Amore mio Юля Котова

Глава 13. Японское карри и анатомия чувств

Мой первый итальянский понедельник задал характер всей последующей неделе. Я окончательно слетела с катушек… Впрочем, обо всем по порядку.

Наша с Брединым пьянка и ночная вылазка на кладбище привела к тому, что во вторник я мечтала лишь об одном — выспаться. Но судьба в лице моего куратора Жанны Бернардовны уготовила мне очередной насыщенный день. После лекций она позвонила и пригласила на новую экскурсию. Ну… как пригласила. Сказала, что через час ждёт меня на пьяццо Гальвани в старом здании Университета, и велела прихватить с собой Бредина. Мозги работали вполсилы, и на свою беду я не смогла вовремя придумать убедительной отмазки, чтобы никуда не идти. Поэтому пришлось звонить парню. Тот, как назло, был бодр и весел, и с большим энтузиазмом воспринял мои слова. Ещё бы…

Возле здания Архигимназии меня поджидали четверо: Жанна, Дарья, Бредин и незнакомец. Это был мужчина лет сорока, возможно меньше, высокий курчавый брюнет с зелёными глазами и аккуратной растительностью на лице. Нового знакомого Жанны Бернардовны и доктора исторических наук старейшего вуза Европы представили мне, как профессора Марчелло Лоретти.

Дарья держалась с привычным отчуждением. Несколько раз я ощутила на себе ее цепкий холодный взгляд. Временами она пялилась на Бредина, а тот — на меня. Так мы оказались в огромном помещении Анатомического театра.

Здание, построенное в 1637 году, служило местом для демонстрации студентам-медикам процесса препарирования трупов. Помещение представляло собой своеобразный амфитеатр из дерева, в центре которого находился мраморный стол. Таким образом, в прежние времена все имели возможность наблюдать за тем, что происходило на этом столе, а именно — за вскрытием тел. Здесь же находилась и кафедра. По обеим ее сторонам стояли две статуи, изображающие людей, лишенных кожи, что давало представление об анатомии мышц. В любой другой день я несомненно бы удивилась, оказавшись в столь уникальном месте. Но только не после ночной экскурсии на старинное кладбище. Это впечатление было трудно затмить.

Обе аспирантки спустились по ступеням в центр зала, а мы с Брединым зависли возле перил, любуясь необычным потолком, украшенным фигурами созвездий.

— Это работы Антонио Леванти, — по-английски пояснил наш новый знакомый.

Марчелло, засунув руки в карманы светлых брюк, стоял ниже. Свой темно-коричневый джемпер он накинул на спину и завязал лёгким узлом на груди.

— Ммм, — промычала я так, будто это имя мне что-то говорило.

— А это, — он указал на фигуру, располагавшуюся в центре потолка, — Аполлон.

— Покровитель медицины, — поумничал Бредин.

— Совершенно верно, — кивнул Марчелло.

— Сейчас же здесь… никого не… — я пыталась припомнить, как на английском будет звучать глагол «потрошить» и указала на мраморный стол за деревянным ограждением.

— Нет, конечно, нет, — замотал головой профессор, — здесь иногда бывают зрители, но приходят они сюда за тем, чтобы посмотреть театральное представление. Бывает, тут выступают даже комики. У этого места удивительная судьба. Само здание было разрушено в сорок четвертом во время бомбардировки, но скульптуры чудом оказались нетронутыми… — он покачнулся на пятках и добавил: — Война оставила свой след в этом городе.

— В нашем тоже, — я пожала плечами.

— В вашем? Вы же из… Челябинска? — удивлённо спросил Марчелло.

— Так точно, — бодрым тоном ответила, заметив улыбку Бредина. — Наш завод в годы войны был главным центром по производству танков.

— А ещё у нас выпускали знаменитые «Катюши», — поддакнул Бредин. — Самолёты, снаряды, мины… много чего делали из челябинской брони.

— К сожалению, я не военный историк, — улыбнулся мужчина. — Но мне хорошо известна боевая слава русского оружия. Кто знает, каким был наш мир, если бы фашизм победил?

