— И не надейся, — тихо рыкнув, я влепила ему пощечину . — Реально, лучше под Стиверса лягу и заполучу его поддержку, чем стану перед тобой унижаться. Он хотя бы гарантирует анонимность любовницам, пока те сами не начинают об этом орать.
— Он не сможет спасти тебя, он и себя-то не способен защитить, — потер пострадавшую щеку брюнет. — Я найду способ упрятать его в тюрьму вслед за папашей. Так что любовничка твоего хватит ненадолго.
— Завидуешь, что тебе не дала? — выплеснула я ему в лицо весь накопившийся во мне яд. — Отпусти, пока я по-хорошему тебе говорю. Поверь, второй вариант тебе не понравится.
— Ой, попробуй меня напугать, — заржал Ланвельд.
— Насилуют! — заверещала я так, что у самой в ушах зазвенело.
— Заткнись, дура, — резкий удар под дых вышиб весь кислород из легких.
— Что тут происходит? — профессор появился из-за угла. — Ланвельд, немедленно отпустите студентку. Я не ожидал от вас такого поведения. Закрою глаза на первый раз, но на второй поблажки не будет . Получите дисциплинарное и отработку по полной программе. Авгельд, с вами все хорошо?
— Нет, — едва держась на ногах, просипела я.
— Мифильсон, прихватите того блондина и помогите девушке добраться до лазарета, — скомандовал мужчина, — пусть проверит. А вы, Ланвельд, еще даже зачислиться не успели, а уже нарываетесь на взыскание.
— Авгельд, ты чего там, подыхать собралась ? — раздражающий голос Стиверса ввинтился в мозг.
— Вот и замечательно, коли ее знаете, будете ответственным лицом, потом отчитаетесь, — скомандовали нам . — А вам, Ланвельд, я советую думать, перед тем как делать. Наша академия воспитывает цвет нации. Людей, которые потом будут стоять на страже родины и защищать ее суверенитет от внешних и внутренних угроз.
— По этой причине вы так легко приняли Стиверса? — заржал Тонсли. — Низковатые у вас стандарты для столь громких слов.
— Помолчал бы ты, Ланвельд, стыдно перед профессором такое говорить, — окрысился держащий меня блондин . — Хотя у тебя же никогда мозгов не было. Ты и Куриаса грязью поливал, а когда тот из-за тебя отравился, даже на похороны не пришел. Тебе же все обязаны. Герцог, лучший из лучших, сын генерала и чудо нации для журнальных сплетен. Откуда там в черепной коробке взяться мозгам?
— Инетер, помолчите, — тихо сказал старший мужчина . — Отнесите девушку в лазарет, потом отчет и как обычно в девять вечера котлы.Надеюсь, вам двоим не стоит напоминать.
— Никак нет, — тут же отрапортовали парни и вытянулись по стойке смирно.
— А вы герой, — сверкнул профессор глазами . — За мной. Все же стоит доложить куратору вашей группы о произошедшем. Это вопиющее нарушение дисциплины. Мало того, что вы и так порочите свой кадетский мундир, так еще посмели напасть на девушку. И я не думаю, что мисс Авгельд сделала вам хоть что-то плохое.
— Зачем ты упомянул профессора? — тихо спросила я у Стиверса, когда они поволокли меня в сторону лазарета.
— Чтобы Ланвельд не отмазался от дисциплинарки, — фыркнул блондин . — это очень хороший и близкий друг моего крестного. Скажем так, он трепетно относится к любым словам о нем. Теперь твоему дружку придется постараться, чтобы вытянуть курс зельеварения и иммуноветицину.
— Но это же два самых главных предмета, — удивилась я, — без них никого не выпустят, это фактически табу.
— Ну, вот и посмотрю, как Ланви будет пытать задобрить Алисена, — прорычал Инетер.
— Мужик-то он неплохой, — сказал подошедший к нам парень с собранными в “хвост” длинными темными волосами. — Но кроме Стиверса, я еще не видел кадетов, к которым он бы столь хорошо относился.
— Еще бы, — скривилась я, — у нас же сам Ужас котлов и поварешек преподавал.
— Он у всех нас преподавал, ну до того, как умер, — пояснил мне парень . — Я на год вас старше и тоже обо всем знаю. Просто к Инетеру Алисен питает какую-то светлую тягу. Постоянно разрешает торчать у котлов и варить эксперименталки. Тут старшакам такое не позволено, а он у нас третий месяц торчит и без присяги.
— Погоди, я что-то от Ланвельда слышала, — задумалась я . — Тебя уже взяли в список кандидатов отдела внешней политики.
— В замы, после выпуска, — не стал тот отрицать . — Отцовский заместитель сейчас руководит им, так что его место перейдет мне, а потом его сыну перейдет мое и так по бесконечному кругу. Эти пятнашки уже лет триста идут, если не больше.
— Черт, — тихо выдохнула я, — возможно, Тонсли был прав, и я не подхожу на эту роль.
— Авгельд, ты единственная, кто сделал меня в учебе, — заржал Инетер . — Соберись и вломи Ланви так, чтобы у него зубы по полу рассыпались. А потом уж майся дурью и жалей себя, говори, какая ты бедная и несчастная.
— Пожалуй, ты прав, — легко согласилась я.
— Он всегда прав, — вторил нам голос третьего участника этой странной сюиты.»
