Ирландские предания

Глава III

Случилось так, что люди Лохланна[69] выступили в поход против Ирландии. Огромный флот окружил утесы Бен-Эдара[70], и даны высадились, чтобы подготовиться к атаке, которая сделает их хозяевами страны. Фении во главе с Финном выступили против них. Он всегда не любил людей Лохланна, но на этот раз он выступил против них в страшном гневе, ибо они не только напали на Ирландию, но и встали между ним и величайшей радостью, которую он когда-либо знал в жизни своей.

Бой тот был тяжким, но коротким. Лохланнов отогнали к их кораблям, и через неделю в Ирландии остались только те даны, что были похоронены в ее земле.

Покончив с этим, Финн покинул победивших фениев и быстро вернулся на равнину Аллен, ибо не мог вынести ни одного дня вынужденной разлуки с Сейв.

— Не покидай нас! — воскликнул Голл Мак-Морна.

— Я должен идти, — ответил Финн.

— Неужели ты уйдешь с пира победы? — упрекнул его Конан.

— Останься с нами, вождь, — молил Кельте.

— Что за пир без Финна? — жаловались все.

Однако он не остался.

— Клянусь моей рукой, — воскликнул он, — я должен идти. Она будет ожидать меня у окна.

— Так оно и будет, — согласился Голл.

— Так и будет, — воскликнул Финн. — И когда она издали увидит меня на равнине, то выбежит через главные ворота мне навстречу.

— Было бы чудно и странно, если бы она не выбежала, — буркнул Конан.

— И я снова буду держать ее за руку, — доверительно шепнул Финн на ухо Кельте.

— Конечно, ты это сделаешь.

— И я снова гляну ей в лицо, — продолжил его господин.

Однако он видел, что даже любимый Кельте не понимал значения сказанного, и он с грустью и в то же время с гордостью сознавал, что никому это не объяснить и никто это не постигнет.

— Ты влюблен, сердце мое, — сказал Кельте.

— Точно влюблен, — проворчал Конан. — Сердечная услада для женщин — недуг и ничтожество для мужчин.

— И вправду недуг, — пробормотал предводитель. — Любовь ввергает нас в ничтожество. Недостает глаз, чтобы видеть все, что можно обозреть, и рук, чтобы ухватиться за десятую часть того, что хотим мы обнять. Когда я гляжу в ее глаза, страдаю, ибо не смотрю на ее губы, а когда я вижу ее губы, моя душа взывает: «Посмотри на глаза ее, посмотри!»

— Так это и бывает, — вспоминая, молвил Голл.

— Так и никак иначе, — согласился Кельте.

Победители припомнили те губы и поняли, что их предводитель уйдет.

Когда Финн увидел грандиозную твердыню, кровь в нем взыграла, ноги убыстрились, он то и дело взмахивал копьем в воздухе.

«Она меня еще не видит, — с грустью подумал он. — Она пока не может меня увидеть», — поправил он себя с упреком.

Однако в мыслях он тревожился, ибо думал только о том, и чувства его были неподвластны разуму, и считал он: будь он на ее месте, то увидал бы ее с вдвое большего расстояния.

«Думает она, что не смог вернуться с поля боя или был вынужден остаться на пиру».

Он думал, не мысля, и считал, что, поменяйся они местами, он бы знал, что ничто не помешало бы ему уйти.

— Женщины, — бормотал он, — они стыдливы, им не нравится выказывать нетерпение, когда за ними наблюдают.

Однако он знал, что ему дела нет, смотрят ли на него другие, и что ему было бы все равно, если бы он знал, что это так. И он верил, что его Сейв не обратила бы на это внимания и искала бы только его взгляд.

При этой мысли он крепко сжал свое копье и дунул так, как никогда не бегал в жизни, и потому через ворота огромной крепости промчался донельзя запыхавшийся и всклокоченный муж.

В Дуне[71] царил беспорядок. Слуги кричали друг на друга, и женщины заполошно бегали туда и сюда, заламывая руки и голося; когда же увидали они предводителя, ближние бросились врассыпную и все старались спрятаться друга за друга. Однако Финн перехватил взгляд своего домоправителя Гарива Кронана по прозвищу Громкий Ропот[72] и остановил его.