— Думаю, тогда я не смог бы ходить на ваши лекции, а вы — преподавать, — предположил Бредин.

— Уверен, не это было бы самым страшным, — задумчиво произнес Марчелло. — Так… значит ты посещаешь мой курс? — спросил он.

— Со вчерашнего дня, — кивнул парень

— И как я? Солидно выгляжу? — заговорщицки спросил мужчина.

— У вас здорово выходит, — похвалил Бредин восходящее светило итальянской науки.

— Это радует. Я только второй месяц, как получил степень.

— Никогда бы не подумал. Вы настоящий профи, профессор, — заметил парень, оттачивая приём подхалимажа.

Марчелло улыбался и что-то обдумывал, водя рукой по перилам, а затем неожиданно спросил:

— Так… какие планы у вас на выходные?

Мы с Брединым переглянулись. На самом деле, у меня был прежний план — выспаться, и пока так далеко я не загадывала.

— Знаете, что… — интригующе произнес мужчина. — Приглашаю вас к себе на виллу в субботу. Думаю, два историка всегда найдут, о чем поговорить. Да и дамам будет, на что взглянуть, — Марчелло повернулся и ненадолго задержал взгляд на Жанне.

Так вот в чем было дело! Он искал повод, чтобы подкатить к ней. Сначала эта экскурсия, теперь поездка… Ох и прыткие эти итальянцы! Совсем как Бредин.

Стоило профессору нас оставить, как парень завел руку мне за спину и прошептал на ухо:

— Я соскучился, Котова. Весь день о тебе думаю… В общем, ничего нового.

Я отпрянула и напустила на себя суровый вид. Мы так и не обсуждали с прошлой ночи то, что между нами происходило. Утром я еле встала, даже на завтрак не было сил. Какие уж там разговоры?

— Ничего не говори, ладно? — сказал он, нащупав мою ладонь. — Я уже по лицу вижу, что ты снова хочешь на меня наехать.

— Ничего я не хочу, — я уставилась на мраморный стол, рядом с ним Марчелло что-то рассказывал аспиранткам. — Я спать хочу.

— Сейчас пойдем спать, — пообещал парень.

— Ты сказал, что найдешь себе другое жилье, — напомнила ему.

— Ты правда этого хочешь? — он буравил меня пристальным взглядом.

— А если я хочу?

— Тогда я уйду.

Он разжал пальцы, отпуская мою ладонь, но я не позволила ему этого сделать, удержав руку парня.

— Не надо.

И повернулась к окну, проклиная себя за собственную бесхребетность… А уже через полтора часа спала без задних ног в объятиях Бредина… Мне снилась Венеция, Бредин в костюме с выпускного, и я в красивом платьице…

Среда стала для нас днём знакомства с японской кухней. После обследования Хигаши отпустили из больницы. На лице парня все ещё оставалась гематома. Его девушка в знак благодарности решила приготовить для нас ужин. Тем вечером за большим столом в доме Сильвии собралась довольно любопытная компания: русские, японцы и бабуля-итальянка. Хигаши говорил только на японском, Сильвия — на итальянском, лишь мы трое худо-бедно могли поддерживать разговор за ужином. Рина приготовила японское карри. Ингредиенты казались вполне себе банальными: курица, рис, минимум овощей… и, соответственно, карри. Про вкус же можно было сказать лишь одно — очень эмоционально, настолько, что мне даже захотелось вылизать тарелку.

— И давно вы вместе? — спросила Рина, пока Хигаши разливал остатки пива в высокие стаканы.

Я прикусила язык, на котором все еще ощущался привкус карри. Рина видела, как я выходила из комнаты Бредина. Ее выводы были вполне логичными, но не объяснять же ей то, что для меня самой оставалось в подвешенном состоянии.

— Давно, с детства, — тут же нашелся Бредин.

Что ж, отчасти в его словах была истина. Мы даже появились на свет в одном роддоме только с разницей в две недели.

