Неприступный герцог

Глава 19

Абигайль ощутила тяжелую мужскую руку, лежащую у нее на животе и крепко обнимающую ее за талию. Яркий луч солнца бил по опущенным векам, но Абигайль не открывала глаз. Ей вообще не хотелось шевелиться. Да она и не могла. Мышцы болели даже такие, о существовании которых она до этого дня совершенно не подозревала. Сколько раз они с Уоллингфордом занимались любовью? Она сбилась со счета. Может, четыре или пять. А в промежутках между этим он доводил ее до экстаза с помощью языка или пальцев, словно хотел выяснить, сколько удовольствия она сможет вытерпеть.

Судя по всему, очень много.

Бьющий в глаза свет стал нестерпимо ярким, поэтому Абигайль открыла глаза и посмотрела на лежащего рядом мужчину. Он распростерся на животе, словно мальчишка, с взлохмаченными темными волосами и приоткрытым ртом, и казался таким расслабленным, таким счастливым. Солнечные лучи блуждали по его мускулистой спине, окрашивая ее в золотистый цвет.

Ее любовник. Герцог Уоллингфорд.

Абигайль не питала иллюзий. Да, он любит ее. Или думает, что любит. Она значит для него больше, чем любая другая женщина. Да, она завладела его сердцем. Но со временем он начнет отдаляться от нее. Со временем другая женщина привлечет его внимание, даже если он будет преданно любить ее, Абигайль. Поначалу будет сопротивляться пагубной страсти, но в один прекрасный момент сила воли его подведет. Это неизбежно. Склонность к беспорядочным связям была у него в крови. Абигайль знала это с самого начала и повторяла себе в который раз, что испытывает к красавцу герцогу лишь плотский интерес. Ею руководила одна безудержная страсть, ибо она намеренно оберегала свое сердце от более глубоких эмоций.

Однако нельзя было и дальше отрицать очевидное: она любит Уоллингфорда — его могущественность, скрытую нежность и человеческие недостатки. Она любит каждой частичкой своего тела, души и сердца. Готова оставаться рядом с ним на любых условиях, и даже выйдет за него замуж, если он станет настаивать. Она будет получать от него все возможное удовольствие и радость до тех пор, пока он не решит от нее отдалиться. Ей будет больно, когда это случится, потому что любовь ее слишком сильна. Но раз цена такова, она ее заплатит.

Абигайль всегда хотела испытать невероятную страсть, и она ее испытала. Она должна была трепетать от восхищения, ибо как часто кому-то выпадает шанс пережить нечто подобное в нынешний век паровых машин и электрических ламп?

Уоллингфорд открыл глаза и сонно заморгал.

— Абигайль.

— Доброе утро.

Он поднял голову и подпер ее рукой.

— Дорогая, что случилось?

— Ничего, — прошептала Абигайль.

— Ты плачешь.

— Всего лишь от счастья. — Абигайль вытерла слезы.

— Мм… — Уоллингфорд заключил ее в объятия и поцеловал. — Но я все равно счастливее, потому что чувствую себя совершенно новым человеком — искупившим грехи и очистившимся.

— Да уж, ты искупил их сполна и прощен.

Уоллингфорд рассмеялся:

— Я подразумевал вовсе не это, хотя испытал облегчение от того, что ты не убежала от меня с криком, как в прошлый раз.

— На самом деле я кричала довольно много. Как и ты. — Абигайль положила голову на грудь возлюбленного. Солнце согревало спину, а Уоллингфорд — грудь. Вот сейчас бы еще чашечку кофе, и мир был бы просто идеален.

Уоллингфорд погладил ее по руке.

— Абигайль, я понимаю, что ты не переносишь само слово «замужество»…

— Вовсе нет.

— И пока не стану упоминать его снова, но должен ясно выразить свои намерения: я хочу, чтобы ты стала моей женой. Эта ночь связала нас с тобой воедино, и я просто обязан жениться на тебе. — Уоллингфорд поцеловал руку Абигайль. — Да ты и сама знаешь это.

— Знаю.

— Я не хочу давить на тебя, но и сдаваться не желаю. Если мне придется жениться на тебе на смертном одре, я сделаю это, и да поможет мне Господь.

