Следователь по особо секретным делам

6

– Может быть, – закончил свой рассказ Николай, – братья-демоны поволокли Комарова в седьмой круг ада, где в раскаленной крови варят разбойников, совершивших насилие над ближними и их достоянием. Ему там самое место. Пусть в Дантову структуру ада я и не особенно верю.

Они все снова сидели в кабинете отставного лекаря Михаила Достоевского – во флигеле Мариинской больницы.

– А те четверо, которые помогали тебе? – спросила Лара.

– Думаю, они отправились туда, где изначально было их место – как невинно убиенных.

– А как же вам удалось убедить их сотрудничать? – изумился инженер Хомяков. – Ведь здешние обитатели живых людей на дух не переносят! – Он смутился было, но потом всё-таки продолжил: – Даже я чувствую к вам некоторую неприязнь. Вы уж не обижайтесь, товарищ Скрябин.

– Да и я бы на вашем месте наверняка чувствовал нечто подобное. Однако люди, покинувшие мир живых, часто сохраняют огромный потенциал мщения. – Николай подразумевал и Ганну Василевскую, но сейчас вел речь не о ней. – А души невинных жертв только потому и застряли здесь, что их удерживал неутоленный гнев.

– Так вы отыскали лошадников, убитых Комаровым в вашей Москве? – Михаил Андреевич Достоевский впервые глянул на Скрябина с нескрываемым уважением – почти с восхищением. – И с их помощью пленили его?

– Я и выманил Василия Комарова из его убежища тоже с их помощью.

При жизни душегуб всегда выбирал своими жертвами тех, кто уже изрядно набрался или же готов был угоститься в компании с ним. Он явно не рассчитывал одолеть тех людей, чьи рефлексы не были приторможены алкоголем. А такие, как Комаров – Скрябин помнил это по прослушанному в университете курсу криминалистики – свои привычки не меняют почти никогда.

– Выходит, – проговорила Лара, – те четверо – они теперь отсюда ушли?

– Перешли, да, – кивнул Скрябин. – У них не осталось тут неоконченных дел. Однако это не значит, – он повернулся к отставному лекарю, – что там, в нашей Москве, нам не понадобится ваш артефакт. Оттуда духам изгнанья осуществлять переход не в пример труднее.

Михаил Достоевский, не говоря ни слова, шагнул к своему письменному столу, отпер его верхний ящик и вытащил оттуда замшевый мешочек.

– Подойдите сюда! – позвал он Николая и, когда тот встал рядом с ним, велел: – Вытяните руку ладонью вверх!

Михаил Андреевич растянул узлы на замшевом мешочке и вытряхнул на ладонь своему гостю тускло блеснувший солид. После чего громко, раздельно произнес:

– Я, раб Божий Михаил, передаю тебе, раб Божий Николай, вещь сию – по доброй воле и без принуждения. Можешь употреблять её так, как ты сам пожелаешь. А если я и впрямь узнаю что-то, о чем захочу тебя предостеречь, то сделаю это – задним числом. Это не будет важно. Здесь, у нас, прошлое и будущее – одно и то же. Правда, напрямик я вряд ли смогу с тобой говорить. Таким, как я, подобное не под силу, даже если нам удаётся пробиться в ваш мир. Но ты ведь не дурак – сам смекнешь, в чем дело.

С этими словами он положил замшевый кошель поверх монеты. И солид с изображением императора Константина Великого будто сам собой запрыгнул в него.

– Однако погодите радоваться, – сказал отставной лекарь, когда Николай Скрябин опустил мешочек с бесценной реликвией во внутренний карман своего пиджака – но не в тот, где лежал брегет. – Я должен вам кое в чем признаться.

Николай совсем не счел добрым знаком, что Михаил Андреевич снова перешёл с ним на «вы». И, когда тот сделал своё признание, почти и не удивился.