Бог злости

Глава 5

Глиндон

Дедушка однажды сказал мне, что будут времена, когда я буду чувствовать себя в такой ловушке, что выход покажется невозможным.

Я буду задыхаться.

Я буду чувствовать себя не в своей тарелке, как будто все стены смыкаются вокруг моего сердца.

Он сказал, что если я буду чувствовать себя так, то главное — сохранять спокойствие, не позволять страху просочиться внутрь.

Катастрофа может убить или не убить тебя, принцесса. Но страх перед ней точно тебя прикончит.

Я хотела бы иметь достаточно доступа к своему мозгу, чтобы использовать его для осмысления слов дедушки. Я бы хотела быть сильной, как он, дядя, папа или мама.

Если бы я не думал о том, как раствориться в стене или земле.

Или куда угодно, лишь бы не в поле зрения незнакомца. Его тело накрывает меня спереди, и все это твердое, сильное и такое страшное, что мне кажется, будто меня сейчас вырвет.

Воспоминания о том, что было две ночи назад, режут мое уязвленное сознание, а в голове кричат противные голоса.

Громко.

Громче.

Я думаю... У меня паническая атака.

У меня не может быть панической атаки. Я всегда была в некотором роде апатичной, из меня трудно вытащить эмоции, и еще труднее перевести их в сенсорный мир без кисти. Так какого черта я паникую?

Мои глаза не отрываются от приглушенных глаз незнакомца, и тут меня осеняет.

Это из-за них у меня такая реакция.

Эти глаза, которые напоминают столкновение дождливого леса с ночью. Ночью я не могла расшифровать их цвет, но даже на свету зеленый и синий настолько темные, что кажется, будто они бесцветные.

Он бесцветный, и не в смысле безвкусный, а в прямо противоположном смысле.

Мама говорит, что глаза — это окно в душу человека. В таком случае, там, где должна быть душа этого ублюдка, находится черная дыра.

Рука, которой он прижимает меня к стене, не жесткая, но достаточно твердая, чтобы понять, что именно он обладает силой. Тот, кто может превратить простое прикосновение в акт насилия, как он делал это раньше. Поскольку у меня уже была встреча с ним, он уже подтвердил свою дикость и то, что никакие общественные стандарты его не связывают. Поэтому, несмотря на то, что он держит меня с бесконечной легкостью и кажется, что он не применяет никакой силы, я знаю лучше.

Я действительно, действительно знаю лучше.

Горячее дыхание целует мою щеку, когда он поднимает руку над моей головой и наклоняется, чтобы говорить так близко к моему лицу, что я чувствую вкус слов вместо того, чтобы слышать их.

— Я уберу руку от твоего рта, и ты замолчишь. Закричишь, и я прибегну к неприятным методам.

Я продолжаю смотреть на него, чувствуя себя в ловушке из-за его роста и телосложения. Два дня назад он казался мне крупным, но теперь он как будто стал еще больше.

Его пальцы сгибаются на моих щеках, требуя всего моего внимания.

— Кивни, если поняла.

Я медленно киваю головой. У меня нет никакого желания выяснять, что этот псих находит неприятным. Кроме того, я убеждена, что он не сможет ничего со мной сделать, когда вокруг столько людей.

Да, мы находимся в уединенном месте возле библиотеки, но это не значит, что никто не проходит мимо. Это все равно общественное место.

Он убирает руку от моего лица, но прежде чем я успеваю вдохнуть воздух, он проводит ею по впадине моего горла, его пальцы впиваются в бока. Это не для того, чтобы задушить меня, а скорее для того, чтобы обозначить угрозу.

Это означает, что если он захочет, то в любой момент может лишить меня воздуха.

— Ты сказал, что отпустишь меня. — Я благодарна тому, что говорю спокойно, и я не паникую, абсолютно позорная версия, которая была раньше.

— Я сказала, что уберу руку, а не то, что отпущу тебя.

— Ты можешь меня отпустить?

