Ирландские предания

Глава VII

— Нехорошо с твоей стороны смеяться над нами, — сказал Фиахна Финн.

— Кто же не посмеется над королем, примостившимся на ветке, и его армией, устроившейся вокруг него, словно куры? — ответил незнакомец.

— Тем не менее, — молвил король, — было бы учтиво с твоей стороны не смеяться над несчастьем.

— Мы смеемся, когда можем, — заметил незнакомец, — и благодарны за эту возможность.

— Ты мог бы вскарабкаться на дерево, — сказал Фиахна, — ибо вижу, ты человек воспитанный, и я вижу, что несколько ядовитых овец бросились в нашем направлении. Предпочту защищать тебя, — продолжил он, — чем видеть, как убьют тебя; ибо, — добавил он грустно, — я уже спускался, чтобы сразиться с овцами.

— Они не причинят мне вреда, — сказал незнакомец.

— Кто ты? — спросил король.

— Мананн, сын Лира.

Тут Фиахна понял, что незнакомец пострадать не может.

— Что ты дашь мне, если я избавлю тебя от овец? — спросил Мананн.

— Дам тебе все, что попросишь, если будет то у меня.

— Прошу власть твоей короны и царство на один день.

Фиахна задохнулся от этой просьбы, немного повременил, чтобы прийти в себя, а потом мягко ответил:

— Не позволю погибнуть ни одному ирландцу, если смогу спасти его. Все, что есть у меня, дают они мне, и все, что есть у меня, я даю им, и если должен дать и это, то дам, хотя мне было бы легче расстаться с жизнью своей.

— Договорились, — сказал Мананн.

У него было что-то завернуто в складках плаща, и он развернул и достал это.

То был пес.

И если овцы и были смертоносными, то этот пес был еще смертоносней, ибо жутко на него было взирать. Телом был невелик, а башка огромная, и пасть на этой башке откидывалась, словно крышка горшка. У башки той были не зубы, а крюки, клыки и штыри. Жутко было глядеть на ту пасть, страшно заглядывать, даже думать боязно; а из нее иль из широченного губчатого носа, что подрагивал над ней, рвался звук, который нельзя было описать словами, ибо был это не рык и не вой, а то и другое вместе; не хрип и не визг, а то и другое; не взлай и не скулеж, а то и другое, — ибо был это звук единый, составленный из всех этих звуков, и были в нем еще и визг, и тявканье, и протяжный хрип, и глубокое бульканье, и звук, похожий на визг ржавых петель, и еще много других звуков.

— Слава богам! — сказал человек, стоявший на ветке над королем.

— В чем дело на сей раз? — спросил король.

— Хорошо, что этот пес не лазает по деревьям, — ответил сей муж.

А человек на ветке над ним простонал:

— Воистину!

— Ничто так не пугает овец, как собака, — молвил Мананн, — и ничто не испугает этих овец, как пес сей.

Затем он спустил пса на землю.

— Песик, драгоценный, — сказал он, — беги зарежь овец.

И когда молвил он это, пес взвыл еще пуще, так что ирландцы заткнули уши пальцами, закатили глаза и чуть не попадали с ветвей своих от ужаса и испуга, который вселил в них этот вой.

Пес не стал медлить с выполнением приказа. Сначала он двинулся вперед медленно, вразвалку, а когда ядовитые овцы поскакали на него, он разом рванулся им навстречу и вскоре полетел так быстро, что видна была только башка его и броски. Обращался с овцами так: налетал на каждую и резал, ни разу не промахнувшись; один прыжок — один удар. Вцепившись, крутился как на петлях. Начиналось то кручение с укуса, потом вылетал с мясом клок, и овца уже билась при смерти. Через десяти мгновений все овцы лежали на земле, из каждой был вырван шмат, и все они были мертвы.

— Теперь можешь спускаться, — сказал Мананн.

— Пес сей не лазает по деревьям, — убеждающе молвил воин на ветке над королем.

— Хвала богам! — воскликнул сидевший над ним.

— Воистину! — сказал воин, сидевший еще выше.

А муж на соседнем дереве добавил:

— Не шевелите ни рукой, ни ногой, пока пес этот не подавится мертвечиной.

Однако пес не проглотил ни кусочка. Он подбежал к своему хозяину, а Мананн подхватил его и завернул в свой плащ.

— Теперь можете спускаться, — молвил он.

— Хотелось бы, чтобы издох этот пес! — сказал король.

Однако он все же спрыгнул с дерева, потому что не хотел показать испуг свой перед Мананном.

— Теперь можешь идти и сражаться с людьми Лохланна, — молвил Мананн. — И ты воцаришься над Лохланна до темноты.

— Я не против, — ответил король.

— Это не пустые слова, — молвил Мананн.

Затем сын Лира развернулся и пошел в сторону Ирландии вступить в свои права на день, а Фиахна продолжил биться с лохланнами.

Он победил их до наступления темноты и благодаря этой победе стал правителем Лохланна, королем саксов и бриттов.

Он передал Черной Карге семь замков с их землями и еще по сотне голов скота всех пород. Карга была довольна.

Затем Фиахна вернулся в Ирландию, и по прошествии некоторого времени жена родила ему сына.