Абигайль ничего не ответила.

— Ты не веришь мне?

— Ты говоришь такие глупости, Уоллингфорд. Жениться на смертном одре… Зачем воспринимать все настолько серьезно?

Уоллингфорд вздохнул:

— Абигайль, я дарю тебе свою вечную любовь. Клянусь! Я обещал Морини…

Морини!

Абигайль подскочила на кровати, точно ее ударило током, и все мышцы отозвались болью.

— Что ты сказал?

— Там, в замке, я пообещал, что, если она скажет, куда ты уехала, я сделаю тебя счастливой…

Абигайль задрожала.

— Ты видел ее? Видел Морини?

— Нет. — Уоллингфорд приподнялся на локтях. — Она ведь призрак, не так ли? Я ощущал ее присутствие: стоял посреди кухни и разговаривал со стенами, точно сумасшедший, потому что больше не знал, что делать. С тобой все в порядке, дорогая? Ты дрожишь. — Уоллингфорд взял любимую за плечо и уложил обратно на подушки. — Господи! Ты словно листок на ветру. Ты думала, я не знаю?

— Я думала, ты не веришь в призраков. — Абигайль покачала головой, силясь осознать сказанное Уоллингфордом. — Она разговаривала с тобой? Ты ее слышал?

— Она послала мне записку через служанку.

— И это все? Ты ее не видел и не слышал?

— Нет. Я не мог ее увидеть. Точно так же, как ты не можешь видеть Джакомо. С тобой все в порядке?

— Да. — Абигайль заставила себя разжать пальцы. — Ну конечно, ты не можешь ее видеть. Для этого нет причины. Ничего ведь не изменилось. Записка у тебя? Могу я на нее взглянуть?

— Если хочешь. — Уоллингфорд поцеловал Абигайль в макушку, встал с кровати и застонал. — О Боже, ты выпила из меня все соки.

— Раз уж ты встал, — хитро произнесла Абигайль, — не мог бы ты попросить, чтобы сюда принесли кофе?

— Конечно.

Совершенно обнаженный, Уоллингфорд прошел через всю комнату. Абигайль откинулась на подушки, укрылась одеялом и тут же ощутила легкий аромат бергамота. Она обняла подушку Уоллингфорда и зарылась носом в чистую наволочку. Из соседней комнаты доносился звучный голос герцога, отдающего распоряжения.

Он признался Абигайль в любви. Рассказал об этом Морини, но проклятие не исчезло. Он по-прежнему не мог видеть и слышать экономку.

Что это значит? Что он не любит ее по-настоящему? Или то, что его любовь — совсем не та, что требуется для снятия проклятия, наложенного синьором Монтеверди?

А что, если никакого проклятия вообще не существует? Может, все они просто стали игрушкой в руках скучающих в замке призраков Морини и Джакомо?

— Вот она. — В дверях возник Уоллингфорд, освещенный золотистыми лучами солнца, просачивающимися сквозь полузадернутые занавески. Он подал Абигайль сложенный вчетверо листок бумаги. — Кофе сейчас принесут.

— Спасибо. — Абигайль села, облокотившись спиной о подушки. Уоллингфорд устроился рядом с ней, поцеловал кончики ее волос, шею, а потом принялся ласкать соски. От прикосновений любовника по телу разлилась теплая волна. Абигайль развернула записку и попыталась разобрать написанные корявым почерком слова.

«Синьор герцог, Вы спрашивали, где отыскать синьорину. Она отправилась в Рим со своей сестрой, чтобы посмотреть на автомобиль синьора Берка. Вы должны разыскать ее и сказать ей…».

Уоллингфорд наклонил голову и втянул губами тугой сосок, отчего у Абигайль перехватило дыхание. Слова записки поплыли у нее перед глазами.

— Перестань, — попросила она. — Я стараюсь прочитать записку.

— Не могу остановиться…

Абигайль подняла листок бумаги чуть выше.

«…о своей любви и пообещать, что эта любовь продлится вечно. Затем вы должны передать ей записку от синьоры Морини. Вы должны…».

— О! Перестань. Я не могу… о!

