Amore mio Юля Котова

— Cosa dici? Non capisco?! (Что вы говорите? Я не понимаю?!) — громко и нетерпеливо произнес мужчина.

— Это я уже ни хрена не понимаю! — завопила я, и тут же сбавила обороты, решив давить на жалость: — Ha problemi di salute. Se non lo troviamo, potrebbe soffrire. Capisci? Questo è molto serio! (У него проблемы со здоровьем. Если мы не найдем его, он может пострадать. Понимаете?! Это очень серьезно!)

— Chi sei?! (Да кто вы такие?!)

— Siamo dalla Russia. È venuto qui su invito del rettore dell'Università di Bologna (Мы из России. Приехали сюда по приглашению ректора Болонского университета).

— Beh, certo! E mio zio è Paolo Gentiloni! (Ну, конечно! А мой дядя — Паоло Джентилони), — усмехнулся мужчина.

— Что он сказал? — спросил Бредин. — Что-то про их премьер-министра?

— Видимо. Говорит, тот его… zio? Дядя или… да, дядя.

— Значит переходи к политике, — посоветовал парень. — Скажи, что тот японец — племянник Синдзо Абэ.

— Вот сам и скажи! — возмутилась я.

— У тебя лучше выходит, — похвалил меня Бредин и одобрительно похлопал по плечу.

Я снова обратилась к охраннику:

— Il nostro amico è un cittadino del Giappone. Se soffre, sarà uno scandalo internazionale! (Наш друг — гражданин Японии. Если он пострадает, это будет международный скандал!) — мое терпение было уже на грани.

Несколько секунд мужчина молчал, возможно, он решил посоветоваться с кем-то или подкинуть монетку. Я повернулась к Рине, та, вцепившись в кованые прутья, всматривалась вдаль. А потом мы услышали:

— Vieni dentro! (Заходите!)

Смотритель открыл ворота и провёл нас в административное здание, где мы записались в книге посетителей и получили фонари от охранников. Один из мужчин собирался идти с нами, а другой предложил вызвать группу спасателей или бригаду медиков. Мы не стали ни от чего отказываться, и спустя несколько минут снова оказались снаружи.

Возбуждение, вызванное нашим разговором в такси и тем, что я пережила за этот вечер, улеглось. Теперь меня потряхивало от резкой смены декораций. Совсем недавно я напивалась в комнате Бредина и вот теперь шла среди могил и склепов. Темнота вокруг казалась бездонной, а тишина — пугающей, даже воздух здесь чувствовался иным — более плотным и холодным, наполненным запахом сырой земли, которая ещё не просохла после вчерашнего дождя. Рина уверенным шагом шла чуть впереди нас за смотрителем кладбища. Она предложила проверить пантеон, где они с Хигаши были за несколько минут до того, как потеряли друг друга из виду. Я же могла только позавидовать ее смелости и стойкости. Бредин взял меня за руку, стоило нам только покинуть территорию административного здания. И лишь тепло его ладони убеждало меня в том, что все происходящее — не результат моей скоропостижной белой горячки.

— Ну что им стоило провести тут освещение? — тихо проворчала я, вглядываясь в темноту, которая в контрасте со светом наших фонарей казалась черной и тягучей. — Это кладбище, Юля. Кому здесь нужен свет?

Я снова споткнулась. Ноги совсем меня не слушались, отказываясь ступать наугад.

— Нам, к примеру.

— Знаешь, даже лучше, что здесь так темно, — парень перевел луч света нам под ноги.

— Почему?

— В темноте не видно теней, — пояснил он зловещим тоном.

— Блин, ты специально?! Мне и так жутко! — Я перешла на хриплый шепот.

— Если тебе станет легче, меня самого колбасит, — Бредин крепче сжал мою ладонь. — Какая-то необъяснимая тревога, будто кто-то смотрит на нас.

— Вот умеешь ты успокоить! Что это?!

Я направила свет на высокие конусообразные столбы, вершины которых были отчетливо видны на фоне ночного неба. Темнота подчеркивала очертания каменных саркофагов, надгробий и склепов, на которых значились итальянские фамилии, целые династии, увековеченные в камне. Если бы не они, это место вполне сошло бы за парк отдыха. На нашем пути то и дело попадались скамейки и клумбы. А то, что мое воспалённое воображение в свете фонаря издали приняло за инсталляцию современного искусства, оказалось обычной железной стойкой с садовым инвентарём.

— Это деревья. Их просто подстригли. Не бойся, — успокаивал меня парень после того, как сам же нагнал жути. — Это очень старое кладбище. И туристов здесь днем встретить гораздо проще, чем похоронную процессию, — авторитетно добавил он.

— Так… это днем, а ночью? — Ну вот, теперь я нагнала жути сама на себя. Дурной пример заразителен. — Откуда ты все это знаешь?

— Это я еще дома читал, когда составлял план культурной программы, — пояснил он.

— Неужели и ты хотел взглянуть на колумбарий? — предположила я.

— Нет конечно! — усмехнулся он, — но судьба решила иначе.

— Почему ты согласился ей помочь? Ты же этих японцев даже не видел толком? — я смотрела на силуэт идущей впереди девушки.

— Разве это имеет значение? Вот ты почему здесь?

— Не знаю, — ответила я. — Ты пошел, и… я.

— Совсем, как в детстве. Помнишь? — его голос звучал доверительно.

— Ту… псину? — неуверенно спросила.

