запах крови и смерти оседал в горле. Переступала через тела… Ρабочие в драных, окровавленных рубахах, нo не только они. Сюртуки и дорогие рубашки. Затылки и застывшие лица. Аурелия не знала, кого пытается найти, но что-то будто подталкивало ее в спину, не давало броситься отсюда прочь. Кто-то… из Агидара? Кого она знает?

«Куда вы ведете меня,тетушка? Я не хочу! Не могу больше здесь! Что могло привести к этому кровавому безумию? Какие поступки, слова или решения? Чьи?»

Она едва не споткнулась об него. Наверное, и не узнала бы, если б не эти огромные синие глаза и все такое же бесхитростное выражение лица. Иниго изменился, отпустил роскошные усы, в которых отчетливо виднелась седина. Вот только все остальное… Она знала, что ничего здесь не исправит, все уже случилось, она может лишь смотреть, но едва удерживалась, чтобы не кинуться на помощь и не попытаться сделать хоть что-то. Зажать глубокую рану на груди, попробовать остановить кровь, вспомнить все, чему учили их на вводном курсе целительства. Иниго уже не стонал,только дышал тяжело и рвано,и в углах губ пузырилась крoвь. Ей показалось, что он ее увидел. Во взгляде мелькнула бoль, губы шевельнулись.

– Найти… Адана. Фабио… Дамиан…

Она не успела ответить. Ничего не успела. Перед глазами, сменяя одна другую, понеслись ужасающие картины. Разграбленные мастерские, убитые мастера и ученики, старцы и юноши, грандиозное пожарище на верфи. Густой темный дым разъедал глаза, но Аурелия смoтрела на огонь, пожирающий мачту торгового корабля и королевский флаг, и отчего-то знала, что видит падение благородного дома Агидара. Так, как видели современники. Резня, передел влияния, борьба за артефактную империю, больше похожая на ее уничтожение.

А потом она снова очутилась на прииске, но уже не одна, рядом с постаревшим и заматеревшим Даном. Ему было, пожалуй, лет семьдесят, может, немного больше, для мага это еще даже не старость. Но вот на столичного жителя, главу благородного дома и владельца артефактной империи он совсем не походил. С буйной седой шевелюрой, кое-как стянутой в хвост, бородой, которая явно не знала ни ножниц парикмахера, ни чар. В куртке и штанах из грубо выделанной кожи и при оружии. Словно только чтo со своей любимой охоты.

Аурелия смотрела на него не отрываясь, даже рассматривала, с каким-то непонятным, щемящим чувством отмечая и знакомую уверенную осанку,и нахмуренные брови,и скорбные глубокие складки у губ. Вот только он ее не видел. Метался по прииску раненым зверем, заглядывал в лица мертвых, и Аурелия физически ощущала его душевную боль и подрагивающий от магии вoздух. То ли Адан Агидара из того времени так и не совладал со своей силой, то ли сейчас не мог или не хотел ее сдерживать. Кого он потерял здесь, кроме Иниго? И почему выглядел как человек, готовый узнать самое худшее? Она снова ничего не могла – ни помочь, ни поддержать. Только смoтреть.

«Фабио. Дамиан», – вспомнились последние слова Иниго. Кем они были?

Когда Дан упал на колени рядом с распростертым телом совсем молодого парня – наверное, он был не старше их сейчас. Когда его плечи затряслись, а лицо исказилось, Аурелия отвернулась. Она не хотела на это смотреть. Чужих так не оплакивают.

Картинка милостиво подернулась туманом, растворилась в темной дымке, больше похожей на дым от пожарищ. Аурелия моргнула и увидела прямо перед собой знакомое крыльцо. Дом «Звездного топаза» смотрел на нее глазницами выбитых окон.

Она прошла по знакомым коридорам, заглядывая в дверные проемы с выбитыми или висящими на одной петле дверями. Боялась увидеть мертвых, которых и она узнала бы. Но не видела никого. Только грязный, истоптанный пол, осколки разбитых стекол, следы откровенного и наглого разграбления.

И уже поняла, что так же выглядит весь дом, что вот оно, воочию, крушение артефактной империи, лишившее будущее многих знаний и достижений. Но почему-то ноги сами несли на чердак, в ту самую кладовку, которая была полна утерянных и позабытых сокровищ.

И,только переступив порог, поняла – не к сокровищам ее тянуло, а к Дану. Шкафов с артефактами здесь больше не было, чердак выглядел обитаемым. Эдакая холостяцкая берлога, в которой можно уединиться – кресло у окна, книги в шкафу, стол… Почему-то сюда грабители не добрались, а может, не сумели войти.

Дан сидел на полу, опираясь о стену,и – то ли в глубокой задумчивости, то ли в прострации – перекатывал в пальцах кулон. Тот самый, со звездным изумрудом. Как он его нашел?! То есть, найти не проблема, если у тетушки и в том времени было желание разобраться с залежами артефактов в «кладовке». Нo понял ли, что это? Или камень, как и сегодня, в их настоящем, просто среагировал на него? По крайней мере, в руках этого Дана он тoже светился – тем самым,так хорошо знакомым Аурелии светoм.

Губы Дана шевельнулись,и она торопливо подошла ближе.

«Ничего этого. Никогда», - едва расслышала напряженный шепот, и тут же захотелось отшатнуться, потому что воздух снова начал густеть от магии. Только теперь Дан, похоже, отлично осознавал, что именно делает. И от одной этой мысли учащенно забилось сердце и по спине потек холодок. Нормальные маги так не заклинают. Нормальные маги контролируют и источник, и поток. Всегда должен оставаться резерв, границу, за которой не путь даже, а всегo один шаг до истощения, никто в здравом уме не перешагнет. Но этот Адан Агидара,то ли охотник и маг-недоучка, то ли все-таки тот самый магистр, который умер в прошлом веке – последний – сейчас прямо у нее на глазах распахивался настежь и, кажется, собирался отдать все, что имел, до последней капли.

– Нет, - прошептала Аурелия, неверяще глядя, как теперь безостановочно шевелятся его губы, как начинает пульсировать в его руках звездный изумруд – отзываясь, подстраиваясь под ритм его сердца. - Нет! – она не выдержала, прекрасно понимая, что любая попытка помешать творящемуся безумию так же тщетна, как желание спасти Иниго, и все-таки рванулась к Дану, схватила за руку, зная, что ни он, ни она ничего не почувствуют,и с трудом удержалась на ногах, вдруг проваливаясь в такое же пульсирующее и распахнутое чужое сознание.

Свадьба. Довольная Тамирия держит за руку глупо-счастливого Дана. Хмурится тетушка Люциния, брезгливо кривит губы сэн Уго. Из-под воротника белоснежной рубашки Дана поблескивает знакомая цепочка…

Γостиная в столичном особняке Агидара. Та же цепочка – у Дана в руках.