Палец Уоллингфорда скользнул между ног возлюбленной.

— Не обращай на меня внимания. Я просто освежаю память. Какая ты влажная, любовь моя. Ты всегда просыпаешься в таком состоянии?

— Это важно… — простонала Абигайль и запрокинула голову.

— Жизненно важно. — Язык Уоллингфорда перекочевал на другую грудь, в то время как его палец описывал те же чувственные круги, от которых Абигайль едва не лишилась чувств прошлой ночью. — Продолжай читать, дорогая. Ты уже дошла до места, где говорится о моей вечной любви?

Она едва не смяла записку и усилием воли заставила себя открыть глаза.

«Вы должны сказать ей, что синьорина Монтеверди живет сейчас в монастыре Сан-Джюсто в Сиене. У нее есть инструкция для синьорины Абигайль, прежде чем…».

— Что? — Абигайль вскочила.

— Что ты делаешь, черт возьми?! Ляг назад. — Уоллингфорд тронул ее за плечо.

— Нет! Мы немедленно должны отправиться в путь! Где моя одежда?

Абигайль попыталась выбраться из постели, но герцог крепко держал ее за плечи.

— Мы никуда не поедем. И вообще — что за спешка?

— Это очень важно! — Она потянула его за руки.

— Господи, да я занимаюсь с тобой любовью. Что может быть важнее этого? — Уоллингфорд заговорил как настоящий герцог, не готовый терпеть отказ.

— Это! — Абигайль потрясла перед его носом запиской. — Мы немедленно должны отправиться в Сиену!

— В Сиену? Но почему именно туда? — Уоллингфорд вырвал записку у Абигайль.

— Потому что там живет синьорина Монтеверди! Она действительно там! В монастыре!

— Кто она такая?

— Ты это читал?

Уоллингфорд посмотрел на записку.

— Конечно. Я должен был разыскать тебя в Риме и… о, верно: Монтеверди, Сиена…

Абигайль ударила его по плечу.

— Почему ты раньше не сказал, что Морини передала мне записку?

— Потому что это вылетело у меня из головы из-за всех этих гонок, свадьбы и ночи с тобой. И потом здесь ведь ясно сказано, что прежде всего я должен признаться в вечной любви синьорине Абигайль. — Он торжествующе помахал запиской.

— Но ведь ты признался мне в любви прошлой ночью! Мы уже могли бы подъезжать к Сиене! — в отчаянии воскликнула Абигайль.

Уоллингфорд с сомнением посмотрел на нее.

— Ты с ума сошла?

— Нет, я совершенно нормальна. — Абигайль свесила ноги с кровати. — Я должна пойти в свою комнату и собраться, а ты пока попроси подать экипаж, который отвезет нас на станцию.

— Успокойся, Абигайль, — сказал Уоллингфорд, беря ее за руку.

— Я спокойна!

— Нет, ты крайне возбуждена.

— Это важно, Уоллингфорд.

Герцог поцеловал любимую в плечо.

— Это важно. И это. — Он поцеловал ее в шею.

— Ты не понимаешь, — возразила Абигайль, хотя не сопротивлялась, когда Уоллингфорд утащил ее назад в постель.

— Ну уж полчаса это точно может подождать. Скоро принесут кофе. Ты же не можешь отправиться в дорогу, не позавтракав? Тебе нужны силы. — Он мигом оказался сверху возлюбленной и принялся ее жадно целовать.

— Мои вещи…

— Я прикажу служанке их собрать. А лакей позаботится об экипаже и билетах на поезд.

— Ты не понимаешь… — Абигайль не могла мыслить здраво и не помнила, о чем таком важном она говорила, когда ее целовали эти томные губы и ласкали нежные пальцы.

— Успокойся, дорогая. В нашем распоряжении все время мира. Пусти меня, давай вновь займемся любовью. — Уоллингфорд шевельнул бедрами, и лоно Абигайль тотчас же обожгло точно огнем, а мысли смешались. — Обещаю, ты не пожалеешь.

Абигайль покорилась и обняла любимого за шею.

— У тебя пять минут, не больше. * * *

Полчаса спустя

— Абигайль, дорогая, твой кофе.