Больше, чем желание

Глава 13

Кили обнажена. Каждый дюйм ее кожи бледный, сияющий, открытый. Она смотрит на меня голубыми глазами, наполненными не жалостью, а беспокойством. Желанием помочь и утешить. Она открылась мне, и словно говорит: я понимаю тебя, я с тобой.

Мой живот сжался в узел. Глаза жжет. Влага? Что она, черт возьми, со мной делает?

— Все хорошо, — это мягкое обещание в ее голосе практически ранит меня.

Я качаю головой, сначала медленно, но затем движение набирает обороты, и я снова и снова думаю о том, какой неправильной и ужасной была сегодняшняя сцена.

— Лучше бы ты этого не слышала.

Внезапно она обхватывает пальцами мои кулаки и целует мою сжатую челюсть. Я чувствую ее нежное прикосновение к живому, дышащему гневу внутри меня.

— Я знаю, — она уверяет меня. — И я знаю, что все, что он сказал, ужасно больно. Мне жаль. Действительно жаль. Но теперь я гораздо лучше все понимаю.

— Что понимаешь? Что я сломан? — слеза скатывается по моей щеке, а ярость заставляет мое сердце биться в бешеном ритме. — Ты и так это знала. Что хорошего в том, что сейчас ты увидела это изнутри?

Когда я мысленно прокручиваю каждое услышанное ею слово, моя кровь стынет от стыда. Слова моего отца — клеймо, очерняющее мою душу. Не существует способа унизить меня лучше, чем этот.

— Нет, это он сломан. А ты… — я слышу дрожь в ее голосе и рискую посмотреть на нее. Слезы льются из ее глаз, она кладет свою ладонь на мою щеку. — Ты выжил. Я так горжусь тобой.

Мои колени подгибаются, когда я слышу эти четыре слова. Всю свою жизнь я ждал, когда кто-нибудь скажет мне эту фразу.

Я сдерживаю слезы и пытаюсь контролировать голос.

— Он оставил на мне много шрамов.

— Да, оставил, — она говорит серьезно, глядя мне в глаза, не стыдясь своих эмоций. — Но они сделали тебя сильнее. Лучше. — Она кладет руку мне на грудь. — А здесь мягче.

Я дергаюсь всем телом и стискиваю зубы.

— Я не хочу быть мягче!

— Это не так уж плохо, — ее пальцы проходятся по моей щеке. — Это то, что отличает тебя от него. Он не способен на заботу об окружающих, даже его собственных детях. Ты прав. Он умрет в одиночестве, так и не узнав любви. Он пожнет то, что посеял. У тебя есть шанс стать другим.

Услышав ее, я увидел ситуацию по-другому. Но я не могу злиться на него за то, что он не умеет заботиться о других, когда сам боюсь это делать.

Я делаю глубокий вдох, опускаю голову. Я все еще взвинчен и вывернут наизнанку. И я изо всех сил стараюсь применить знакомую логику к своим эмоциям. Например, если А плюс В равно С, то А плюс С должно равняться Б. Я знаю, что математически это неверно, но, когда речь идет о чувствах, это работает. Если обида плюс обида равняются эгоистичному ублюдку, тогда обида плюс эгоистичный ублюдок должны равняться обиде. В этом есть смысл.

— У тебя есть шанс очиститься от всего, что он на тебя вывалил, и не чувствовать себя сломанным, Максон. Отпусти его и стань счастливым.

Она говорит очень тихо. Каждое произнесенное слово заставляет мое сердце сжаться. Но то, что именно она говорит, действует как пощечина. Забыть все, что этот старый ублюдок когда-либо говорил или делал со мной? Продолжать так, как будто его унизительное отношение ко мне в течение тридцати трех гребаных лет не имеет значения? Я не могу даже заставить себя притворяться, что забыл и отпустил. Как это сделает меня счастливым?

Я смотрю на Кили. Циничный ответ чуть не срывается у меня с языка.

Но я останавливаюсь. Думаю.

Что хорошего в том, чтобы тратить столько энергии и ненависти на мудака, которого я редко вижу, и пренебрегать жизнью?

И вот я снова на развилке. Я могу быть ублюдком, как мой отец. Это, безусловно, легче всего. В конце концов, я учился у лучшего в своем деле.

Или я могу быть самим собой.

