По осколкам нашей любви

— Всегда есть риск еще одной внематочной беременности, но нет, доктор сказал, у меня может проходить здоровая беременность.

— Ладно, так… ты не хочешь их? Или боишься? — Я пожала плечами. — Ты хочешь детей, Ханна? — настаивал Коул на ответе. — Я сжала губы и кивнула. — Тогда однажды… ты станешь достаточно храброй. — Он казался таким уверенным, что мне больше не оставалось, как понадеяться на его правоту.

Коул был не единственным, кто пытался заставить меня позвонить Марко и рассказать ему о Джарроде. Элли тоже. Несмотря на то, что семья была рядом со мной в трудную минуту из-за потери ученика, они, похоже, не понимали, что я бы справилась сама.

Утро четверга наступило слишком быстро. Я оделась в консервативное черное платье-карандаш, которое иногда надевала в школу, и позаимствовала длинное черное шерстяное пальто Элли. Мать Джаррода решила устроить похороны на могиле сына, а не внутри церкви. Когда я приехала, колени чуть не подкосились при виде его мамы. Я не знала, видела ли прежде такое опустошение.

Харви, младший брат Джаррода, прильнул к матери с широко раскрытыми глазами.

Слезы тут же свободно вырвались наружу, когда я нашла место в толпе скорбящих рядом с началом. Я узнала несколько лиц его одноклассников — Томас и Стэйси были тут с родителями. После того, как проговорил священник, гроб Джаррода был спущен в могилу.

Мать Джаррода бросила розу. Девушка, которую я не знала, шагнула вперед и бросила другую. За ней последовала Стейси, а затем пожилая женщина, которая сразу же после этого крепко обняла маму Джаррода.

Когда наступила моя очередь, я шагнула вперед, пока бумага в моей руке впивалась в кожу. Я осторожно бросила ее в могилу. На ней были слова, которые я позаимствовала у Шекспира.

— Спи, милый принц.

Спи, убаюкан пеньем херувимов!

Это был мой способ попрощаться и дать ему понять, что он имел для меня значение, что я видела его таким, каким он был на самом деле, и что хотела, чтобы он нашел покой, где бы ни был сейчас.

— Спи, милый принц.

Спи, убаюкан пеньем херувимов!

Я отступила в толпу, дыша с дрожью, когда священник начал произносить последние слова. Погруженная в печаль, я смутно осознавала, что люди рядом со мной смещались, но не подняла глаза.

Я не смотрела вверх, пока меня не всполошили теплые, грубые пальцы, скользящие по моим, чтобы крепко сжать мою руку. Дыхание покинуло меня, когда я повернулась и увидела Марко.

Меня охватили шок, облегчение, неверие и благодарность.

Его добрые глаза встретились с моими, и он крепче сжал мою руку.

Слова Элли, сказанные несколько месяцев назад, внезапно всплыли в моей голове:

Пять лет назад ты начала закрываться от нас, притворяясь, что все нормально, и решив заботиться о себе самой без нашей помощи. Ты должна это прекратить. Не только ради себя, но и нас. Мы всегда рядом, если будем нужны тебе, и честно говоря, нам нужно, чтобы ты в нас нуждалась.

Меня поразила правда в том, что она все время была права. Я нуждалась в них, мне был нужен Марко, и я знала, что Марко нуждался точно так же, как и семья нуждалась в том, чтобы я просила их о помощи. Поэтому я дала ему понять об этом.

Спасибо.

Марко прочел безмолвное послание в моих глазах и в ответ прижался губами ко моему лбу, дабы утешить. Я закрыла глаза, кладя голову ему на плечо, и слушала, как священник хоронил Джаррода Фишера.