Ярость и пули

Глава 4

Зверь

Эмили

Очень осторожно я нажимаю на край шва, проходящего вдоль скулы Хасса, и он вздрагивает, прежде чем оттолкнуть меня шлепком по руке.

— Стоп! — шипит он, его идеально очерченные брови сходятся вместе, когда он оскаливается на меня.

Я прижимаю руки к груди и закатываю глаза. Невозможно смотреть на этого парня без его криков «ой-ой». Наверное, именно это я больше всего ненавижу в работе в больнице — ипохондриков. Удивительно, как много людей преувеличивают боль или травмы. Я понимаю, у некоторых людей болевой порог ниже, но да ладно. Обычная головная боль из-за стресса даже и близко не похожа на ту, что связана с опухолью головного мозга.

— Иисусе, ты позволишь девчонке проверить твои швы? — протестует Тэд с полным ртом блинов. — Ты ведешь себя как чертов ребенок.

Хасс фыркает, прикладывая свободную накачанную руку к груди.

— Ну, это чертовски больно.

— Знаешь, что причиняет мне боль?

— Я попал в автомобильную аварию. И мне насрать на твою боль, но…

Тэд проглатывает еду и указывает кончиком вилки на Хасса.

— Эта чертова рубашка на тебе. Что это вообще за цвет? Педиковато-розовый?

Посмеиваясь, я направляюсь к раковине. Оглядываясь назад через плечо, вижу, как Хасс зажимает яркую ткань между большим и указательным пальцами.

— Это лососевый! Сколько раз я должен это повторять?

— И сколько раз я должен говорить тебе, что это не гребаный лососевый цвет, — спорит Тэд. — Она розовее, чем соски у альбиноса.

Я фыркаю, отворачиваюсь и тянусь за бутылочкой с жидким мылом. Нажимаю один раз и намыливаю руки. Когда зависаешь с Тэдом и Хассом, скучно не бывает. Их разговоры угарные, неуместные и совершенно противные.

— А у альбиносов вообще розовые соски? — спрашивает Хасс, и я оглядываюсь через плечо.

Он почесывает голову, кончики пальцев пробегают по пылающей татуировке черепа, которую я так ненавижу. Они оба обдумывают этот вопрос, прежде чем взглянуть на меня в поисках ответа. Я откидываю голову назад, поморщившись. Они издеваются? Во-первых, такой вопрос задавать неуместно, а во-вторых, я никогда не задавалась вопросом, розовые ли соски у альбиносов.

— Откуда мне знать? По-вашему, я похожа на альбиноса?

— Ты немного бледная, — подмечает Хасс, получив кивок согласия от Тэда.

Я смеюсь.

— Катись-ка ты отсюда.

Повернувшись, я ударяю по крану, и начинает литься вода. Подставляю руки под тонкую струю и позволяю воде смыть мыло с моей кожи. Парни гогочут от смеха, но я их игнорирую.

— Расскажи нам, Котенок. Твои соски розовые? — спрашивает Хасс, его голос полон веселья и неподдельного интереса.

Закрыв кран, я оборачиваюсь и смотрю на него, сидящего на деревянном барном стуле напротив Тэда, его колени прижаты к посудомоечной машине.

— Тебе следует спросить Джая, — говорю ему, зловещая улыбка расползается по моим губам. — Он-то знает.

Тэд поднимает руки, отказываясь дальше участвовать в разговоре.

— О нет. Я пас. Джай надерет твой и так искалеченный зад, я не хочу иметь с этим ничего общего.

Хасс смотрит на Тэда.

— Ты боишься?

— Боюсь? Неа. Я умный. Кроме того, трахаться с такой девушкой? Нет, спасибо.

Это не оскорбительно. Мне нравится производить в той или иной степени впечатление на каждого мужчину, которого встречаю. Вот какая девушка не любит чувствовать себя желанной и красивой? Покажите мне одну, и я покажу лжеца.

— Такой девушкой? — спрашиваю я, опираясь на стойку. — А что не так с такими девушками, как я?