— Пойди-ка сюда, — приказал он.

Громкий Ропот безропотно приблизился к нему.

— Где Цветок Аллена? — спросил его хозяин.

— Не знаю, господин, — ответил испуганный слуга.

— Ты не знаешь?! — воскликнул Финн. — Рассказывай, что случилось!

И тот рассказал ему следующую историю.

Ты отсутствовал, и в один из дней стражники изумились. Они глядели с вершин Дуна, и Цветок Аллена была с ними. Она, вечно тебя высматривавшая, крикнула, что вожак фениев идет через кряжи к Дуну, и выбежала из крепости, чтобы встретить тебя.

— То был не я, — сказал Финн.

— Он имел твое обличье, — ответил Гарив Кронан. — На нем были твои доспехи, и лицом это был ты, и с ним были псы: Бран и Школан.

— Они оставались со мной, — сказал Финн.

— А похоже, они были с ним, — смиренно ответил слуга.

— Рассказывай далее! — прикрикнул Финн.

— Мы были обескуражены, — продолжил слуга. — Никог-да ранее Финн не возвращался до боя, и мы знали, что ты не мог добраться до Бен-Эдара или столкнуться с лохланнами. Поэтому мы умоляли госпожу нашу выпустить нас навстречу тебе, а самой остаться в Дуне.

— Правильно просили, — согласился Финн.

— Она и слушать не хотела, — зарыдал слуга. — Кричала нам: «Пустите меня, чтобы я могла встретить свою любовь».

— Увы! — вздохнул Финн.

— Она кричала нам: «Позвольте мне встретиться с моим мужем, отцом ребенка, что еще не родился».

— Увы! — простонал в отчаянии Финн.

— И она побежала тебе навстречу, а ты протягивал ей свои руки.

При этом мудрый Финн закрыл лицо руками, представляя, как все произошло.

— Сказывай дальше, — молвил он.

— Она побежала к этим протянутым рукам, а когда добежала, тот поднял руку. И тот коснулся ее ореховым прутом, и мы видели, как она исчезла, а на ее месте поднялась дрожащая лань. Она по-вернулась и побежала к воротам Дуна, а гончие, которые были не-вдалеке, помчались за ней.

Финн смотрел на него как потерянный.

— Они вцепились ей в горло… — прошептал дрожащий слуга.

— Ах! — страшно крикнул Финн.

— И они потащили ее обратно к тому, кто казался Финном. Три раза она вырывалась и бежала к нам, и три раза псы хватали ее за горло и тащили обратно.

— А вы стояли и просто глазели?! — рявкнул командир.

— Нет, хозяин, мы побежали, но лань исчезла, как только мы приблизились к ней, и огромные псы пропали, и тот, кто казался Финном, исчез вместе с ними. Мы остались среди высохшей травы, и взирали Друг на друга, и слышали лишь завывания ветра и страшный стук наших сердец.

— Прости нас, славный хозяин, — воскликнул слуга.

Однако великий предводитель ничего ему не ответил. Он стоял, словно онемев и ослепнув, и лишь временами изо всех сил бил себя в грудь сжатым кулаком, словно хотел убить в себе то, что должно было погибнуть, но не могло скончаться. Так он и пошел, бия себя в грудь, к своим покоям в Дуне, и не видели его до конца того дня и до тех пор, пока утром над Маг-Лиффи[73] не взошло солнце.

Прошло много лет с того времени, и Финн не сражался с вра-гами Ирландии, а лишь метался из края в край страны, искал и рыскал в надежде, что сможет снова наткнуться на свою красавицу из сидов. Все это время каждую ночь он спал, страдая, и каждый день вставал в горе. Каждый раз, собираясь на охоту, брал только тех гончих, которым доверял: Брана и Школана, Ломера, Брода и Ломлу; ибо если погонятся они за ланью, каждый из этих здоровущих пяти псов будет знать, та ли эта лань, которую нужно убить, или та, что нужно защищать; так для Сейв опасность была бы меньше и оставалась надежда отыскать ее.

