Amore mio Юля Котова

— Он же не подоходный налог. Как я это сделаю? — Дарья потянулась к упаковке бумажных платков и, вытащив один, от души высморкалась. — Но… знаешь, он тоже недолго страдал, и двух недель не прошло, как он подцепил тебя. Это обидно, знаешь ли?

Я покончила с вином и отодвинула бокал. В желудке стало тепло, а в голове — туманно.

— Мой непродолжительный опыт отношений говорит о том, что многое можно разрешить одним лишь разговором.

Я выпила немного, но чувствовала, что созрела для того, чтобы начать раздавать советы двадцативосьмилетнему экономисту.

Девушка сразу оживилась и подалась вперёд всем телом. Видимо, я внушала ей доверие.

— Думаешь, мне стоит позвонить ему?

— Э, нет! Точно не сейчас. Это же классика: напиться и звонить бывшему… А, впрочем… — я повернулась к окну. — Хочешь звонить, звони. Вдруг завтра наступит конец света, а он так и не узнает ничего… Но… наверное, мне сначала стоит бросить его. Теперь моя очередь. Расскажи, как это правильно сделать.

Я повернулась к Дарье и, стоило нам только встретились взглядами, как мы начали дико ржать на всю виллу и окрестности.

Такими нас и обнаружил Бредин: поддатыми, весёлыми и голодными. Спустя несколько минут в кухню вошли и Марчелло с Жанной, и наша пьянка продолжилась.

На самом деле, это было удивительно. Проводить выходные в подобной компании мне еще ни разу не доводилось, но я быстро адаптировалась. Негласную субординацию никто не отменял, однако, я ощущала себя с этими людьми на равных и чувствовала, что они видят во мне и Бредине равных. Особенно, это касалось итальянского профессора. Возможно, дело было в ином менталитете, но в этом человеке удивительным образом сочетались мудрость и непосредственность в общении. Чего стоила одна его недавняя выходка, о которой мне рассказал Бредин. Одна из студенток, молодая мать, не смогла пристроить ребенка на время занятий и пришла с ним в универ. Марчелло почти шепотом читал лекцию, покачивая малыша в автолюльке. Это был прекрасный пример того, кто достиг определенных вершин, оставаясь отзывчивым и чутким человеком. И я была очень рада знакомству с такой неординарной личностью. Хотя не я одна.

Выгрузив Дарью у общаги, а нас с Брединым — за квартал от дома Сильвии, профессор в компании моего куратора скрылись в неизвестном направлении. И теперь я задумалась о том, что будет с этими двумя, когда закончатся полгода, которые Жанна Бернардовна должна была провести в Болонье.

Что это за город такой? Словно все сошли с ума с этой любовью?

Она была внутри меня и вокруг, вынуждала совершать глупости и чудить с удвоенной силой.

Я снова улыбнулась, вспоминая лицо Вета, когда мы с Дашей (теперь она стала просто Дашей) устроили ему шоковую терапию, представ перед ним в объективе одной камеры. Я была краткой, а вот аспирантка, которая была намного пьянее меня, очень долго с ним разговаривала, нарезая круги вокруг старинной мельницы. Хотелось бы верить, что Вет не станет держать на меня зла, и у этой чокнутой парочки все наладится. А ещё я надеялась, что это был самый нелепый случай расставания и примирения в истории человечества.

Мы шли по одному из многочисленных арочных переходов, намереваясь зайти в булочную, чтобы обеспечить себя провизией на весь оставшийся день. Погода была теплой и солнечной, но в тени каменной галереи уже ощущалась вечерняя прохлада. Мне снова казалось, что я каким-то чудом попала в эпоху Средневековья, и только длинноногая фигура Бредина отчасти удерживала во мне связь с реальностью. Я все еще не могла свыкнуться с мыслью, что теперь мы были вместе во всех смыслах этого слова. И то, что сердце приняло с охотой и мгновенно, мозг все продолжал анализировать.

— Чем займёмся? — спросил Бредин, закидывая руку мне на плечо.

Судя по его довольному лицу, мозг парня действовал заодно с остальными частями организма, и его вообще ничто не волновало.

— Я мечтаю принять душ или ванну, — от глобальных размышлений я перешла к тому, что волновало не только голову, но и тело. — У меня начинается депрессия, как представлю, какой дубак в ванной у Сильвии. Эта Даша, как утка, она истратила всю горячую воду с утра, и я домывалась чуть теплой. Я хочу горячую ванну. Чтобы вода была такой горячей, как… в общем, она должна быть очень горячей, понимаешь? — я с надеждой взглянула на парня.

— Я знаю, что такое «горячая вода», я тебя понял, Котова. Пожалуй, это я могу устроить, — он хитро улыбнулся. — При условии, что возьмёшь меня с собой. Ты так заманчиво все описала. Я, определенно, хочу принять с тобой ванну.

— Фу, нет! Это так негигиенично! — запротестовала я, отталкивая его.

Он резко остановился и, покрутив головой, прижал меня к стене дома.

— Да и пофиг, — его руки легли на талию. — Я мечтал об этом с того дня, как увидел тебя там в одном полотенце. Потом как-нибудь помоемся.

— Когда? Когда вернёмся в Россию?! — мой смех эхом отразился от сводов галереи.

Бредин поднял одну руку и потянулся носом к подмышке.

— Я даже ещё не пахну. Решайся, Юля. Или я сейчас просто приду и усядусь за планшет, и никакой тебе горячей воды. Нам надо готовиться к конференции, ты не забыла? — в его глазах плясали озорные искры.

Парень знал, что я совсем не возражала против совместного принятия ванны. Но я же Котова, а это значит — «через тернии к звёздам».