Перевернувшись на спину, я внимательно посмотрела на потолок своей комнаты. У меня был шанс сбежать. Еще тогда, в самом начале. Не доводить ситуацию до абсурда, когда моей жизни начали угрожать всерьез. Когда все, что у меня осталось – поддержка Инетера. Но я решила, что буду бороться до самого конца. Пока есть способ отстаивать свои интересы, я должна двигаться вперед. Преодолевать все препятствия и не думать о том, что однажды мне придется столкнуться с суровой реальностью.
В восемнадцать весь мир казался совершенно иным, и лишь не по годам серьезный Стиверс вытаскивал меня из всевозможных передряг и прикрывал спину в академии. Тогда я считала это чем-то обыденным. А сегодняшний день все расставил по своим местам. То, как Ланвельд боялся за свое кресло, то, как нагло и самоуверенно выглядел блондин, и то, с каким равнодушием я смотрела на брюнета. Все эти кусочки складывались в единую картину мира.
«— Авгельд, почему ты такая конченная дура? — вопрос оказался слишком неожиданным для меня.
— Инетер, может, начнешь меня звать по имени? — вопросительно вскинула я бровь. — Мы собираемся спать в одной кровати, чтобы не околеть в этих диких условиях. А ты все еще вспоминаешь детские обидки. Не смешно.
— Обращение по имени заслужить надо, — философски изрек блондин, передвигая стол . — А ты пока доверия у меня не вызываешь. Серьезно, поступаешь как сумасшедшая. Нет, чтобы врезать Ланвельду по яйцам, ты раз за разом продолжаешь молча все терпеть. Ты в него влюбилась, что ли, а гордость не дает признаться? Черт! Ты серьезно в него втюрилась?
— Нет, — потрясла головой я, — такие мысли я давным-давно выкинула из головы. У него есть Кинейни, а моя детская влюбленность осталась в школе. К нынешней ситуации она не имеет никакого отношения.
— Если бы все так и было, ты бы сейчас не краснела, как первоклассники при виде профессора Силии, — заржал блондин . — Колись, что у вас с ним?
— Ничего, — отрицательно покачала я головой . — Это на тебя девчонки пачками вешались, а меня парни не привечали. Так что у меня и отношений никаких не было.
— А как же Щаар и твой рыжий кретин? — удивился Стиверс и плеснул из графина воды.
— Мне было четырнадцать! — покрылась я пятнами румянца. — Дальше простых поцелуев ничего не зашло. А с Абелиусом, черт! Бог заступник, упаси от таких перспектив. Я как первый раз с ненаглядной его увидела, так чуть не проблевалась. Отвратное зрелище.
— Тогда тебе же проще, — кивнул мне напарник, — пока ты девственница, тебя и пальцем тут не тронут. Это, считай, твой щит и меч. В крайнем случае можешь сдать такого придурка на первом же осмотре, благо они тут раз в неделю.
— Так нас поселили вместе в надежде на то, что смогут повесить на тебя мое изнасилование? — я вопросительно вскинула бровь.
— Не-а, не угадала, — потряс он головой и рухнул на сдвинутые кровати. — Неуставные отношения в группах разрешены, как бы парадоксально это ни звучало. Мы, вообще-то, первая разнополая команда со времен основания академии.
— Тогда я не понимаю, для чего они все это затеяли, — обв ела я комнату жестом.
— Чтобы ты сбежала как можно быстрее, — растянувшись во весь свой немаленький рост, проговорил напарник. — Между двойкой не должно быть секретов. Считай, на пять лет мы должны стать ближе, чем близнецы. И в том проблема, мы ненавидели друг друга так долго, что это кажется нереальным.
— Но? — я подобралась к нему поближе и завалилась рядом.
— Но мы с тобой слишком умные для того, чтобы попасться на столь откровенную провокацию, — легкомысленно сказал блондин. — Если хорошо пораскинем мозгами, то обязательно найдем выход из сложившейся ситуации.
— Пожалуй, мне повезло, что мне выпал именно ты, — засмеялась я . — Ведь сильнее всех ты ненавидишь Ланвельда. Ради того, чтобы утереть ему нос, готов будешь мириться хоть с самим чертом, не то что со мной. Они просто просчитались.
— Главное, сама не вейся вокруг него, — тихо сказал Инетер. — Разлюбить всегда сложно, а задевать чувства к тому, кто украл кусочек души, еще больнее. Но однажды настанет новый рассвет, и наши печали останутся в старом дне. Надо просто дожить до того мига.
— И старую любовь обязательно затмит новая, — согласилась я с ним . — Главное, помнить, что любим мы не навсегда и даже самые сильные чувства умирают в рутине постоянных дней.
— Всегда, — эхом откликнулся блондин.»
Кого именно любил так отчаянно и горячо Стиверс, я не выяснила, не представилось момента. Но то, с какой тоской он произносил те слова, разъедало душу. Вот только кое в чем мы оба с ним ошиблись. Если человек проник тебе под кожу, стал твоим наваждением, избавиться от чувств к нему не помогут ни время, ни самовнушение, ни амнезия. А когда этих неправильных эмоций две, становится совсем невыносимо, особенно в те короткие мгновения, когда осознание накрывает с головой. Вот и мне стало ясно, что я заперта с ними в академии минимум на два бесконечно долгих месяца. Моя любовь – мое проклятие!