— Как это мило, — мечтательно проговорила японка.

Я промолчала и уставилась в свою тарелку.

Допив пиво, мы все вдруг приуныли и пришли к общему мнению, что не мешало бы устроить продолжение нашего межнационального банкета. Парни отправились за добавкой. У Хигаши здорово выходило говорить «бире», а Бредин знал, как будет «пиво» по-итальянски, поэтому проблем с языковым барьером не должно было возникнуть.

Когда парни ушли, Рина подсела ко мне.

— Он не знает, что я знаю про его… болезнь, — она украдкой взглянула на Сильвию, которая с аппетитом уплетала из миски рис. — Мне его мать сказала перед самым отъездом. Она против наших отношений, считает, что я брошу его и разобью ему сердце. При этом сама же этого и добивается! А я не могу без Хигаши, — она удручённо вздохнула. — Моя семья имеет большое влияние в Киото. Они тоже против нас. Эта поездка… я хотела убежать подальше ото всех, хотя бы ненадолго. Просто побыть с ним. Но он такой упрямый, не позволил мне оплатить отель! Хотя… мне тут нравится, — Рина поклонилась Сильвии.

— Мне тоже тут нравится, — я смотрела на бабулю, и та улыбнулась так, словно понимала, о чем мы говорили.

— Ещё карри? — Рина поднялась с места, чтобы предложить старушке добавки.

— Sì, sii buono (Да, будь добра), — кивнула та.

Рина обслуживала Сильвию, и в каждом ее осторожном учтивом движении чувствовалась совершенно другая культура. Она производила впечатление не просто воспитанной девушки, но вымуштрованного солдата.

— Как бы я хотела перестать оглядываться… — Рина снова заняла своё место. — Знаешь, Джули, сегодня я предложила ему жениться на мне. Прямо здесь, в буддийском центре. Будешь моей подружкой невесты? — с грустной улыбкой спросила она, а я едва не подавилась жвачкой.

— Ты же шутишь? — откашлявшись, спросила ее.

Рина вздохнула и покачала головой.

— Если бы… Понимаешь, у нас с Хигаши все слишком сложно. Моя бабушка — настоятельница буддийского храма в Киото, и она у нас всем заправляет. Даже родители не осмеливаются ей перечить… А вот я решилась. Бабушка давно присмотрела для меня мужа… Тогда мне было, примерно, пять. И с тех пор я видела своего жениха ровно три раза. Согласись, маловато? — Я с пониманием кивнула в ответ. — Год назад я встретила Хигаши… и… тогда впервые ослушалась бабушку. Думаю, если мы поженимся, у нее не останется выбора, и она смирится.

— Вот это дела! — ахнула я.

— Да, но моему двоюродному брату приходится ещё хуже. Ему всего двадцать три, а его уже готовят в настоятели храма. Можно сказать, я паршивая овца в нашей семье.

— Неправда! — мой протест прозвучал слишком громко, и я поклонилась Сильвии, извиняясь за свои вопли. — Ты очень смелая, и твой парень должен гордиться тобой… Так что с женитьбой? Что он сказал?

— Ничего. Дал мне время ещё раз подумать над моим же предложением! — она выглядела расстроенной. — Нет… я знаю, он любит меня… Это все из-за болезни. Хигаши… наверное, думает, что испортит мне жизнь. Он не знает, что я знаю… А я не знаю, как ему об этом сказать, — скомкано проговорила девушка. — Я только хуже сделаю, если встану между ним и его матерью. Он — это все, что у нее есть. Я… совсем запуталась, — она опустила голову и покачала ей. — Извини, что вот так все вывалила на тебя. Дома я веду себя очень сдержанно, а здесь… Мне ведь даже поговорить не с кем.

— Не извиняйся, Рина, — я коснулась ее плеча ладонью и сжала его.

— Как бы я хотела быть другим человеком! Например, таким, как ты, Джули. Как же здорово иметь возможность делать то, что хочешь и быть рядом с тем, кого любишь! — воскликнула она.