Я провела ладонями по его предплечьям и устроила их поверх лямок от рюкзака.

— Вот ты и готовься, — похлопала Бредина одной рукой.

Парень улыбнулся, сильнее прижимаясь ко мне всем телом.

— А как же проблемы современной молодежи? В прошлый раз мы с тобой не сошлись по этому вопросу.

— Отстань, Бредин! — я попыталась оттолкнуть его, но он держал меня очень крепко. — Не забивай мне голову всякой ерундой! Ты же у нас, типа, умный? Вот и давай пиши эти свои тезисы. Я прочту на конференции все, что ты скажешь.

— Ну и дела, — он снова заозирался, а затем положил ладонь мне на грудь под расстегнутым жакетом, сквозь футболку повторяя большим пальцем очертания соска. — И что же мне делать с таким кредитом доверия?

Я обняла парня за шею, сосредоточившись на его приоткрытых губах и собственных ощущениях внизу живота.

— Пользуйся моментом.

— Значит, ты, я и горячая ванна? — он наклонился, касаясь моего носа кончиком своего.

— Я подумаю, — и потянулась к его губам…

Но нашим планам не суждено было сбыться. Всему виной стала очередная влюбленная парочка. Японцы снова что-то не поделили. Хигаши ушел в неизвестном направлении, пока Рина сидела, закрывшись в той самой ванной комнате, на которую у нас с Брединым было столько надежд. Эта коммунальная квартира Сильвии меня раздражала и веселила одновременно. Но я бы не хотела жить в другом месте. Теперь точно нет.

— Что мне делать?! — Рина причитала знакомым взволнованным тоном. — Сильвия-сан уехала до вторника, вместо нее утром хозяйничала ее внучка, потом и она ушла. Этот baka (дурак) снова не взял свой мобильный!

Мы стояли у входной двери. Бредин снял со спины рюкзак и спросил у Рины:

— Как давно его нет?

Она взглянула на свой мобильный.

— Два часа и тринадцать минут.

— Подождем немного. Не волнуйся, еще рано и светло. Возможно, ему просто нужно остыть.

— Пусть только появится! Он так у меня остынет!

— Может быть, немного вина? — Бредин решил взять ситуацию в свои руки и потянулся к рюкзаку, где лежала бутылка, подаренная гостеприимным профессором.

— Да, — мы с японкой ответили в один голос. Я — устало, а Рина — с беспокойством.

Такими нас и обнаружил Хигаши: поддатыми, утомленными и взволнованными. Мы сидели в кухне Сильвии, запивая кастаньоле красным вином из винограда, выращенного Марчелло по технологии древних греков. И это было идеально для того, чтобы отпраздновать помолвку одной чокнутой японской парочки.

Японец, вернувшись из очередной самоволки, учтиво кивнул нам и водрузил на стол устройство, напоминающее формой что-то среднее между отечественной скороваркой и НЛО, а затем встал на одно колено перед Риной. Признаться, я подумала, что ему снова стало плохо. Но, пока Хигаши рылся в карманах куртки, Бредин уже сообразил, что к чему, и, ухватив меня под локоть, вывел из кухни.

Через несколько мгновений раздались радостные вопли Рины на японском. Мы решили дать им время, чтобы пережить этот важный момент наедине. Впрочем, это было решением Бредина.

— Я пропустила все самое интересное, — недовольно проворчала я, сидя на лестнице, ведущей на второй этаж.

Бредин сидел ступенью выше, обхватив меня своими длинными ногами и обнимая за талию.

— Ты всегда такая любопытная?

— Это не порок, — парировала в ответ.

— Согласен. Но ты бы точно не захотела собрать зрителей в такой момент, — вкрадчивым тоном проговорил парень.

— Умолкни, ты меня нервируешь.

— И чем же теперь? — он тихонько засмеялся, щекоча сзади шею своим дыханием.

— Сегодня воскресенье, так? — я повернулась к парню профилем.

— Ну.

— Так вот. В прошлое воскресенье я даже мысли не допускала, что буду сидеть с тобой вот так, — я коснулась его рук, удерживающих мою талию. — Про остальное вообще молчу, — и откинулась ему на грудь. — Ты пройдоха, Бредин.

Тот снова засмеялся. Он взял меня за подбородок и, закинув голову, начал целовать, но вдруг резко остановился.

— Юль, ну сколько можно? — и схватил пальцами за нос. — Меня уже тошнит от своей же фамилии. Говорят, нет ничего слаще, чем звук собственного имени. Теперь я это, как никто другой, понимаю.

— Да что ты там понимаешь?!

— Назови меня по имени, — попросил он.

— Нет, я… ещё не готова к такому серьезному шагу.

— Скажи, пожалуйста, — Бредин положил голову мне на плечо и тяжело вздохнул, демонстрируя свою печаль, — мне кажется, я ничего в жизни так не хотел. Скажи что-нибудь… не знаю… как дела, Рома. Или… Рома, у тебя аппетитная задница.

Я затряслась от смеха.

— У тебя тощая задница.

— Рома, — подсказал он. — Подожди, а с чего это она тощая? Вчера ты так не считала, — он накрыл ладонями грудь и присосался к шее.

Такими нас и обнаружила Вероника: озабоченными на всю голову.

Я не сразу ее узнала, а Бредин не сразу отпустил мою грудь. Это была эпичная встреча.

— Вероника? — мне наконец-то удалось смахнуть с себя брединские руки. — Что ты здесь делаешь?

— Это дом моей бабушки, — ответила девушка, и я почти услышала, как заскрипели шестеренки в моей голове, когда я стала сопоставлять факты.

Этого просто не может быть! Сомнений не возникало, во всем было виновато домашнее вино профессора Лоретти и чертовы древние греки.