Наследник для авторитета

– Заткни пасть! – не остается в долгу Галаев, а затем кивает своим бойцам, – оставьте его мне, пусть пока посидит внутри.

Затем мужчина смотрит на меня. Я же из-за страха и стука своего сердца не слышу, что он мне говорит, могу только чувствовать, как все вокруг приходит в движение. Как меня обдувает порывом ветра, когда закрывают дверцы фургона, как взметается пыль под ногами, когда машина заводится и отъезжает.

– Нет, нет! – в панике кричу и тянусь ногтями к лицу своего похитителя, – куда вы его везете?

В моем голосе и внутри меня неподдельный ужас неотвратимого, тисками обхвативший сердце и не позволяющий мне здраво мыслить.

– Твой Гриша, – выплевывает сквозь зубы, – покусился на то, что принадлежит мне, а за это нужно платить, девочка.

– Ничего твоего здесь нет! – кричу, бью его по плечам, обороты набирает истерика.

– Ошибаешься, – отпускает мое горло и говорит уже спокойно, – ты принадлежишь мне, и ребенок в тебе также принадлежит мне, кукла. Не думала же ты, что имеешь право голоса? Право выбора? Кто ты такая? Стриптизерша из захудалого бара? М?

Он прекращает мои попытки задеть его и обхватывает кисти рук, не позволяя более себя бить.  По моим щекам текут слезы бессилия и злости.

– Ненавижу тебя, ненавижу! – рыдаю и кричу, выплескивая всю накопившуюся обиду и ярость, но лицо его, словно гранит, ничего не выражает.

Мне даже кажется, что и не человек он вовсе, а настоящий робот.

– Мне плевать, – единственный равнодушный ответ.

А после меня грузят в его машину и увозят в сторону чужого дома. Месту моего заточения. Я лишь могу наблюдать, как Шамиль садится в другую тачку и едет за фургоном. Страх за Гришу нарастает, но силы покидают меня. Ощущение, что я птичка в клетке, только увеличивается пуще прежнего. Меня заводят в его кабинет, никто со мной не разговаривает. Я сижу в кресле неизвестно сколько времени, настолько сильно опустошена и морально раздавлена. Даже слез, казалось, не осталось. А затем раздается щелчок. Подскакиваю и оборачиваюсь. Внутрь кабинета заходит Галаев. Я сразу же осматриваю его и замечаю, что костяшки сбиты и в крови. Обхватываю живот и отступаю. Прости меня, Гриша.

Галаев молчит, лишь подходит к столу и достает оттуда документ, порывисто кидает его на стол.

– Зря ты так, Эльвира, – холодно бросает мне и кивком приказывает сесть.

Ноги меня не держат, так что я нехотя подчиняюсь.

– Подписывай, – кидает мне ручку.

У меня дрожат руки, но я раз за разом перечитываю документ и никак не могу сосредоточиться. Буквы плывут перед глазами, в уголках их скапливается влага, горло перехватывает спазмом.

– Ч-то это? – уже в который раз переспрашиваю.

– Твой отказ от ребенка, – говорит холодно, спокойно, словно не он предлагает мне вопиющее моральное преступление.

– Я не подпишу, – кидаю бумаги на стол и резко встаю.

Мерзко находиться с ним в одном помещении. И страшно. Дико, безумно. Я перечу мужчине, в руках которого сосредоточена огромная власть. И он – мой враг, который не гнушается ничем, чтобы отобрать моего ребенка.

– У тебя есть выбор, девочка? – откидывается в кресле и берет сигарету.

Смотрит на меня и недовольно ставит ее на стол. Беспокоится о здоровье ребенка. Никотин ему вреден.

– Что может дать ребенку стриптизёрша? – губы его кривятся в презрении, – моего сына не будет воспитывать морально разложившаяся… – окидывает взглядом мою грудь, – особа.

– Да ты, – возмущению моего нет предела, – хам, урод! Да ты хотя бы…

– Заткнись! – хлестко осаждает мои причитания и оскорбления, – раз не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Это первый вариант договора. Забудь о правах на ребенка теперь раз и навсегда! Ты сама вырыла себе яму, когда посмела сбежать да еще и с другим мужчиной. Такой позор, девочка, смывается только кровью!

У меня от страха стучит сердце в ушах, от его напора я машинально беру ручку в ладонь, сжимаю пальцами и невидящим взором смотрю на расплывающиеся буквы. Затем прихожу в себя и кидаю ручку на стол, подскакиваю и отхожу на пару шагов, находясь в ужасе.

– Нет, нет, нет! – качаю головой, ощущая, что подо мной рушится пол.

– Подписывай, Эльвира, – начинает злиться Шамиль.

– Это кощунство и преступление, да я никогда…

Не договариваю. В этот момент с чпокающим звуком из меня хлыщет жидкость.

– Мамочка, – сгибаюсь пополам от простреливающей боли.

Шамиль замолкает, подходит ко мне и неверящим взором наблюдает, как на полу расплывается лужа.

– Что? – рычит, растерянно оглядывая мое тело.

– Я рожаю, – говорю и чуть ли не плачу, настолько сильная боль простреливает мое тело.

И тут начинается суматоха из людей, мелькающих вещей. Шамиль в шоке подхватывает меня на руки, но мне настолько плевать, что я не сопротивляюсь. Вот он, тот момент, которого я так хотела и так боялась, одновременно. Настало время родов.