Семь лет прошли в бесплодных поисках, и вот однажды Финн и фении из благородных охотились у Бен-Балбена[74]. Фении спустили всех своих гончих, ибо Финн потерял уже надежду встретить Цветок Аллена. Когда охота прокатилась по склонам холма, из лощины на верхотуре взлетел громкий лай гончих, и всю эту шумищу перекрывал дикий взлай псов Финна.

— Что там такое? — спросил Финн и ринулся со своими товарищами к тому месту, откуда доносился этот шум.

— Они сцепились со всеми псами фениев! — воскликнул вожак. Так и было. Пять матерых псов встали в круг и сражались сразу с сотней собак. Они были свирепы и страшны, и каждый удар их острых зубов нес беду для пса, его получившего. И сражались они не молча, как это было у них в обычае и как они были приучены; после каждой атаки поднимали они свои огромные морды вверх, и громко, настойчиво и тревожно звали своего хозяина.

— Они зовут меня! — проревел Финн.

С этими словами он помчался так, как бегал до того только раз, и люди, бывшие рядом с ним, полетели так, как не бежали ни разу в жизни. Они подбежали к лощине на склоне холма и увидали, как пять здоровущих гончих псов стоят кругом, отгоняя других собак, а внутри круга стоит мальчонка. У него были длинные красивые волосы, и был он наг. И не страшила его ни дикая схватка, ни гончие псы. Он не смотрел на собак, а глядел, словно юный принц, на Финна и его дружину, которая мчалась к нему, разгоняя свору остриями своих копий. Когда свара стихла, Бран и Школан с визгом подбежали к мальцу и начали лизать ему руки.

— Никогда они так не делали, — сказал кто-то. — Что за нового хозяина они себе выискали?

Финн наклонился к малышу.

— Скажи мне, мой маленький принц и сердце мое, как тебя зовут, как ты попал в середину охотничьей своры и почему ты голый?

Однако малыш не понимал языка мужей Ирландии. Он вложил свою ручку в ладонь Финна, и вождю показалось, будто эта маленькая ручка легла ему прямо на сердце. Он поднял мальчишку на свое огромное плечо.

— Мы кое-что словили на этой охоте, — сказал он Кельте Мак-Ронану. — И мы должны принести это сокровище домой. Ты станешь одним из фениев, мой дорогой, — крикнул он, глянув вверх.

Малыш посмотрел на него сверху вниз, и от благородного доверия и бесстрашия в этом взгляде сердце Финна растаяло.

— Ты мой олененок! — молвил он.

И вспомнил он ту саму лань, и, поставив малыша себе меж коленей, пристально и долго всматривался в него.

— Уверен, этот тот же взгляд, — сказал он своему встрепенувшемуся сердцу. — У него глаза Сейв.

Горе разом излилось из его сердца, и радость вскипела в нем единой волной. Вернулся он в лагерь, напевая, и люди снова увидели в нем своего почти позабытого веселого предводителя.

Когда-то Финн не мог разлучиться с Сейв, так и теперь его нельзя было разлучить с этим мальчуганом. Для него он придумал тысячу имен, одно нежнее другого. Он называл его «мой олешек», «мое сердечко», «мое тайное маленькое сокровище», или же «моя песенка», «моя цветущая веточка», «кладезь моего сердце» и «душа моя». Псы, как и Финн, также были без ума от мальчишки. Он мог преспокойно усесться посреди стаи, которая любого другого разорвала бы на куски, а причина была в том, что Бран и Школан со своими тремя щенками все время следовали за ним, словно тени. Когда он был среди других псов, эти пятеро всегда были рядом, и поистине жестоки были их взгляды, которые они обращали на соседей своих, когда те подходили слишком близко или не проявляли должного смирения. Они гоняли стаю по одному или все вместе, пока все гончие на псарнях фениев не усвоили, что этот мальчуган был их повелителем и что в мире нет ничего более драгоценного, чем он сам.