— Мне нравится, когда ты спрашиваешь, но ответ на твой вопрос – нет. — Подушечки его пальцев вдавливаются в плоть моей шеи. — Мне нравится эта позиция.

Не похоже, что ему что-то может нравиться. Черт, его выражение лица настолько нейтрально, что трудно представить, что он делает что-то веселое.

У него вообще есть эмоции, как у всех нас?

Учитывая, что он был готов увидеть мою смерть только для того, чтобы сфотографировать меня, а потом заставил меня отсосать ему, вероятно, нет.

Тем не менее, я заставляю себя смотреть в его апатичные глаза ценой того, что меня поглотит их темнота.

— Чего ты хочешь от меня?

— Еще не понял, но скоро пойму.

— Пока ты здесь, тебе также следует выяснить, как ты выберешься из тюрьмы.

Легкая ухмылка наклоняет его губы.

— Почему я должен сидеть в тюрьме?

— За нападение на меня, — шиплю я себе под нос, наблюдая за окружающей обстановкой на предмет прохожих.

— Тот факт, что ты говоришь об этом тихим тоном, означает, что ты не сообщила об этом.

— Это не значит, что я не сообщу.

— Во что бы то ни стало, сделай это.

— Ты не боишься?

— С чего бы мне бояться?

— Тебя могут арестовать

— За минет, который ты так любезно предложила?

— Я ничего тебе не предлагала. — Огонь бурлит в моих венах, и я пытаюсь высвободиться, но его безжалостная хватка на моей шее не позволяет мне даже пошевелиться.

— О, но ты предлагала. Ты сказала, что предпочитаешь губы, а не киску или задницу.

— Потому что моя жизнь была под угрозой!

Он поднимает плечо.

— Семантика.

Я смотрю на него. Как будто действительно смотрю на его беспорядочные волосы и мускулы, проступающие сквозь черную рубашку. Я смотрю на его пассивное лицо и неизменные глаза, и я почти уверена, что в этот момент имею дело с роботом.

— Ты... действительно не думаешь, что сделал что-то плохое, не так ли?

— Разве спасение тебя считается чем-то плохим?

— Ты не спасал меня!

— Ты собиралась упасть навзничь, но я поймал тебя. Насколько я знаю, в любом словаре это называется спасением, так что, может, ты проявишь больше благодарности?

— О, простите. Как я должна это сделать? Снова встать на колени?

— Предпочтительно. — Его большой палец ласкает мою нижнюю губу, и у меня перехватывает дыхание, когда он произносит: — Мне нравятся эти губы. Им не хватает опыта, но они компенсируют это чистым энтузиазмом. Есть что-то в нервной энергии первого раза и твоей невинности, что сделало это незабываемым. Готов поспорить, что ощущения будут еще более эйфорическими, когда я разорву твою киску и заставлю тебя подпрыгивать на моем члене.

Мой рот раскрывается, я полностью теряю дар речи. Незнакомец пользуется случаем и прижимает большой палец к моей нижней губе так сильно, что мне кажется, он пытается приклеить ее к моему подбородку.

— Я все время представляю, как ты будешь выглядеть, когда я повалю тебя на землю и засуну свой член глубоко в твою киску. Держу пари, будет трудно выбрать между ею и твоим ртом.

Я дрожу, и понимаю, что мои пальцы дергаются, а конечности почти отказали. Но я все равно смотрю на него.

— Почему ты так со мной поступаешь? У тебя такая внешность, с помощью которой ты можешь заполучить любую девушку, которую захочешь. Почему я?

Волчья ухмылка перекосила его рот.

— Ты считаешь меня привлекательным?

— Черта с два.

— Ты только что сказал, что у меня есть внешность, которая нравится девушкам.

— Физическая, которую может увидеть каждый.

— Я не интересуюсь никем. Сейчас я сосредоточен на тебе.

— Но почему?

Он поднимает плечо.

— Не понимаю.

Моя челюсть болит от того, как сильно я ее сжимаю. Этот ублюдок превратил мою жизнь в кошмар за последние пару дней, и он даже не знает почему.