— Да. Мне тогда так влетело от матери. Я весь перемазался, и она ужасно разозлилась!

— А дед меня похвалил, — я улыбнулась, вспоминая тот день. — И тебя, кстати, тоже, — и толкнула парня плечом.

— Да?! Ты говорила обо мне? — неожиданно громко спросил Бредин. — Что ты ему сказала?

— Правду. Тот пёс бы умер, если бы не ты.

— Мы вместе его спасли.

— Думаешь, он ещё жив?

— Кто знает? Уличные животные — выносливые.

Проходя под аркой мимо очередной мемориальной стены с десятками имен и дат, что являлась частью колумбария, мысленно я возвращалась в то самое лето…

Это были каникулы в начальной школе. Дед отправил меня с ответственным поручением к мусорным бакам. Там я и встретила Бредина. Он сидел на корточках перед дворнягой. Пёс тяжело дышал и истекал кровью. Должно быть, какой-то урод сбил его и так и оставил умирать мучительной смертью.

Нас тогда не пустили в автобус с грязным раненым животным, и мы несли того пса по очереди несколько остановок. А потом… Бредин достал все свои деньги. Тридцать два рубля. Администратор той ветеринарной клиники куда-то ушла, затем вернулась и сказала, что собаку будут лечить бесплатно. В тот день я поняла, что на каждого плохого человека найдется несколько хороших. Такая простая истина, которая в глазах ребенка стала настоящим откровением.

Сегодня же настала пора повторить старую аксиому: Бредин был самым настоящим рыцарем без страха и упрека, когда речь действительно шла о чем-то важном.

Наконец, мы достигли пантеона, куда так стремилась попасть японка. Это был вытянутый по форме зал. Высокие колонны упирались в полукруглые своды потолка с прямоугольными отверстиями, сквозь которые днем сюда попадал свет. А сейчас мы могли различить лишь то, что позволял нам видеть свет наших фонарей: витиеватые эпитафии на стенах, вазы с цветами и керамические урны. Уверена, они не были пустыми.

К этому времени я уже устала бояться и вздрагивать от каждого шороха, и думала лишь о том, чтобы поскорее найти этого парня и покончить с экскурсией, на которую никогда бы не подписалась при иных обстоятельствах.

— Там кто-то лежит! — эхом прозвучали слова Бредина. Он отпустил мою руку и направился к проему между колоннами у самой стены.

Японец лежал прямо на плите с эпитафией для некого Лоретти. Часть надписи, сделанную на сером камне выхватил свет моего фонаря. Сам парень лежал на боку, и, когда мы его перевернули, то увидели кровь на его виске и выступе мемориальной плиты, что служила ему постелью последние несколько часов.

— Он дышит. — Бредин низко склонился к японцу, и тот тихо застонал.

— Higashi-kun, kikoemasu ka?! Sore wa watashidesu! (Хигаши-кун, ты меня слышишь?! Это я!) — взволнованно воскликнула Рина. Она в считанные секунды оказалась рядом с нами. Парень открыл глаза и зажмурился, ослеплённый светом. — Taishita koto wa arimasen. Anata wa… tada nemurimashita. Okinai de (Ничего страшного. Ты… просто спал. Не вставай), — девушка положила руку ему под голову, а другой гладила щеку парня.

Где-то позади нас, за стенами кладбища, послышался звук сирены. Охранник сообщил по рации о том, куда следовало проводить врачей, и я ощутила настоящее облегчение.

Рина поехала со своим парнем в машине скорой помощи, а мы с Брединым ждали свое такси у центрального входа.

— Это был безумный понедельник, — пробормотала я, борясь с зевотой.

— Я бы не возражал против того, чтобы пережить его снова. Главное, чтоб с тем парнем, все было в порядке. — Бредин протиснул руки между моими, которые я держала в карманах чёрной куртки, и притянул к себе. — А ты смелая, Котова. Не каждая девчонка пошла бы на кладбище ночью.

— Это вообще-то не очень смешно. Я начинаю думать, что схожу с ума, — пробубнила ему в плечо.

— Когда ты рядом, со мной происходит то же самое, — он тихо засмеялся. — Но этот день я тоже не забуду… И я готов ждать столько, сколько потребуется. Только дай знать, когда вытравишь всех своих тараканов.

— Ага. Надейся и жди. Это очень живучий вид, поэтому у тебя нет шансов, Бредин.

— Ты так не думаешь, — уверенно произнес он.

Можно было возмутиться и наехать на него за то, что тот много себе позволяет, но в этом уже совершенно не было логики.

Поэтому, стуча зубами после визита в ледяную ванную комнату, где какой-то эскимос несколько часов подряд делал сквозное проветривание, я даже не сильно удивилась, когда в кровати ко мне присоединился Бредин.

— Слушай, я… — устало промямлила и, глубоко вздохнув, закрыла глаза.

У меня не было сил даже сформулировать свою противоречивую мысль. Я вновь желала, чтобы он убирался прочь и никуда не уходил.

Парень положил ладонь на бедро, провел ею вдоль бока и, прижавшись ко мне всем телом, с тяжёлым вздохом целомудренно коснулся губами моей щеки. В его действиях тоже хватало противоречий.

— Давай спать. Завтра тебя ждёт очередное сражение.

— С кем? — сонно пробормотала, чувствуя, как проваливаюсь в сон.

— С самой собой конечно, — прошептал Бредин, поглаживая мой затылок.