Сказки народов Бирмы

Сказки в сборнике группируются по народам, народы — по родственным культурно-языковым группам, внутри которых народы располагаются по степени развития фольклора, т. е. в относительной хронологии; народы, чьи сказки более архаичны, идут первыми. Сами группы народов расположены по важности их культурного наследия для современного устного творчества народов Бирманского Союза. Вначале, таким образом, помещены мифы, сказки и пр. нага, затем бирманцев и родственных им народов, потом — аустроазиатов (монов и палаунов), далее — каренов и шанов.

Сравнительно малочисленный народ нага, живущий с обеих сторон индийско-бирманской границы, в ее западной части, широко известен в мировой этнографической литературе благодаря многим архаическим чертам своей духовной и материальной культуры, обычно уже исчезнувшим у народов, насчитывающих десятки тысяч человек. Нага— крупный изолят, языковая принадлежность которого в целом точно не определена (но обычно их относят к тибето-бирманцам), происхождение — тоже не ясно.

В фольклоре нага большую роль играют мифы, есть волшебные сказки о людях и о животных, есть и бытовые сказки, но они отражают архаичность самого быта нага. Мифы нага в сборнике относятся к самым фундаментальным — о происхождении дня и ночи, происхождении людей; особая, обусловленная экономикой нага тема — перенаселение, возникающее из-за того, что экстенсивное хозяйство нага создавало постоянное демографическое давление. Многие мифы — общие для народов севера Юго-Восточной Азии, например миф о происхождении разных народов.

Обычная среда, где разворачивается действие, — деревня; классообразование у нага только начинается, вожди еще не приобрели черт эксплуататоров, У нага, и это весьма важно, в фольклоре нет упоминаний о государстве, о короле, даже о чужом. Боги нага —свои, не буддийские и не бирманские, это —семь великих богов и их глава.

Своеобразие устного народного творчества, не испытавшего влияния письменной литературы, видно и в манере изложения, и в сюжетах. Сами жанры еще не выделены четко, даже волшебная сказка и миф. Для фольклора нага характерна исходная нерасчлененность, вернее, расчлененность на непривычные для нас классы (разряды). Об этом говорит наличие сюжетов почти без сверхъестественного, самопроизвольные возникновения волшебных ситуаций, немотивированные поступки персонажей, непривычные для нас умолчания и недоговоренности. Причем часто в обычном сюжете встречается совершенно необычный ход. Так, наказав неблагодарного тигра («Хитрая лиса», № 10) и тем самым утвердив необходимость благодарности, лиса говорит спасенному ею человеку: «В мире нет благодарности», хотя обычно этот сюжет (возвращение спасенного, но неблагодарного существа в исходное бедственное положение) приводится для доказательства неправомерности неблагодарности.

Сюжеты и стиль изложения очень просты, все изложено языком народа, не знавшего письменности и городской жизни. Сказалось это и в сказках о животных, почти чисто этиологических,

Архаичным фольклором обладают и чины, народ, язык которого принадлежит к тибето-бирманской семье языков.

Понятие «чины» («куки-чины») объединяет группу родственных горных племен и народностей в горах северо-запада Бирманского Союза в бассейне р. Чиндвин. Численность чинов — более полумиллиона. Они занимаются земледелием в горах, охотой и собирательством, их социальная организация находится на грани формирования классового общества, но среди них есть и группы, у которых господствует первобытнообщинный строй.

Мировые религии лишь в небольшой степени затронули духовный мир чинских народов. Это в первую очередь буддизм, отчасти — христианство. В соответствии с этим в фольклоре чинов почти нет влияния городской культуры или следов воздействия развитых классовых религий. Среди предложенных в сборнике произведений мы видим миф, волшебную сказку, зачатки бытовой сказки с элементами волшебства и ранние этиологические сказки о животных. Текст сказок очень прост, все объясняется в том же повествовании, отсутствуют сложные реминисценции. Не только набор жанров, но и герои сказок довольно строго детерминированы социальной средой чинского общества, как и большинство стандартных ситуаций.

Место действия — деревня в горах, круг действующих лиц — семья или небольшое племя, живущее в одном месте. Руководит обществом вождь племени («владыка гор»), которому присущи некоторые чудесные свойства. Мир богов — свой, добуддийский, возглавляемый владыкой неба, служителей культа еще нет, нет и конкретных действий богов. Чаще выступают герои и чудовища, чудеса происходят повсеместно, сверхъестественное присутствует везде, но имеет довольно привычные формы. В число персонажей входит и король, но это — чужак, далекий враг, живущий в низовьях реки, где и были владения бирманских королей, угнетавших чинов.

Влияние буддийской религии не ощущается совершенно, волшебные сюжеты разворачиваются в обычной среде, и волшебство реализуется действующими лицами повседневности, временно и немотивированно приобретающими волшебные свойства (это приводит к внешнему сходству с бытовой сказкой). Есть случаи рождения от владыки неба, что дает чудесную силу, но по всему видно, что это — только появляющийся причинный ход. Развитие волшебного сюжета в повседневной среде приводит к непривычным комическим концам трагических сюжетов или, наоборот, к неоправданно, на наш взгляд, жестоким развязкам, причем о страшной смерти противника героя говорится мимоходом, как о чем-то обычном и естественной.

