Сицилиец для Золушки

— Мария, моя сучка желанная, — пророкотал Дарио признание, от которого еще сильнее закружилась голова.

Один толчок бедрами и раскаленная плоть соединилась с моей, жаждущей его каждой клеткой. Бездна наслаждения между нами утягивала с каждым движением навстречу. Перо стало теплым и касалось клитора на каждом ударе. Дарио брал меня жестко, быстро. Вцепившись в волосы на затылке неотрывно смотрел в мои глаза.

Я плыла, погружаясь все глубже в смолу его зрачков. Не могла молчать, шептала, как сильно я люблю его. А в момент взрыва оргазма слезы брызнули из глаз. Накопленная депрессия нашла выход в истерике.

Брунетти накачал меня своей огненной спермой под завязку, так, что аж хлюпало между ног.

Обессиленную и умиротворенную взял на руки и отправился со мной в спальню. Мне было удивительно уютно и тепло в его объятиях. Хотя, чему я удивляюсь, он весь в шерсти, в завитках черных волос на груди, как снежный человек. Дарио мог на снегу спать с его косматым покровом и закаленным телом.

Это я истощала и извелась от нервного изнеможения. А бородачу хоть бы хны. Надо будет обязательно потрепать его выдержку какими — нибудь несуразными выходками, что б этот дремучий исполин прочувствовал на своей толстой шкуре, как это неприятно и обидно, когда тебя отвергают и наказывают одиночеством и пренебрежением целыми месяцами.

— Завтра будем делить участок вокруг дома, — прощебетала я, зевая по деловому.

— Поделим поровну. Все твое, — усмехнулся Брунетти, целуя меня в висок, — А ты моя!