И я провоцирую его. Возможно, это не лучший выбор, но у меня нет другого способа причинить ему боль.

— Я бы никогда, никогда не уделила тебе время и не посмотрела в твою сторону, если бы у меня был выбор. Никогда.

— Никогда не говори никогда, детка.

— Я не твой ребенок.

— Ты, блядь, будешь той, кем я тебя назвал, детка. — Он снова тянет меня за губу, прежде чем отпустить мой рот.

Она распухла, и так болит, как будто я целовалась несколько часов.

Нет, нет. Я не собираюсь думать о поцелуях, пока этот мудак здесь.

— Серьезно, что ты хочешь от меня? Я даже не знаю твоего имени, и понятия не имею, откуда ты знаешь мое.

— Возможно, у нас больше общего, чем ты думаешь.

— Что... это значит?

— Ты умная девочка. Ты поймешь это.

— Так же, как и ты поймешь, что тебе от меня нужно? — Я не могу скрыть сарказм в своем тоне, и он улыбается.

— Именно. Ты быстро учишься.

— Но не настолько быстро, чтобы найти способ избавиться от тебя.

— С твоей стороны это невозможно, так что не жарь эти нейроны понапрасну. Просто... будь хорошей.

— Кто ты такой, черт возьми, чтобы говорить мне, должна ли я быть хорошей, плохой или чем-то средним?

— Мне не нужен ярлык, чтобы получить то, что я хочу. Ты уже знаешь это.

Внезапная дрожь пробегает по моей системе. Он тонко напоминает мне о том, как он легко перешел от пустяка к полному нарушению, и что если я спровоцирую его, не будет ничего необычного в том, что он сделает то же самое.

Снова и снова, пока я не усвою урок.

Я не могу побороть желание встретиться с ним лицом к лицу.

— Что именно это значит? Снова будешь принуждать меня?

— Я бы не хотел. В отличие от того впечатления, которое я произвел на утесе, насилие не является моим первым методом выбора. Однако, если мне придется прибегнуть к неприятным вариантам, я это сделаю. Так что не заставляй меня, детка. Я бы предпочел, чтобы мы начали с чистого листа.

— Пошел. Ты.

Он издает низкий смешок, который посылает мурашки по моему позвоночнику. Он не достигает его глаз, даже близко, но это первый раз, когда он проявляет хоть какое-то подобие человеческих эмоций. И я не знаю, почему я запомнила каждую секунду этого.

— Такой грязный рот для такого милого личика. — Звук исчезает так же быстро, как и появился, когда его пальцы хватают меня за горло. Сильно. Так сильно, что он практически душит меня. — Посылать меня — это не определение чистого листа, Глиндон. Мы только что говорили о том, что ты хорошая, так как насчет того, чтобы придерживаться этого, а?

Он отпускает меня так же быстро, как схватил, и я с трудом хватаю воздух, мои легкие почти отказали.

— Что, черт возьми, с тобой не так, почему ты меня душишь?

— Как еще я смогу привлечь твое внимание? Кроме того... — Он потирает большой палец об остальные пальцы. — Мне нравится чувствовать твой учащающийся пульс.

Я сглатываю, как будто меня ударили в живот. За его словами скрывается столько темных эмоций, и я не знаю, кричать мне или плакать — или делать и то, и другое одновременно.

Он отступает назад, возвращая пространство, которое так неожиданно занял.

— Я присмотрю за тобой. Будь умницей, детка.

И затем он уходит, смешиваясь с толпой, как будто он не просто украл мой воздух и существование.

Я прижимаюсь к стене, держа голову между ладонями.

Что, черт возьми, только что произошло? Чем я привлекла такого хищника?

И самое главное, что я могу сделать, чтобы держать его подальше от себя?

— Килл!

Я поднимаю голову и вижу Аннику в сопровождении Авы. Ее брови вскидываются, когда она смотрит туда, где незнакомец исчез в толпе.