Я набираюсь мужества, чтобы просто открыть глаза и посмотреть на Кили. Никак не могу скрыть ту неразбериху, что словно блендер взбивает мои внутренности. На этот раз я даже и не пытаюсь. Я просто поднимаю голову и встречаю ее взгляд.

Мои глаза слезятся, поэтому я вижу ее размыто. Я сжимаю зубы. Не могу вспомнить, плакал ли я когда-либо во взрослой жизни вообще. Уверен, выглядит это отвратительно.

Это похоже на несущийся без тормозов поезд, и я не могу его остановить. Особенно, когда вижу сочувствие в ее голубых глазах. Это убивает меня.

Я беру ее за плечи, чтобы удержать. Она сокращает расстояние между нами и обнимает меня. Боже, как чертовски сильно я нуждаюсь в ее прикосновениях… хотя от этого я растекаюсь еще большей лужицей.

Моя грудь вздымается. Я рвано дышу и всхлипываю. Еще одна слеза скатывается по щеке. Та часть меня, которая сопротивляется переменам, хочет это прекратить, но я понимаю, что мне это нужно.

— Я рядом с тобой, — она клянется. — И я поймаю тебя. Просто… падай.

Если бы передо мной стоял кто-то другой, я бы усмехнулся и сказал ему отвалить. Но я верю Кили. Эта женщина для меня все. В этот момент я почти уверен, что несмотря ни на что она тоже любит меня. Иначе зачем ей еще возиться с плачущим ребенком? Сострадание и все такое? Не знаю, мне хочется верить, что она не утешает первых встречных. И тот факт, что я для нее особенный, наполняет меня покоем и теплом, сглаживающим раны, которые отец с таким упорством оставлял на протяжении всех этих лет. Мне нужно больше Кили, больше ее заботы.

Я беру ее руки и прижимаю к своей груди. Я чувствую себя полноценным, когда ее сердце бьется в такт моему. Но это ощущение выворачивает меня наизнанку. Щит вокруг моей души распадается на части, когда мы вместе. И все, что я могу сделать, это продолжать обнимать ее и позволять себе чувствовать.

Я прижимаю ее к себе так крепко, что между нами не остается ни миллиметра. Я чувствую ее запах, чувствую ее всю целиком, вдыхаю ее. Я буквально рыдаю, уткнувшись в ее волосы. Часть меня ждет, что она засмеется, назовет меня тряпкой и скажет, что мне пора взрослеть и мужать. Но эта роль досталась лишь моему отцу. Кили никогда так со мной не поступит. Она просто успокаивает меня медленными движениями ладоней по моей спине, утешает меня поцелуями в шею и в щеку. Я чувствую ее нежность, которая как одеяло укутывает меня в безопасности и заботе.

Любви.

Мысль о том, что эта женщина отдаст мне свое сердце, одновременно обнадеживает и пугает. Что, если я его разобью? Я никогда бы не сделал это осознанно, но иногда я веду себя как бездумный осел. Она дарит мне что-то ценное. Мне нужно понять, как не облажаться. И это пугает меня еще больше, потому что я понятия не имею, как это сделать.

Я дрожу, пытаясь сдержать рыдания. Но останавливать их сейчас — бессмысленно, поэтому я просто смирился. Не то чтобы у меня был выбор…

Ее губы прижимаются к моему виску. Она дышит мне в лоб. Мне приходится наклониться, чтобы она могла дотянуться до меня. Но усилия того стоят, особенно когда она откидывается назад, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Лучше?

И да, и нет. Я в растерянности.

— Не знаю.

Она смотрит на меня с понимающей и мягкой улыбкой.

— Зато честно.

— Почему ты сейчас рядом? Почему тебе не все равно на то, что со мной происходит? Я вел себя как полнейший мудак. Я пытался заставить тебя делать то, что идет в разрез с твоими убеждениями.

— Да, а еще ты постоянно пытался затащить меня в постель. Но под всем этим я вижу тебя. Не дерзкого симпатичного ублюдка, которого ты показываешь всем остальным. Я вижу мальчика, которым пренебрегали, которого обижали. Я вижу мальчика, который так и не научился доверять своему сердцу. Я вижу человека, который до смерти хочет, чтобы кто-то о нем заботился, подарил ему вечную преданность. И любовь. Он сильный… но так боится попросить о том, что нужно ему больше всего.