— У всех вас этот безумный взгляд. Это тревожит.

— Безумный взгляд?

— Угу. «Я перережу твой член тупыми ножницами, если ты посмотришь на меня не тем взглядом». И не смей изображать невинность. Я отчетливо помню, как ты напала на меня, как летучая мышь из ада, когда я впервые появился.

— Джай не предупредил, что ты придешь. Я запаниковала.

— Ты меня чуть до смерти не задушила. А знаешь что? Это не имеет значения. Моя мама надерет мне зад, если я когда-нибудь приведу белую девушку на семейный ужин, особенно после последнего.

Хасс фыркает, его серые глаза вспыхивают интересом.

— Ей не нравятся белые девушки?

— Ей нравятся белые девушки... при условии, что я не буду заделывать с ними детей.

Тэд подцепляет омлет ложкой и запихивает его в рот. Когда он понимает, что мы с Хассом смотрим на него, пожимает плечами, глотает и объясняет:

— Она очень гордится своим наследием и не хочет разбавлять генеалогическое древо.

Хасс смеется и хватается за стакан с чистой холодной водой.

— Полная лажа.

— Это моя мамулечка.

Тэд хохочет, а Хасс пьет воду. Опустошив стакан, Хасс ставит его на кухонную стойку и вытирает рот, прежде чем широко улыбнуться в моем направлении. Самодовольный ублюдок.

— Ну? — намекает он, слегка откидывая голову назад.

— Ну... что?

— Твои соски. Какого они цвета?

Он одаривает меня пошлой ухмылкой, за которую Джай убил бы его. Честно говоря, я никогда не была девушкой с одним мужчиной... до недавнего времени. Мысль о привязанности к одному человеку — одной душе — тревожит. Любопытно, что я решаю воспользоваться возможностью проверить себя и испытать свои сильные чувства к Джаю, попытавшись ответить на вызывающую ухмылку Хасса. Могу я это сделать? Я чувствую, как мое лицо напрягается, и непроизвольно хмурюсь. Наверное, я стала другой женщиной. Джай так сильно на меня влияет? Неужели я питаю к нему такие сильные чувства, что не хочу быть ни с кем другим?

С физической точки зрения, Хасс должен был бы воспламенить меня и возбудить. Он высокий, сексуальній, уверенный в себе, и в нем есть как раз нужное количество непристойности, но желания просто нет. Я бы не стала дважды думать о том, чтобы трахнуться с ним в свои «пред-Джайские» дни... но сейчас все по-другому. Теперь я не хочу делить свое тело с кем-то еще.

Оглушающие шаги гремят по веранде, становясь все громче и громче. И только тогда я растягиваю губы в ухмылке.

Потому что знаю, чьи это тяжелые ноги вызывают такой шум, и принадлежат они моему зверю.

— Спроси его, — говорю Хассу, победно улыбаясь.

Дверь распахивается, тонкое дерево ударяется о стену дома, и вот он.

Каждый его сердитый сантиметр.

Плечи Джая расправлены, брови нахмурены, а красивое лицо испорчено кровоточащей разбитой губой. Полагаю, разговор с Джоэлом прошел не очень гладко.

Джай проносится через кухню, яростный и смертоносный, как торнадо, и быстро поднимается вверх по лестнице, топая по половицам, как будто роняет камни.

Хасс снова поворачивается к тарелке и берет вилку.

— Я пас.

Попивая свой сок, Тэд тихо ржет. За убийственным Джаем пробегает Джоэл. Его лицо дикое и сердитое, но глаза выдают — он в панике и разочаровании, подчеркнутым блеском сожаления. Джоэл направляется к лестнице, но не поднимется по ней. Только через мой труп. Я отталкиваюсь от стойки и быстро пересекаю комнату. Встав перед Джоэлом, преграждаю ему путь наверх. Я не позволю ему еще больше расстраивать Джая. Не сегодня.

Джоэл успокаивает дыхание, выдыхая через нос.

— Я просто хочу извиниться. Вот и все.

Я пожимаю плечами.