Обычная коллизия в чинских сказках — отношения мужа и жены (а не представителей разных поколений родственников, как часто в сказках, построенных на конфликтах в семье), передача власти вождем племени, борьба племен. Любимая тема, с которой начинает разворачиваться сюжет, порой стандартный, — жена оказывается в опасной ситуации вследствие нарушения запрета мужа, особенно запрета выходить за пределы «своей» территории (деревни, дома). Это встречается и в волшебной сказке, и в этиологической сказке о животных. Внешний противник — обычно чужой мужчина, внутренний — женщина (вдова или колдунья). Во всем этом поражает простота и социальная обусловленность сюжетов бытом чинов — воинственных горцев, часто вступающих в вооруженные столкновения, воюющих деревня против деревни, горные чины с долинными и т. д. Присущ чинам и такой распространенный и у их соседей сюжетный ход — чужак узнает о красоте жены героя по ее волосу, выловленному в реке.

В целом комплекс прост и архаичен, самостоятельных сюжетов мало, и они связаны с местными реалиями (иглы дикобраза). Многочисленные архаизмы (испытание по воле жены, коллизии, связанные с браком по любви) перемешаны с влиянием поздних бытовых сказок аустроазиатского происхождения, таких, как сказки о третейском суде, претерпевшие, кстати, в чинской среде значительные искажения и упрощения. Рассказ о капкане на дереве — яркий пример искажения и чрезмерного разъяснения социально не обусловленного сюжета, заимствованного извне. Зато в «своих» архаических сюжетах проявляются очень интересные слои ранних верований, сказавшиеся, например, в том, что доброжелателя-помощника убивает не противник, а сам герой, чтобы получить чудесное средство.

Религиозной основой ряда сюжетов является культ предков, духи (не боги) не играют заметной роли, возможно, они — более позднее явление в тибето-бирманской среде.

Другой народ тибето-бирманской языковой семьи, чьи сказки включены в сборник, — качины. Это земледельческий, экономически и культурно сравнительно развитый и многочисленный (около 300 тысяч человек) народ. У качинов уже сложилось феодальное общество, давно существует городская жизнь, шире распространен буддизм. Область на севере Бирманского Союза, населенная качинами, прочнее связана с населенными бирманцами долинами, чем многие другие горные области страны. Тем не менее буддизм, столкнувшийся здесь с формирующейся собственной классовой религией качинов, еще не стал преобладающим видом мировоззрения. У качинов явственно ощущается бирманское культурное влияние.

Формирование собственной религии привело к систематизации и усложнению качинской мифологии, что довольно легко можно проследить по сказкам сборника. Имеется много мифов о культурных героях, о происхождении различных предметов и их названий. У качинов много легенд, волшебных сказок; их социальная среда — большие деревни, племена, феодальные княжества; образ короля связав с чужими странами, как у инта. Есть у качинов и бытовые сказки, много сказок о животных, как ранних, этиологических, так и поздних, близких к эзоповским.

Сюжеты качинских сказок разворачиваются с ситуации недостачи, сформулированной в принципе так же, как у инта; как и у инта, есть смешанные, с нашей точки зрения, сюжеты. Действие происходит в стране качинов, по отношению к которой страна бирманцев рассматривается как соседняя, наряду с Индией и Китаем. Знакомство с миром — шире, часты такие реалии культуры, как письменность, портреты и пр. В семейных отношениях определенно проявляется патриархальное начало, в сфере духовной — деление духов на добрых и злых, приблизительно равных по силе и влиянию. Последнее отличает качинов, с их сформировавшейся собственной религиозной системой, от бирманцев, где указанная система противопоставления сил добра и порядка, сильных и организованных, разрозненным и «низким» силам зла охватывает все аспекты религиозной жизни. У сверхъестественных существ качинов есть своя иерархия, во главе которой стоят владыки тор. Напомним, что большинство династий феодальной Юго-Восточной Азии имели священный титул «владыки горы», делавший их сопричастными миру традиционных богов региона; у качинов мы видим этот малопонятный культ в живом виде. Буддизм еще не пустил глубоких корней, но уже окрасил в привычные тона мотив судьбы, привел к появлению подчеркнутого уважения к учебе.

В силу указанных выше причин миф занимает большое место в фольклоре качинов. Есть «чистые» мифы, есть мифологические зачины к волшебным сказкам, часть мифов смешана с волшебными сказками; часто вместе с мифом идет объяснение его ритуала, естественное в условиях формирующейся классовой религии. Здесь мы видим историю о потопе (с братом и сестрой и без их брака), о расселении современных народов региона; много мифов связано с культурными героями.

Волшебные сказки характеризуются не очень частым на западе Юго-Восточной Азии героем-победоносцем с богатыми вариациями на такие темы, как «царевна-лягушка», «Ромул и Рем», подвиги местного Геракла — Кхрай Но. У качинов есть во вполне очевидной форме эпос, что также выделяет их в пределах региона, типичны для эпоса — брат героя, завистник и убийца, в качестве основного антагониста, верная Пенелопа и прочие атрибуты эпоса. В этом жанре особую роль играют совершенно бесспорные заимствования у соседей бирманцев, из их средневековой художественной литературы, кое-как вставленные в волшебные сказки качинов, порой — большими неизмененными кусками. Волшебная сказка сплошь и рядом смешана в рамках одного произведения с бытовой, о чем говорилось выше как об особенности фольклора большинства народов страны.