Я выдавливаю стон и прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Я жалкий.

— Я много как могу тебя назвать. Но точно не жалким, — она запускает руку в мои волосы. — Максон?

Что-то меняется в ее голосе и заставляет меня вглядеться в ее лицо. Я вижу не просто нежность. Я вижу приглашение.

— Да.

— На случай, если ты не заметил, я голая. И я хочу быть с тобой, — рукой она ласкает мой затылок. — Займись со мной любовью.

Мое сердце останавливается. Она серьезно сейчас? Я ждал ее. Я тосковал по ней бесконечные дни и ночи. А она хочет меня с красными глазами, мокрыми щеками и забитым носом?

Теперь официально: я никогда не пойму женщин. Но за эту женщину я благодарен.

— Ты уверена? — хрипло спрашиваю я.

Кили улыбается, и я вижу в ее больших голубых глазах лишь уверенность.

— Ты пытался затащить меня в постель почти три недели, а сейчас сомневаешься?

— Я хочу, чтобы ты была уверена.

— У меня нет ни малейших сомнений.

Это все, что мне нужно было услышать.

Кили верит в родственные души. Я никогда особо не думал об этом, но теперь мне интересно: существуют ли они?

Я поднимаю ее и сажаю к себе на колени. Она обнимает ногами мои бедра. От взгляда, которым мы обмениваемся, у меня перехватывает дыхание.

Я не могу оторваться от нее ни на секунду, и целую ее. Сегодня она полностью моя, и я хочу, чтобы она это чувствовала. Я в восторге от того, как она со стоном прижимается ко мне.

Я тону в ее губах, ее поцелуях, но мне все же удается пробраться через кухню и прихожую. Я так благодарен себе за то, что у меня нет лишнего хлама, и ничего нам не мешает. Когда я переступаю порог своей комнаты, путь к кровати остается расчищенным.

Одной рукой я срываю одеяло, подушки падают и разлетаются. Меня манят свежие белые простыни. Я кладу Кили в центр кровати.

Она выглядит идеально, она так подходит этому месту. Я столько раз фантазировал о том, что она будет лежать в моей постели, закидывать на меня руки и ноги по ночам, прижиматься ко мне утром, чтобы согреться. Но теперь она смотрит на меня так, как будто тоже хочет всего этого и даже больше. Ей нужно то, что я никогда никому не давал — мое сердце, моя душа, наше совместное будущее.

Еще неделю назад я сомневался, что когда-нибудь смогу дать кому-то все это. Теперь я серьезно думаю, смогу ли я разделить с ней каждое мгновение и — может быть, впервые — стать счастливым.

Я цепляюсь за нее, впиваюсь в ее красоту. Я понятия не имею, как она, увидев мое уродство, решила, что я ей все еще нравлюсь. Единственное объяснение из всех возможных — мне повезло.

Ее пальцы взбираются по моим рукам, обвивают мои плечи и тем самым отвлекают меня от размышлений. Когда она обнимает руками мою шею и тянет меня вниз, я не борюсь с желанием прижаться к ее голому телу и снова погрузиться в ее рот. Моя обнаженная грудь прижимается к ее, и из горла вырывается стон.

В прошлом, мне было хорошо с женщинами. Я хотел их, они возбуждали меня. Но никогда раньше я не чувствовал себя с женщиной так правильно.

С Кили я чувствую это.

Я растворяюсь в ней. Она милая, мягкая и открытая подо мной. Ее бедра раздвигаются, и я проскальзываю между ними, внутренне раздражаясь от того, что на мне все еще пижамные штаны. Я бы мог стянуть их вниз, достать из тумбочки презерватив и оказаться внутри нее за пару мгновений, если бы захотел. И я хочу… но не делаю этого.

Последние пару недель я только и думал о том, как бы я мог коснуться Кили, как бы еще я мог ее взять в ту первую ночь. И я не упущу эту возможность сейчас. Да, я хочу того, чего хочу, тогда, когда хочу, и на этот раз я полон решимости взять, что принадлежит мне. Но больше этого я хочу, чтобы у нее кружилась голова, а глаза закрывались от удовольствия. Я хочу дать ей все, чего она только могла бы пожелать. Я просто не могу вести себя как нетерпеливый придурок.