— Дай ему немного времени.

Если я позволю Джоэлу сейчас подняться наверх к Джаю — в том состоянии, в котором он сейчас находится — знаю, что Джай, в конечном итоге, сделает что-то, о чем потом пожалеет. Я видела темноту в его глазах, когда он вошел в дом, и это был не гнев от давления, которое его брат оказал на него.

Это была ярость.

Смертельная ярость.

Соедините это с тем, что Джоэл, по-видимому, ударил Джая, и у вас получится идеальный коктейль для смерти одного человека.

Мурашки бегут по моим рукам, распространяясь по всему телу. Честно говоря, мне немного страшно. Меня пугает отсутствие эмоций, которые я почувствовала от Джая, когда он вошел в дом. От этого я содрогаюсь... в последний раз, я ощущала подобное отсутствие человечности внутри него, когда он сражался в туннелях под землей.

Он был жестоким.

Холодным.

Он был другим человеком, одержимым демоном, у которого была ненасытная жажда крови.

Джаю нравилось это. Он никогда этого не признает, но ему нравилось избивать своих противников до полусмерти, и я знаю, что его брат не освобожден от такого наказания. Насколько понимаю, я делаю Джоэлу одолжение, не позволяя подняться наверх, особенно если ему нравится его милое личико.

Джоэл пытается протиснуться своим большим жилистым телом мимо меня.

— Я же сказал, что хочу извиниться и только.

Я преграждаю ему путь, хлопнув рукой о стену перед его грудью, и смотрю ему прямо в глаза.

— И я сказала тебе дать ему минуту. Испытай меня, и я сделаю так, что ты больше никогда не увидишь свою драгоценную Монику. Понятно?

Разве похоже, что я играю? Разве похоже, что я мешаю ему подняться наверх потехи ради?

Нет.

И, клянусь Богом, я прирежу этого сучьего потроха, если он попытается меня оттолкнуть.

Мы застываем, глядя в глаза друг друга. Джоэл анализирует различные способы прохода мимо меня, не пихая меня в сторону. Проходит целая вечность, прежде чем он позволяет своему телу успокоиться и расслабляет мышцы.

— Ладно. Пусть будет по-твоему.

Он уходит, медленно и тяжело шагая по коридору к своей комнате, с чувством вины и грусти.

Спасибо Господу за это. Я выдыхаю и расслабляю мышцы, опуская обе руки на бедра. На данный момент, я даже рада, что осталась одна. За моими пределами нет никакого внешнего давления. Я делаю то, что хочу, когда хочу, и это не влияет ни на кого другого.

Повернувшись, я бегу вверх по лестнице, не в силах избавиться от желания утешить Джая. Мой разум по одному подсовывает воспоминания в голову — яркие воспоминания о тех временах, когда я отказывала кому-либо в утешении, предпочитая относиться к ним как к прокаженным, а не как к друзьям.

Ты никогда раньше не хотела никого утешать — даже Холли Питерсон, когда умер ее муж — а она была единственной, кто разговаривал с тобой, когда ты пыталась стать медсестрой. Может быть, ты начинаешь влю…

Я сглатываю, сжимая тонкие деревянные перила рукой.

Может, стоит просмотреть на «ВебДок» симптомы, которые появились у меня. Надеюсь, что эксперты на этом сайте развеют мои страхи перед страшной ошибкой на букву «Л», диагностируя по биению моего сердца и головокружению головы какую-нибудь угрожающую жизни проблему кишечника. (Примеч.: ВебДок / WebMD — это мобильное приложение по лекарствам, заболеваниям, и способам их лечения. Кроме того, программа может просчитать, чем вы больны по различным симптомам).

С этим я могу справиться.

Дело не в том, что я не хочу влюбляться, мысль об этом приятна, просто... эта привязанность.

Не могу справиться с привязанностью.

Знаю, я могу слишком привязаться, но неужели от того, что боялась привязанности так долго, для нее настал предел?

Что, если Джай разобьет мое и без того хрупкое сердце тяжелым каблуком ботинка?

Что тогда?